Мобилизовав и настроив на волну все отделы мозга, я все же смог разобрать: «Передай Михаилу Дмитриевичу». И дальше шло все то же уравнение и несколько его вариаций. Уравнение, описывающее тактовую частоту в живых существах и явлениях неживой природы… Я уже догадывался, что оно означает, но мне нужно было получить еще одно подтверждение. И я спросил, вкладывая в сигнал всю энергию аккумуляторов: что же описывают уравнение и его вариации? И почти не удивился, услышав в ответ: «ПУЛЬСАЦИЮ ВСЕЛЕННОЙ».
С болью я отметил, что за эти месяцы он изменился. Морщинистый лоб стал словно бы еще выше, седина пробилась там, где ее раньше не было. Он пожевал толстыми губами и в ответ на мое приветствие сказал:
— Здравствуй, сынок.
Протянул руки…
Я обнял его и осторожно прижал к себе, одновременно пытаясь передать ему часть своей энергии. Он заметил мои попытки, растроганно улыбнулся, отстранился и погрозил пальцем:
— Однажды сказал старый заяц, глядя на молодого льва: «Что-то мой сыночек слишком быстро растет…»
Он покачал головой, пристально глядя мне в глаза, и сказал:
— Важно, что ты смог не только узнать, но и понять…
Раньше мы не всегда понимали друг друга с полуслова. Оставались недомолвки, связанные с тайной моего рождения. Теперь они исчезли. Он воссоздал во мне, синтезированном человеке, сигоме, модель личности своего сына, погибшего во время опыта. Теперь я должен совершить то, чего не сумел его сын. А для этого отец дал мне то, чего не мог дать единокровному сыну, — силу и совершенство, которыми не обладает никто из людей. Наверное, ему было нелегко решиться на это. Отважился бы я на такой подвиг? Впрочем… Впрочем, он принял меры безопасности. Ведь есть программа, которую он заложил в меня. Программа заставляет меня кого-то любить, кому-то противостоять, определяет границы моих возможностей. Она и служит гарантией безопасности для людей. Что ж, вполне логично и разумно. Я бы поступил так же на месте отца… И все же страшно вспомнить, сколько мучений доставили мне мысли о программе, о границах, через которые я не смею перешагнуть. И самой болезненной занозой была мысль: насколько сходны правила программы с правилами поведения людей, а насколько — с законами робототехники? Чего в них больше, на что они больше похожи?
— Знаю, у тебя есть вопросы ко мне, — сказал отец. — Лучше будет, если ты выскажешь их сразу, чтобы между нами не оставалось никаких неясностей.
— Да, отец, вопросы есть. Эта женщина в подводном городе, Людмила, была невестой моего брата?
Я не побоялся назвать его погибшего сына своим братом. Это была только малая доля благодарности отцу.
Он молча смотрел на меня, и ответа уже не требовалось. Я попросил:
— Покажи мне его фотокарточку.
— Лучше я вспомню его, а ты загляни в мою память. Разрешаю.
Да, мы были похожи и внешне, но Людмила все-таки сумела заметить разницу.
— Что же ты хочешь узнать от меня еще, сынок?
Сказать ему? Не причиню ли я ему боль, не разбужу ли опасения?
— Расскажи мне о границах программы, заложенной в меня…
С тревогой я ждал его ответа. Конечно, он может и просто ничего не сказать или ответить уклончиво. Он имеет на это полное право. Он — мой создатель. Он вызвал меня из небытия, подарил мне жизнь. Кем бы я был без него? Разрозненными клетками, куском пластмассы, металлическими проводами… Он подарил мне возможность мыслить, рассчитывать, сопоставлять, воображать, видеть землю, море, людей, общаться с ними, чувствовать… За это я должен быть бесконечно благодарен отцу, а не просить ответа на вопросы, которые могут быть ему неприятны. Но ведь он сам спросил меня… Он сам… А не цепляюсь ли я за его слова, используя их как предлог для собственного оправдания?..
Я почувствовал, как начинают болеть виски от напряжения. Миллионы расчетов, миллионы мыслей в секунду. Для чего? Сейчас они ни к какому решению не приведут. Сейчас это преимущество моего мозга — быстродействие — лишь усиливает бесплодные сомнения, кружение мыслей, которое не разомкнуть никакими доводами. Это может сделать только человек, создавший меня. Если захочет. Если пожелает. И мне остается ждать…
А отец ласково улыбнулся, как улыбаются ребенку, приподнялся на носках, чтобы дотянуться рукой до моего плеча.
— Границ нет, сынок, не волнуйся напрасно. Даря существу разум и возможность перестройки, нельзя давать жесткую программу. Ты мог бы и сам додуматься до этого…
— А что же такое «направляющий импульс»? Ты обещал когда-то ответить на этот вопрос, когда я вернусь.
— Поиски истины, сынок, и ничего больше. Ты всегда был свободен в своей любви и неприязни. Ты действовал в соответствии со своим разумом.
Наконец-то я понял, что принимал за жесткость программы. Это была логика событий. Да, наконец-то я понял это, и подозрение, сковывавшее меня, как цепь, разомкнулось и спало. Впервые я мог по-настоящему расслабиться перед отцом, уподобиться человеческому детенышу. Я опустился на стул, жалобно скрипнувший подо мной. Теперь отцу уже не нужно было тянуться к моему плечу, и я чувствовал там теплоту его руки.
— У тебя есть еще вопросы, сынок?
— Я принимал сигналы из космоса от существа, которое назвалось моим братом. Кто это?
— Сигом… Созданный раньше… Посланный в дальний космос, к границам нашей Вселенной. И за ее пределы.
Я понял содержание пауз. Они возникали из-за его деликатности. Он не хотел говорить: «Сигом, такой же, как ты, но созданный нами раньше тебя». Боялся неосторожным словом причинить мне неприятность.
— Когда он вернется, — продолжал отец, — и вы встретитесь, многие тайны Вселенной перестанут существовать. Счастливы будут люди, дожившие до того дня.
— Он успел мне сообщить кое-что важное…
Отец молчал, выжидая. На виске пульсировала голубая жилка.
— Он передал мне цифровую характеристику пульса Вселенной. Она совпадает с той, что получил я, исследуя живые существа и явления неживой природы, сравнивая общие закономерности.
— Значит ли это, что нет резкой разницы между живой и неживой природой?
— Разница есть. Ведь имеются два момента пульсации — пик и спад. В Солнечной системе, например, им соответствует основной уровень электрона на атомной орбите и более высокий, на который выталкивает его фотон, испускаемый Солнцем. Жизнь проявляет себя между двумя этими процессами, возвращая электрон на устойчивый уровень. Имеется фаза жизни, четко обозначенная в пульсации. Настолько четко, что ее можно принять за направленную информацию. Но внутри самой фазы жизни нет резких границ между уровнями, а значит, и между различными ее формами. Переход сопровождается постепенным усложнением…
