– Я здесь, равви, – сказал Грелич. – Но вы знаете, я никогда не был верующим. Я даже в Бога не верю.
– Вас сдерживает не Бог, а традиции.
– Принимаю это, равви. Ведь я здесь.
– По моему приказу вы освободите тело, которое по вашему желанию и осознанным действиям больше не принадлежит вам.
– У меня было чудовищное настроение, когда я решился на это, – сказал Грелич. – Жизнь казалась бессмысленной. Но и полужизнь не рай.
– Сейчас я поставлю подпись под этим документом, – продолжал раввин Шапковский. – Когда последняя черта моего имени будет дописана, вы исчезнете, Мои сей Грелич, и отправитесь туда, куда отправитесь.
Писарь вручил раввину перо и придвинул к нему пергамент. Раввин очень медленно стал выводить свое имя.
А Ричи окунулся в свои мысли. Он вспомнил, что еще не успел порасспросить Грелича о Ницше и Камю и о важных вещах, о которых заходил разговор. Он вспомнил гроссмейстера Бобула и официанта-переводчика-агента Лейбера. Ричи понимал, что без Грелича он никогда не пойдет в заведение Ратштейна. Он решит, что этот агент бесперспективен – да и как опустившийся румынский официант в еврейском ресторане сможет сделать для него что-нибудь на американском рынке? Еще он никогда не увидит Соломона. А если увидит – что сможет ему сказать? А Ричи хотел бы попросить Соломона поведать о своей жизни. Хотя Соломон вряд ли захочет даже рассказать Ричи про старые добрые времена в Аддис-Абебе и про то, как чернокожие стали иудеями. Ведь Ричи будет повинен в смерти его друга.
Греличу, конечно, некого винить, кроме себя. Он сам приговорил себя к смерти. Но по-дружески ли это – позволить умереть своему другу и даже способствовать его уходу, особенно когда суицид отступил и больше не манит? Расценивать ли это как акт милосердия и закончить то, что Грелич сам же и начал (пусть даже в нездравом уме)? Вряд ли.
Ричи подумал о своей небольшой и неблизкой семье. Мать умерла. Отец отошел в мир иной в дорогом доме престарелых в Аризоне. Младшая сестра изучает библиотечное дело в Вассар-колледже. Они давно не виделись, даже не переписываются.
Та новая семья, которая возникла вокруг Грелича и приняла к себе Ричи, сулила новые интересные переживания. Ему придется забыть о них, как только он избавится от Грелича.
Неожиданно Ричи возжелал отмены церемонии, отмены казни. В его голове достаточно места для двоих – для него и для Грелича.
Раввин закончил свою подпись и воззрился на Ричи. Его брови вздернулись.
– Ну? – спросил он.
Раввин сделал жест, пламя свечи задрожало и погасло.
Ричи сел на кровати. Ух ты! Неужели! Посмотрел по сторонам, потрогал лицо. Новое, но такое знакомое лицо Моисея Грелича.
– Грелич, ты здесь? – спросил он.
Тишина.
– Грелич! Подъем! Не дури! Давай поговорим!
Нет ответа.
– Ох, Грелич, – сказал Ричи, почувствовав, как его сердце разрывается. – Где ты? Скажи, что ты еще здесь.
– Ну и? Здесь я, где мне еще быть? – послышался знакомый голос в голове.
– Боже, как ты меня напугал. Еще этот дурацкий сон. Мне снилось, что нас разводит раввин.
– Не понял. Мы что, муж и жена, что раввину нужно нас разводить?
– Нет, но очень близко. Сосед по комнате. Сосед по мозгам. В определенном смысле много ближе, чем муж и жена.
– Где ты подхватил эту болезнь? Я имею в виду болтливость?
– Это не пустой треп! Мне надо, чтобы ты был здесь. Я хочу позвонить Соломону и Эсфири и опять встретиться с ними вечером у Ратштейна.
– Уже договорились. Снова хочешь потолковать со своим румынским агентом? У тебя нет мозгов, Ричи.
– Если мне покажется, что он обстряпывает свои темные делишки, то никогда не попрошу его представлять мои интересы. Но, может быть, он честный шлемель? Посмотрим.
– У меня есть сюжет для рассказа, – сказал Грелич.
– Будет интересно услышать.
– Давай завтра. Сегодня лучше поспим, ладно?
Ричи согласно хрюкнул. И снова Грелич сразу рухнул в сон, а Ричи лежал на кровати и смотрел на игру света и тени на потолке. Затем все же провалился в дрему. Последней мыслью было: завтрашний день настанет для них обоих – для Ричи и Грелича.
Широкая старая арена. Стены из кирпича и тесаного камня. На трибунах полно мужчин и женщин в праздничных одеждах. Над головой жаркое солнце заглядывает в прорехи облаков. Операторы в первых рядах проверяют и регулируют камеры.
Это арена корриды в испанском городе Альмерия.
Под трибунами – комната, дверь из нее ведет наверх. Раньше оттуда выходили на арену матадоры. Но теперь вместо матадора Рон Джеймс, одетый в красный с золотым и серебряным шитьем костюм тореро. Однако шпаги нет. Рон совершенно безоружен.
Сегодня не обычная коррида. Сегодня корпорация ГИК сняла арену для съемки эпизода шоу «Поставь на кон планету!» и раздала бесплатные билеты всему городу.
Арена заполнена целиком. Всем интересно увидеть, что американцы придумали на этот раз. Мэр города не в своей отдельной крытой ложе. Он сдал ее персоналу ГИК, ее комментаторам и операторам, которые запишут происходящее и объяснят огромной американской аудитории, что именно она наблюдает. А эта аудитория уже пресытилась спецэффектами. Ей нужно знать наверняка, что она видит настоящую опасность и риск.
В комнате под ареной тренер хлопает напоследок Рона по спине. Говорит:
– Не забудь, этот бык цепляет левым рогом.
Рон кивает. Он скован возбуждением и страхом. От прикосновения тренерской руки он кривится. Ему не хочется выходить к быку. Но надо. Потому он встает и выбегает на арену, машет публике. И замечает быка в тот же момент, когда бык замечает его.
Облака исчезают. От безжалостного солнца на песке черные, резко очерченные тени. Зрители в нетерпении подались вперед.
– Перед вами наш единоборец Рон Джеймс!
Сегодняшнее шоу ведут два комментатора, обслуживающие огромную теле– и радиоаудиторию. О выходе на арену объявил Ред Карлайл, бывший квотербек «Сорок девятых», неимоверно популярный телекомментатор, высокий мощный мужчина с внешностью кинозвезды.
– Народ, ему нужно всего лишь пересечь арену! – сообщает Карлайл. – Всего лишь добраться до баррикады на другом ее краю. А потом вернуться на прежнее место. Кажется, проще пареной репы, правда? Но вот загвоздка: бык может помешать. Друзья мои, эта арена древняя, но быки-то новейшие. Их немножко изменили в лабораториях ГИК, Галактической игровой комиссии. «Усиление» – вот как называется это новшество. Они гораздо быстрее и умнее любых быков, произведенных природой. Они человекоубийцы. Великолепные охотники. Львы для них – как для нас бифштексы. Обычный лев не имеет шансов выстоять против такого быка!
