всех, Ит. Всех, до единого. Детей, женщин, хали. И сложили тела для сверки, потому что по их данным кое-кого не хватало.
— В тот момент ты и превратилась в жену по имени Лийга Рифат? — понял Ит.
— Верно, — кивнула Лийга. — Собственно, я ею и собиралась стать, как ты можешь догадаться. Но Рифат позже заменил мой геном в базе, сохранив моё имя. Если бы они узнали, кто я, уничтожили бы сразу. Или продали бы, они могут. Или придумали бы что-то ещё.
— Чудовищно, — сказал Ит. — Как же вы сумели это пережить…
— Не знаю, — Лийга вздохнула. — Я не знаю, как Рифат это сумел пережить. И то, что он увидел тогда у дома, точнее, у развалин. И то, когда он понял, что его старших детей, свою семью, и семью Нийзы убила — я. Не нарочно, конечно, но какое это имеет значение?
— Не ты, а шрика, — твердо произнес Ит. — Не говори про себя так.
— Это не шрика ударили по планете через Сеть, и превратили половину мира в ад, — возразила Лийга. — Я не думаю, кстати, что он сумел простить меня. Он… от того Рифата, которым он был, осталось только имя. Потому что по сей день он носит в себе, в своей душе то, о чём я рассказала. И по сей день он видит, наверное, лица тех, кого оставил без защиты, когда полетел искать меня. Не шрика причина всего того, что с ним случилось, Ит. Не шрика, нет. Причина одна, и эта причина сидит сейчас рядом с тобой, в соседнем кресле.
— Мы догадывались о чем-то подобном, но… — Ит помедлил. — То, что ты рассказала, в разы страшнее, чем мы могли себе представить.
— Оно и есть страшнее, — Лийга кивнула. — И сейчас мне очень страшно, честно говоря. Невероятно страшно. Ты догадался, почему?
— Пустыня? — спросил Ит.
— Верно. Ведь это там… это было там. Скорее всего, то, что осталось от яхты, лежит там и сейчас — потому что это этот участок пустыни превратился в преддверие ада. Настоящего ада, в котором я живу. И Рифат живет. Из этого ада нет спасения, потому что он всегда с нами, всегда внутри, и никогда не исчезнет, и не уснёт. Рифат как-то сказал, что мы были свободны, и в секунду превратились в пленников, запертых в этом мире. А я… я ответила ему тогда, что по доброй воле никогда не ушла бы отсюда, даже если бы у меня была такая возможность. И он бы не ушел. Мы повязаны этой тайной, и этой болью. Навсегда. Насовсем. Может быть, даже и после смерти…
Она не договорила, осеклась.
— Это не так, — вдруг решился Ит. — Поверь мне, это не так. Там… не сразу, но ты бы сумела себя простить. Это я знаю точно.
— Откуда ты это можешь знать? — с горечью спросила Лийга.
— Мы были там. В посмертии. Так получилось. Рассказать тебе?
— Там никто не был, — покачала головой Лийга. — Точнее, там кто-то точно был, и не один раз, но никто не вернулся назад.
— Это не совсем верно, — возразил Ит. — Мы были. Да, мы Архэ, поэтому мы сумели вернуться, и кое-кого вытащить, но…
— Оттуда можно кого-то вытащить? — спросила Лийга.
— Только при наличии тела, — Ит помедлил. — И не всегда. Ну, про воссоздание ты, думаю, знаешь и так, однако оно возможно далеко не для всех, поэтому его обсуждать нет смысла.
— Ит. Воссоздание — это удел официальной службы, — голос Лийги потяжелел. — Путь для малодушных. Кажется, ты не понял мой вопрос, но и неважно, в таком случае. Скажу так: нет, у меня не возникло мысли попробовать подобным образом спасти Нийзу. Я подумала о детях. И только о детях. Но, мне кажется, Рифат бы не согласился. Не будем об этом. Ты хотел рассказать? Расскажи. Может быть, я даже сумею поверить.
— Это необязательно, — Ит улыбнулся. — Понимаешь, я сейчас очень остро ощущаю твою тьму. И я бы хотел, пусть совсем немного, но впустить в неё свет. Хотя бы один тоненький лучик. Это ничего не изменит, ты просто будешь знать, что свет всё-таки существует. Давай я расскажу тебе про Берег, бесконечную реальность, в которой обитают те, кто умер не насовсем, и такие, как ты или я…
Memoria timoris [1]
Через перешеек шли неделю, и эта неделя превратилась в самый натуральный кошмар. Ад начал показывать зубы уже всерьез, поэтому об отдыхе, остановках, или передышках даже речи не шло. Скорее, скорее, скорее, надо торопиться, чтобы миновать этот участок, чем быстрее, тем лучше. Эту неделю все запомнили как изнуряющую гонку через увечное, искалеченное пространство, да еще и погода хорошему настроению или оптимизму не способствовала: низкое небо, ледяной ветер, срывающий песчаные шлейфы с верхушек барханов, и постоянный сумрак.
Маской для управления кипу Лийга сейчас не пользовалась, причиной для этого стало то, что управляли вдвоем — либо Скрипач и Лийга, либо Ит и Рифат. Вести пришлось, меняясь, чтобы не уставать слишком сильно, усталость становилась дополнительным источником опасности.
— Слушай, ты, когда била, думала вообще о чем-то, или это получилось чисто рефлекторно? — спросил Скрипач, после того, как они вывели кипу из области очередной адской ловушки — гравитационного пятна.
— Не знаю, — с горечью ответила Лийга. — Скиа, я не знаю. Ни о чем я не думала, это была слепая ярость и отчаяние. В тот момент у меня и в мыслях не было…
— Не было чего? — не понял Скрипач.
— Не было осознания, чем это может обернуться, — Лийга вздохнула. — Даже если не говорить о том, сколько погибло разумных… Вот эти гравитационные ловушки, темпоралки, температурные капсулы… как бы сказать… Контроль умеет это делать, ты же знаешь, наверно? Вопрос — для чего это нужно. А нужно это для взаимодействия с кораблем, в первую очередь. Те же температурные капсулы, например, требуются для того, чтобы можно было на корабле подойти к любой звезде, для пополнения ресурса. Только там капсула работает наоборот, защищая тела тех, кто в ней находится. А тут она почему-то… ну, то есть они… Они активируются, и сжигают всё, что внутри, хотя, по идее, должны защищать. Не понимаю, как так вышло.
— Звездных температур они, конечно, не дают, — напомнил Скрипач. — Но и шестисот градусов вполне достаточно, чтобы навредить.
Пару дней назад они сумели замерить температуру в очередной встреченной на пути капсуле — да, получилось около шестисот градусов. Выглядела капсула, как плазменный кокон, к счастью, капсулы были хорошо заметны, обходили их без проблем.
— Вот-вот, — покивала Лийга. — Или гравитационные ловушки. Мы их используем для подготовки тел к обратному переходу, при окончании рейса. Но они, опять же, безвредны, просто помогают телу адаптироваться
