Со стороны Северного моря дул пронизывающий ветер, беспрепятственно проносясь над плоской равниной Восточной Англии. Петерсон поднял воротник меховой куртки.
В доме никаких признаков жизни. Возможно, никто не услышал мягкого урчания подъехавшей машины. Он решил обойти домик вокруг, посмотреть что к чему, а заодно размять ноги. В голове гудело. Нужно подышать свежим воздухом. Он переночевал в отеле в Кембридже, а утром его снова охватило это щемящее чувство. Он проспал почти до обеда, потом спустился в ресторан, чтобы поесть. В отеле никого не было. То же самое и на улицах. В домах поблизости не дымили трубы, не горел свет. Петерсон не стал выяснять, в чем тут дело. Он проехал по пустынным улицам и оказался на дороге, пересекавшей болотистый ландшафт Кембриджшира.
Петерсон потер руки — не столько для того, чтобы согреться, а в знак удовлетворения. Когда приступ болезни первый раз настиг его вне Лондона, он не думал, что сможет уехать так далеко. Дороги между Лондоном и Кембриджем оказались просто забиты машинами, а севернее Кембриджа были почему-то пусты.. Он видел перевернутые грузовики и горящие амбары к северу от могилы святого Эдмунда. Около Стоунмаркета какая-то банда, вооруженная топорами и мотыгами, пыталась напасть на него. Он протаранил толпу. Мощная машина разбрасывала тела, как щепки.
Эта ферма лежала как островок безмятежного спокойствия под серыми клубящимися облаками Восточной Англии. Ряды деревьев, с которых уже облетела листва, очерчивали границы полей. Среди голых ветвей хорошо просматривались гнезда птиц, особенно грачей. Он побрел через западное поле. Ноги подгибались от слабости, черная грязь липла к ботинкам. Справа от него на поле стояли и спокойно что-то жевали коровы, ожидая, когда кто-нибудь загонит их в сарай. Пар от их дыхания вился и воздухе. Урожай убрали две недели назад — по его приказу. Поля стояли пустые и потому казались очень широкими. Ладно, пусть все будет так, еще есть время. Он обошел посадки сахарной свеклы и направился к старому каменному зданию. Дом, на первый взгляд, казался не только покинутым, но постепенно приходящим в упадок. Единственным новым сооружением была теплица. Стеклянные панели, армированные стальной проволокой, не боялись разрушения. Много лет назад он решил создать полностью погруженную в землю и изолированную систему. В теплицы поступали очищенная вода и удобрения, в резервуарах под северным полем хранился годовой запас воды. Теплица могла снабжать продуктами в достаточном количестве в течение длительного времени. Вода, теплица и запасы продовольствия, складированные под домом, обеспечивали полное жизнеобеспечение.
Рабочих он нанимал из дальних городов. Угольный бункер был заполнен углем, приобретенным в Кембридже, а не в соседнем Диренхэме. Петерсон нашел специалиста, который установил в полях и вдоль одной из дорог взрывающиеся по команде или от датчика мины. Потом он устроил так, что этого человека привлекли для операций в Тихом океане и оттуда он не вернулся. Электронные системы сигнализации он приобрел в Калифорнии и нанял техника из Лондона для установки их по периметру фермы. Таким образом, никто не знал масштабов всей операции.
Только его дядя — мрачный, молчаливый человек, знал все. Вообще-то ужасно скучная компания. В какое-то мгновение он пожалел, что не взял сюда Сару. Но у нее такие натянутые нервы, что вряд ли она выдержала бы долго в подобной среде. Из всех женщин, которых он знал до сих пор, наиболее подходящей, пожалуй, была бы Марджори Ренфрю. Она понимала кое-что в сельском хозяйстве и оказалась невероятно страстной. Она почувствовала его желание в тот вечер, когда он закатился к ним, и инстинктивно ответила ему настоящей страстью. Но, помимо этого, он не видел причин, по которым смог бы (вытерпеть ее больше одной недели. Она бы все время болтала, крутилась под ногами, попеременно то критикуя, то утешая его.
Нет, единственными подходящими компаньонами для того, что их ожидало в будущем, оставались мужчины. Петерсон подумал о Грэге Маркхеме. Он, пожалуй, был из тех, кто не подведет и не выстрелит в спину, охотясь на оленей, и не убежит от гадюки. Интеллигентный собеседник, умевший также и промолчать вовремя. На его мнение можно было положиться.
И все-таки без женщины будет трудно. Ему, пожалуй, следовало бы серьезней подумать об этом, а не вертеться в компании бабочек-однодневок, подружек Сары. Независимо от того, как мир сможет выбраться из дерьма, в которое сейчас вляпался, в трудные времена всегда меняются отношения. Не будет больше понятия, называемого социологами “свободной сексуальностью”, то есть того, что, по мнению Петерсона, общество должно предоставлять каждому человеку. Женщины, женщины всех типов, форм, цветов, вкуса и запаха. Конечно, они отличаются разнообразием, но, помимо хрупкого интеллекта, все же удивительно похожи друг на друга, обладая одним и тем же волшебством. Он пытался понять собственное отношение к ним с точки зрения психологии, но пришел к непреложному факту, что жизнь выше всяких категорий. Здесь не срабатывала ни одна из обычных теорий. Это вряд ли связано с самоутверждением или же со скрытой агрессией. Это не было и хитрым прикрытием для воображаемого гомосексуализма — он попробовал в юности, но ему совсем не понравилось. Так что лучше не надо. Спасибо. Секс оставался выше аналитических разговоров на эту тему. Женщины — часть всеобъемлющего мира, который он искал, средство поддержания своей сексуальности без впадения в грех перенасыщения.
Поэтому в последний год он пробовал их всех подряд, использовал любую подвернувшуюся возможность. Уже на протяжении длительного времени он чувствовал, что что-то должно случиться. Хрупкая пирамида, у вершины которой он находился, просто не могла не рухнуть. Он наслаждался всем, чему суждено уйти, — женщинами и остальным. Если ты находишься на “Титанике”, бессмысленно стоять у руля.
Петерсон праздно размышлял над тем, сколько футурологов выжило. Наверное, немного. Они строили воздушные замки, где не нашлось места индивидуальностям. Путешествуя по полям Северной Африки, они чувствовали себя не в своей тарелке, стыдливо отворачиваясь от того, что представало их взору. Отдельные личности казались просто скучными мелочами по сравнению с прогрессом великих наций.
Петерсон подходил к дому, с удовлетворением отмечая, как ординарно и даже неприглядно он выглядит снаружи.
— Вы вернулись, милорд?
Петерсон резко повернулся. К нему приближался мужчина, толкавший велосипед. “Человек из ближайшей деревни”, — сообразил он быстро. Рабочие брюки, потертая куртка, сапоги.
— Да, я вернулся домой насовсем.
