Вячеслав ЯШИН
Крупный план: Смирение паче гордости
Лоис Буджолд известна прежде всего как автор НФ; четыре «Хьюго», полученные в разные годы за сагу о Форкосиганах, тому подтверждение. Предыдущий же ее опыт в жанре фэнтези — роман «Кольцо духов» — оказался добротной, аккуратной, изящной, но ординарной вещью. Исторический анекдот про дочь мага-ювелира Фьяметту легко читался, но не принес того же головокружительного успеха, как книги про Майлза. И вот почти десять лет спустя писательница предприняла вторую попытку погрузиться в мир фэнтези. Роман-фэнтези «Проклятие Шалиона» (ACT, 2002)открыл новый цикл.
Роман уже успел попасть в номинации на «Хьюго» и «World Fantasy», признан читательским выбором года на SfSite, получил престижную награду «Мифо-поэтика».
Шалионский цикл рассказывает о мире, имеющем очевидные параллели с Испанией эпохи Возрождения — одном из любимых исторических периодов Лоис Буджолд, «временем брожения и изменения», по ее словам. Явным прототипом главной героини романа, принцессы Исель, стала юная Изабелла Испанская: забавно, как будущая правительница решает судьбу своего замужества, втыкая флажки на карте, точно полководец перед сражением. Впрочем, держав, о которых идет речь в «Проклятии Шалиона», на карте Европы не найти: это десяток небольших королевств Ибранского полуострова, находящихся друг с другом в запутанном состоянии вражды, союзов, торговли или передела земель. Особая теология — основная «изюминка» этого мира, над которым простерла свою руку пятерка Святой Семьи богов. Отец, Мать, Дочь и Сын поделили меж собой и взяли под свое покровительство четыре времени года. Но есть и пятый — Бастард, божество для одних верующих и дьявол — для других, бог бедствий и катастроф всех времен года, повелитель демонов и держатель равновесия. Он — последнее прибежище отверженных душ и последний, к кому можно воззвать о справедливости, заплатив за чужую смерть собственной жизнью. — Главный герой романа Люп ди Кэсерил, некогда блестящий офицер и придворный, из-за предательства на долгие месяцы сделался галерным рабом. После этих злоключений в душе у него не осталось, живого места — как и нетронутого клочка кожи на спине. Единственное, чего он ищет, — мира и покоя при дворе своего давнего покровителя, где некогда в юности служил пажом.
Однако в мире этом люди — еще и уста, которыми говорит Святая Пятерка. Сочетание полной свободы воли, дарованной жителям этого мира, и добровольного смирения лучших из них перед волей богов порой рождает Святых. Опасный и великий жребий: «Самые свирепые проклятия богов обрушиваются на нас в ответ на наши собственные молитвы», — замечает одна из героинь. Может ли Кэсерил догадаться, что золотая монета, упавшая на проезжей дороге в его руки щедрой милостью Дочери, богини весны, породит цепь странных и причудливых событий? Что он станет доверенным лицом юной королевны, столкнется со своими давними и смертельными врагами, воочию увидит демонов и богов?
Предыдущий мир, созданный Буджолд, Барраяр, оставался совсем нерелигиозным даже в века Изоляции, при средневековом укладе жизни.
Поэтому переход к миру, где истинная вера порой является единственным средством спасения — неожиданный для читателей Буджолд поворот.
Однако другой мир потребовал и совсем другого положительного героя. Да, Кэсерил — человек порядочный до щепетильности, стойкий и храбрый, прекрасно образованный, отлично разбирающийся в людях и умеющий их за собой вести. И, как все буджолдовские настоящие мужчины, не видит ничего зазорного в том, чтобы склонить голову перед сильной женщиной… Но в отличие от Майлза Форкосигана, склонного бороться со своей судьбой во всех ее проявлениях и прошибать головой любые стены, встающие у него на пути, Кэс, скорее, фаталист. В сложной ситуации он предпочитает не действовать, положась на удачу, а сперва пытается разгадать, какого же поступка ждут от него боги. Такой герой может показаться либо чересчур правильным, либо слишком пассивным. Не сразу распознаешь предельную энергию именно в этом смирении, в упрямой силе духа, которому не может помешать даже Смерть.
Такой герой может показаться либо чересчур правильным, либо слишком пассивным. Не сразу распознаешь предельную энергию именно в этом смирении, в упрямой силе духа.
Среди прочих персонажей порой проглядывают знакомые лица: галантный, красивый и прямодушный Палли с его грубоватым беззлобным юмором, или деятельная и неунывающая юная Бетрис, или старая провинциара Валенды, строго следящая за тем, чтобы при ее дворе все было «правильно и как должно», или искушенный в интригах король Лис Ибры, умело готовящий себе смену и аккуратно устраняющий из линии престолонаследия строптивого сына. Но оригинальности в мире и сюжете книги все же гораздо больше, чем случайного сходства. В первую очередь, в проявлениях воли богов. Это и обряд похорон, когда один из Пятерки забирает душу умершего, посылая к его гробу священных животных. И Святые — люди, не более добродетельные, чем прочие, но обладающие достаточной силой воли, чтобы предложить свою душу избранному божеству. И само шалионское проклятие, рожденное не злобой или ненавистью, но всего лишь не исполненным предназначением великого человека. Все это создает целостную картину мира, где чудеса совершают боги, но добро и зло несут в него только сами люди.
Анна ХОДОШ
Александр ГРОМОВ. ЗАВТРА НАСТУПИТ ВЕЧНОСТЬ
Москва: ACT, 2002. — 366 с. (Серия «Звездный лабиринт»). 10 ООО экз.
В конце концов писателю тоже нужно отдохнуть. И дать отдохнуть своим читателям, заплутавшим на длинном пути исследования системы Власти, на который вступил автор годы назад. Новый роман А.Громова гораздо более свободен от добровольно взятых на себя обязательств; прозаик наконец-то предстает не исследователем, а повествователем. На смену конфликту идеологий пришел конфликт личных позиций. Для поклонников творчества А.Громова это своего рода книга-перевертыш: ранее действие было подчинено центральной идее (и напряжение создавала она), теперь же идея вырастает из действия. Но в таком случае акценты неизбежно оказываются иными. Когда писатель, захватив верховную власть на территории романа, твердой державной рукой ведет своего героя к осознанию Государственной Истины, персонаж не способен сопротивляться. Когда же прозаик, снисходительно напутствуя: «Живи, как хочешь», дает ему волю, то вскоре с удивлением обнаруживает, что у героя, оказывается, есть собственный взгляд на вещи. Герой — как осознавшая себя личность — совершенно не желает «добровольно и с песней» подставлять свою выю под железное ярмо. И тут сразу же возникает классический колючий вопрос — о честности художника. Загнать героя обратно в тенета нетрудно: все литературно-силовые «структуры» подчиняются творцу. Но уж коль скоро «я пришел дать вам волю», терпи, сцепив зубы, все выверты граждан своей державы.
