— Айбис! — вырвалось у меня.
Спина Лиен напряглась.
— Что ты сказал?
— Айбис. Имя мурикси.
— Ее зовут Эйнис, она моя сестра.
По развивающейся мантии птицы-криворога побежали цветные волны.
Лиен выглядела удивленной.
— Она хочет говорить с тобой. Позже. Твой скакун не привязан?
— Ты же видела…
— Значит, не пропадет. Поехали.
И прежде, чем я успел что-либо сказать, она подпрыгнула и оказалась на мантии Эйнис, словно на ковре. Мурикси надвинулась на меня, подцепила краем и бесцеремонно забросила туда же.
Эйнис несла нас, обняв складками плаща. Она пропускала сквозь себя солнечный свет в обход наших тел, и стороннему наблюдателю казалось, что в небе ничего нет. Вот поэтому я и встречал мурикси лишь однажды, когда она сама захотела показаться, и не зря это слово переводится со староферсейского как «невидимка». На самом деле, вполне может быть, что их не так-то уж и мало в природе.
Земля проглядывала сквозь студенистое на вид тело птицы-криворога как дно ручья через бегущую воду. Можно опознать: под нами лес, поля, море, пустыня, обрывистые холмы, опять море…
Теплое тело Лиен прижималось ко мне левым боком. Не знаю, чувствовала ли она что-нибудь, но мне этот полет дался тяжело: постоянно приходилось удерживать на расстоянии ложное ощущение ее доступности, желанной близости — чтобы оно не затопило рассудок.
Но вот под нами засверкали, запереливались отраженным солнцем многие тридевятки огоньков — плавучий остров. Эйнис плавно снизилась и отпустила нас прямо на огромный прозрачный панцирь, на треть занятый копошащимися папперонами — фиолетовыми пузырьками с ножками, медленно плавающими вверх-вниз в мутной воде. Вокруг, насколько хватало глаз, едва покачиваясь на волнах, лежали такие же плавучие панцири: паппероновые плантации Хозяев острова — их неиссякаемый, надежно защищенный источник пищи.
Мы сползли вниз, на пружинящий «настил», образованный прочными соединительными лентами. Я вопросительно посмотрел на Лиен. Она молча подняла руку: жди.
Вскоре три больших панциря нехотя разъехались в стороны, вода заплескалась между ними, и на поверхности появился покатый борт подводной лодки. Мы плавали на такой же в озере рядом с Солнечным городом. Лодка святош? Как интересно…
Быстро погрузившись на небольшую глубину, она вошла в подводную пещеру и всплыла там. Возможно, над нами не слишком уж и много воды.
Мы выбрались из лодки. Низко нависающий потолок, два светильника в традиционной форме перевернутой трехгранной пирамиды… Дорожка посыпана красным песком… Мы в храме Звездного огня, что ли?
Я напрягся. И тут же нам навстречу вышли два ритуальных стража. Их тонкий узор скрыт краской служения, но и по ней самой нетрудно догадаться — они посвящены Рыбаку. Тому самому, в храме которого мы попали в засаду. Где была убита мать Лиен. Как же звали жреца…
— Не обращай на них внимания, — Лиен кивнула на стражей. — Следят за мной, пока я тут, и охраняют. Вместе нас было трое, теперь четверо.
Я улыбнулся ее шутке: три — священное число, почитаемое святошами, число Жемчужины, четыре — число Весенницы, которой служит Лиен.
— Здесь храм Рыбака?
— Вроде того. Убежище несогласных. Твой Пол угадал местоположение, отсюда можно доплыть до выхода из бухты, которую ты описал.
— Но…
— Ты искал плавучий остров. Семь оборотов назад его здесь не было. И меня — тоже.
— Но…
— Хозяева островов помогают нам. Мы приманили их сюда, они скрыли нас от парящих. Но лодка не может отходить далеко, ее видно с неба. Даже ночью стало опасно. Они что-то делают с глазами парящих. Вживляют что-то… противоестественное. Чтобы видели тепло, как мурикси.
Она говорила тревожные вещи, но ее бархатистый голос успокаивал.
Мы прошли в комнату для трапезы и перекусили. Треугольный стол уже не удивил меня: раз это строили жрецы, пусть и заговорщики, я бы удивился любой другой форме.
Периодически Лиен, словно испытующе, оглядывала меня.
Однажды мне показалось, в ее глазах мелькнули одновременно узнавание, сомнение и испуг.
Стол убрался, мы остались сидеть друг напротив друга на низких диванчиках.
— Скажи, эта… Катя… Ты не видел ее? — спросила она вдруг.
— Нет, — честно ответил я.
— А Пола?
Ну вот и приехали. Теперь придется рассказывать все. Или можно обойтись минимумом? Сокрытие части правды ведь не является ложью, которая так ненавистна жрицам Весенницы? Я не буду лгать.
— Видел.
— Но ведь… Не здесь?
— Нет. Я видел его… во сне. Или в видениях.
— У тебя бывают видения, Ксената?
Она впервые назвала меня по имени с момента нашей встречи. Словно пробуя его на вкус.
— Бывают. И голос. Пол говорил со мной.
Я ступил на зыбкую болотистую почву, ни в коем случае нельзя испугать Лиен неосторожным словом, нельзя вызвать в ней подозрений — мало ли, что жрица Владычицы времени ожидает услышать.
— Ксената… Откуда ты знаешь о Айбис?
Вот этого вопроса я, признаться, уже никак не ожидал.
Глаза Лиен смотрели на меня почти в точности как тогда, во время путешествия от крепости Костей, но в них была какая-то непонятная мне неуверенность.
И я решился прыгнуть в этот омут с головой. И будь что будет.
— Это птица твоей матери.
Лиен побледнела.
— Продолжай…
— Ты не помнишь меня?
— Продолжай…
— Тебя звали Нарт. Твою мать — Армир. Вы жили в Нагорной, неподалеку от пустыни. Она послала тебя и Трану, вашего слугу, подобрать меня. Рожденного Пустыней…
Я выжидающе глянул на нее. Ее губы пошевелились:
— Продолжай.
— Сургири захватили вас. Подселили вам чужие сознания. Ты справилась и обманула их. Трана не справился. Он погиб. Ты сбежала. Мурикси Айбис вытащила меня из плена сургири и принесла в Нагорную. Оттуда мы летели на вирмане к берегу Гем. Жили в песках. Твоя мать, моя наставница, учила меня видеть миражи. Ты помнишь, Нарт?
Я назвал ее так, чтобы дать зацепку. Она прикрыла глаза и сделала жест рукой: продолжать.
— Мы полетели через Гемское море. Оставили вирману в пещере, вышли через подземные ходы в Солнечный город. Наставница вела нас в храм Рыбака. К Гаруссе. Но нас ждала засада.
Лиен подняла на меня глаза, полные слез:
— Ксената… Что с ней? Что с Алар?
Мое горло сжалось, но я смог выдавить слова:
— Она погибла. Умерла мгновенно. Огнелуч в голову. Не думаю, что они опознали ее.
Лиен молча смотрела на меня сквозь слезы. Не останавливаясь, они текли по ее щекам.
Не в силах больше сдерживаться, я пересел к ней и неловко прижал к себе. Ее голова склонилась ко мне на плечо, материя на нем тут же промокла.