Я ехидничал, но уважительно, потому что дрожь пробирала. Из-за осознания скрытой мощи новой системы. Каждый ведь тут доволен своей судьбой и голосует руками-ногами «за». Еще, наверное, придется подо все это подлаживатся.
– Причем тут зверинец, дорогой друг? - кротко отозвался Саид. - Эти почки - части, органы человека, только отделенные от него. Они наделены самостоятельным существованием и элементами разумности только в интересах человека. В разных и специальных интересах. А что касается бесконечного рабочего дня, то гляньте вокруг, сколько мы успели натворить всего за одну неделю. Чего же мы сможем учудить за месяц, год? А если нас станет больше? Но бесспорно, формы культурного отдыха, непротиворечащие труду, будут поощряться. Например, художественное кормление червей, выращивание грибов разных симбиотических видов а-ля икебана, ритмичные танцы и песни при обслуживании механизмов и насаждений. Например, многим кишечнополостным нравятся звуковые колебания наших голосов…
– Давайте, почтенный Саид, вернемся к карте Советского Союза, - предложил я. - Наверняка, вы собираетесь его осваивать как целину.
– Карта нам сейчас не понадобится, потому что висит в голове… Как вы, наверное, догадались, мы собираемся быть частью СССР, к тому же растущей, к тому же самой передовой. Мы станем его центральной нервной системой, постоянным источником стремлений и воли. И сам Союз начнет расти во все стороны, на запад, юг и восток - так же, как наиболее жизнеспособное растение отвоевывает землю у более слабых. В итоге, на гербе державы не зря будет изображен земной шарик.
– Как к вашим задумкам отнесутся те, кто сейчас себя считает центральной нервной системой? - поинтересовался я у растущей и самой волевой части Советского Союза.
– А вы-то как думаете? Неужто вам кажется, что будут какие-то возражения со стороны Бореева?
Да уж, Саид-Некудыкин в точку попал. Бореев бы вообще всех нас распотрошил да развешал на электродах, и при этом никакая совесть его не куснула бы. Ведь по его убежденному мнению, он делает хорошо не только себе, но и институту, но и необъятному государству.
– Со стороны Михаила Анатольевича - вряд ли. Но свет не клином сошелся на Борееве. Есть люди и повесомее.
– Вскоре им не придется выбирать. Есть же генеральная линия судьбы, мощный целенаправленный поток воли, и если попробовать выбраться из него с каким-нибудь особым мнением, то он обязательно размажет по окрестным камням.
Остается признать, что Бореев, да и Сайко впридачу, давно воодушевились идеями странной твари по имени Саид и упорно претворяют его сказку в нашу быль. Вселение - это не байки, хоть назови его контаминацией метантропных матриц. Но если по-честному, я всегда предпочитал рисковую «бабу-ягу» и деда-генерала чекистам-опричникам вроде Затуллина, в которых, наверное, пробовали вселяться только вурдалаки да бесы самого низкого пошиба.
Экскурсия тем временем продолжалась. Вместе с гидом, который по совместительству являлся подземным вождем, - пока что только подземным, - я очутился в комнате, где пребывала величественная Царь-Жопа. Собственно, дамочка возлежала, повернувшись ко мне именно этим главным местом. Что меня не удивило. Другое обстоятельство подействовало волнующим образом. В дамских покоях присутствовало что-то вроде карниза с трубами, которые наверняка подводили теплую воду. На карнизе висело, уцепившись корешками, пять почек. Однако не тех видов, что я уже имел неудовольствие наблюдать раньше.
С противоположной корешку стороне у почки находился пузырь, оплетенный множеством трубочек и сосудов. Довольно прозрачный пузырь, в который можно было заглянуть и порадоваться. Там плавал… человеческий эмбрион. Молоденький еще, этакая рыбка. И в других пузырях то же самое творилось.
– А через месяц еще пять почек примут малышей, - Саид отечески нежно улыбнулся.
– Вы любите детей?
– Я люблю, когда их много.
Ответ был исчерпывающим.
Мы покинули уютную «комнату матери и эмбриона».
– Кстати, я хотел предупредить, уважаемый Реза-Глеб, удрать отсюда невозможно, - заботливо произнес Саид. - Говорю для вашего же блага.
– Да, я понимаю, эти ваши по-своему гуманные тролли и прочие разумные почкования цацкаться не будут, они же при исполнении - претворяют генеральную линию судьбы.
Саид-Некудыкин не стал отпираться. Он понимал, что действительность красноречивее всяких слов. Вместо этого приотворил какую-то дверь.
– Зайдите-ка сюда, уважаемый.
Мы оказались в помещении, напоминающем одновременно пещеру и компьютерный зал. Я с тоской озирался, догадываясь, что здесь готовится очередной удар по неорганизуемым дегенеративным факторам. Затем стал предполагать, что в этом странном месте из старой радиоаппаратуры собрана информационно-вычислительная система с элементами мониторинга. На панели явно располагалась светящаяся схема подземелий. Однако настолько кодированная, что я в ней ничего не улавливал.
– Вот здесь производится неусыпный надзор за нашей территорией, включая границы, - со сквозящей в голосе гордостью пояснил гид, он же вождь.
– Хотите сказать, что кругом у вас понатыкано датчиков-передатчиков?
– Слова приблизительные, но что-то вроде.
Подземный руководитель сколупнул с потолка почку, от которой тянулся склизкий тяж к прочей слизи, что покрывала все вокруг сплошным слоем, как масло бутерброд.
– Вот такая слизь - и есть наша проводная связь. А этих некапризных малышей можно назвать датчиками…- Саид-Некудыкин аккуратно провел пальцем по почке. Приласкал, что ли.
От дальнейших событий можно было легко лишиться остатков ума.
Вожак снял крышку с одного из ящиков, относящихся к самодельному компьютеру. Внутри отсутствовали не только микросхемы, но и радиолампы. Только почки, представляющие еще один вид этой гадости. Какие-то белесые, ячеистые, морщинистые и сплетенные великим множеством слизистых волокон. Что эта разновидность - самая умная и сообразительная, я сразу просек. Из нее так и сочилась некая разумная сила. Даже внешне эти почки напоминали мозги. Тем более, и гид пояснил:
– Вот это наши, так сказать, чипы, товарищ Глеб.
И только тут я заметил, что у мудрых ящиков, набитых почками и слизью, колдует Фима Гольденберг.
Я подумал, что вот-вот состоится разоблачение - тогда Саид-Некудыкин узнает про мои игры с подозрительными личностями и идеями, после чего начнет шантажировать. Однако Фима посмотрел на меня тускло, как образцовый кретин. Но я догадался, что под слоем бессознательной разумности и привитых инстинктов, содержится что-то от прежнего Гольденберга. И эта старая сущность старается не реагировать на меня, сохраняя в тайне мое предназначение. Эх, мне бы еще самому знать, как можно безболезненно отличиться.
