Ван проснулся, ошеломленный и перепуганный. Его округленные расширенные глаза метались по сторонам.
Вблизи затрещали выстрелы. Я пригнулся и потянул за собой Вана. Мы лихорадочно принялись выпутываться из ремней безопасности. У водителя в руке откуда-то появился пистолет, он открыл дверцу и выскочил из машины. Из следовавшего за нами бронетранспортера высыпала дюжина автоматчиков и принялась палить во тьму, ориентируясь по вспышкам и стремясь установить контроль над периметром. Охранники от других машин побежали к нашей, чтобы защитить свой «объект», но огонь из тьмы пригвоздил их к дороге.
Быстрая реакция конвоя разозлила бандитов. В ход пошли базуки. Позже мне сказали, что в нашу машину попала реактивная граната. Я, во всяком случае, заметил, что вдруг оглох и начал вращаться вместе с диваном сразу вокруг нескольких осей, а воздух пропитался дымом и непригодными для дыхания осколками пуленепробиваемого стекла.
* * *
Следующие, не менее неожиданные ощущения — вкус крови во рту, шероховатый асфальт прямо перед глазами, вместо подушки под щекой; лежать на нем неприятно. По пояс я снаружи, нижняя часть осталась на полу лимузина. Ван в нескольких футах передо мной, валяется на боку. Один его сапог из детской пары, купленной для каньона, горит.
Я выкликнул его имя. Он пошевелился. По кузову машины щелкали пули. Левой ноги я не ощущал. Я с трудом подполз к Вану, подцепив по пути кусок подушки сиденья, задушил пламя на подошве его сапога. Ван застонал и поднял голову.
Слышно, что перестрелка в разгаре, но что происходит на дороге, не понять.
Ван выгнулся, перевалился на живот, поднялся на колени. Из носа его текла кровь, лоб разбит.
– Лежать! — крикнул я. — Не вставать!
Но он, как будто не слыша, заскреб по асфальту своими обгоревшими сапогами, поднимаясь на ноги.
– Ради бога! Ради бога, не вставай!
Я протянул к нему руку, но он увернулся. Встал, качаясь на фоне горящей машины. Он удивленно посмотрел вниз, на меня, как будто с трудом узнавая:
– Тайлер? Тайлер, что происходит?
Тут пули нащупали его.
* * *
Многие на нашей планете ненавидели Ван Нго Вена лютой ненавистью. Одни не доверяли его мотивации, как И-Ди Лоутон, другие видели в нем врага Господа, презирали за то, что он оказался чернокожим, за то, что его существование подтверждало эволюционную теорию; у многих он вызывал неприязнь как персонализация «Спина», как свидетельство старения Вселенной.
Много где помышляли о его физическом устранении. Департамент национальной безопасности зарегистрировал множество угроз и раскрыл не один заговор.
Но погиб Ван не в результате покушения. Он пал жертвой человеческой алчности, недоразумения, вызванной «Спином» разнузданности.
На диво земная смерть.
Тело его кремировали — после досконального исследования и выемки множества образцов. Хоронили на президентском уровне. На службе в Национальном соборе в Вашингтоне присутствовали представители со всего земного шара. Президент Ломакс закатил речь чуть ли не на час.
Поговаривали запустить его пепел на орбиту, но так ничего и не решили. Джейсон сказал, что урна с прахом Вана хранится в подвале Смитсоновского института, ожидая окончательного решения.
Наверное, и по сей день она там.
Домой до наступления темноты.
Я провалялся несколько дней в госпитале в Майами; залечивал легкие ранения и повреждения, рассказывал, что и как, федеральным следователям и репортерам, усваивал факт смерти Вана. Тогда я и решил оставить «Перигелион фаундейшн», открыть частную практику.
Однако сообщить о своем решении Джейсону не торопился. Не хотел дополнительно тревожить его в канун запуска репликаторов.
* * *
В сравнении с давними пусками терраформинга Марса репликаторы особенного внимания к себе не привлекли. Результаты проекта могли бы стать и более значащими для человечества, но масштабность — горстка ракет, некритичность момента запуска — явно не тянула на драматические эффекты.
Администрация Ломакса максимально засекретила все, касающееся репликаторов. Это взбесило Евросоюз, китайцев, русских и индийцев. Ломакс отказался выпустить информацию о репликаторах за узкий круг специалистов НАСА и «Перигелиона», без которых нельзя было обойтись. Из передаваемых «нашим друзьям» марсианских архивов и хроник стерли все упоминания об «искусственных микробах», как окрестили их словотворцы из окружения президента. Мол, технология повышенного риска. Возможно, мол, «двойное применение», то есть использование в военных целях. Это утверждение, правда, полностью соответствовало действительности, о чем предупреждал и Ван. Соединенные Штаты, таким образом, «взвалили на себя тяжкую ношу ответственности за нераспространение нанооружия и предотвращение нового витка гонки вооружений» (конец цитаты).
Больше других беспокоился Евросоюз, по инициативе которого ООН учредил специальный комитет для рассмотрения вопроса. Однако в мире, на четырех континентах которого не затихали вооруженные конфликты и полномасштабные войны, аргументы Ломакса нашли понимание. Хотя марсиане, по признанию Вана, от землян в смысле склочности и агрессивности недалеко ушедшие, жили с нанотехнологией на протяжении многих веков.
В общем, в день запуска ракет с репликаторами, в самом конце лета, к мысу Канаверал съехалось совсем небольшое количество народу — как аккредитованного медиаакулами, так и простых зевак. Марсианин умер, средства массовой информации уже охрипли, перепевая песни о его жизни и смерти, о его деле, и запуск казался лишь примечанием, сноской к некрологу. А то и бледным повторением пройденного, размытой копией грандиозного пуска марсианского проекта.
Но всё же шоу не утратило государственного масштаба, и Ломакс решил покрасоваться на запуске. И-Ди получил приглашение в качестве почетного гостя, так как уже некоторое время блистал примерным поведением. Утром назначенного дня я занял место рядом с Джейсоном на VIP-трибуне на восточном берегу мыса Канаверал.
Мы сидели лицом к морю. Старые плавучие платформы, вполне пригодные, хотя и отмеченные ржавчиной, могли запускать куда более тяжелые ракеты, чем новенькие «Дельты», казавшиеся на них карликами. Собственно, многого мы на таком расстоянии разглядеть не могли, лишь четыре белые колонны в летней океанской дымке да фермы платформ, мосты, вышки, суда обеспечения и охранения, замершие по периметру на почтительном удалении. Жару слегка смягчал порывистый ветер, недостаточно сильный, чтобы повлиять на запуск, однако успешно треплющий флаги и испортивший аккуратную прическу президента, поднявшегося на трибуну для приветствия.
