— Бросайте пятак. Мне предварительно лишь скажите, как вы его кладете на палец. Орлом или решкой вверх. А я точно скажу вам, как пятак упадет.
Филатов мысленно упрекнул себя за то, что соглашается на игру в орлянку с человеком, который того и гляди станет подследственным. Тем не менее он не смог побороть в себе искушение проверить результаты этого простого опыта. Видя, что и Кириллов заинтересован не меньше, Филатов взял пятак и, перед тем как бросить его, сказал:
— Насколько я знаю, вероятность падения монетки орлом или решкой при большом числе бросаний совершенно одинакова. Половина на половину. Угадать правильно, наверное, можно тоже не больше.
— Я правильно предскажу все падения. Как лежит монетка на пальце?
— Орлом.
— Бросайте!
Подброшенная щелчком монетка, вращаясь, подскочила кверху, и, пока она, падая, находилась еще в воздухе, Иванов сказал: «Орел» — и незаинтересованно отвернулся, всем видом показывая, что абсолютно уверен в правильности ответа.
— Верно, орел, — подтвердил Филатов, показав Кириллову на монетку.
Филатов кинул монетку еще и еще раз. Потом ее несколько раз бросил Кириллов, затем опять Филатов, Каждый раз ответ был точен. Ни одной ошибки, И вдруг Кириллов удивленно вскинулся — брошенная монетка упала решкой, хотя Иванов сказал, что будет орел.
— Наконец-то! — воскликнул Кириллов. — Не угадали.
— Ничего подобного, — спокойно ответил Иванов, посмотрев на Филатова. — Просто товарищ следователь неверно назвал положение монетки перед броском.
По улыбке Филатова, по смущенному движению головой Кириллов понял, что это действительно так.
— Здорово! — не удержался от похвалы Кириллов. — Что же, теория вероятностей летит к черту?
— Нет, конечно, — ответил Иванов. — Теория вероятностей незыблема. Просто я, зная начальное положение монетки, успеваю просчитать число поворотов ее на первых частях траектории и затем, с учетом замедления вращения за счет трения о воздух, вычисляю результат.
— Так быстро? — недоверчиво спросил Кириллов.
— Это не такое уж быстрое движение… Так что ничего чудесного в моих предчувствиях результата движения, начало которого я вижу, нет. Так же было и с автобусом.
Изумленное выражение не сходило с лица Кириллова, однако в настроении Филатова что-то изменилось.
— И вот таким способом вы, гражданин Иванов, будете пытаться убедить суд, что поворот руля, стоивший жизни гражданке Афониной, оправдан?
Теперь удивление выразило лицо Иванова.
— Так я должен буду предстать перед судом? — спросил он. — Вы считаете меня виноватым?
— Вопрос о том, виновны вы или нет, решит суд, — ответил Филатов. — Я же прошу вас прочитать и подписать протокол нашей беседы с вами. И еще вот эту бумагу, являющуюся вашей подпиской о невыезде. — Следователь подвинул Иванову листки, вынутые из папки.
— Но почему? — не трогаясь с места, воскликнул Иванов. — Я же избрал вариант с минимальными потерями! Неужели мне нужно привести еще какие-то аргументы?
— В результате ваших действий погиб человек, — твердо ответил Филатов. — И боюсь, что ваши удивительные способности не убедят суд в том, что вы действовали правильно. Прокурор, по-видимому, предъявит вам обвинение в умышленном совершении неосторожных действий, приведших к тяжелым последствиям. В данном случае к гибели человека. Прошу вас, подпишите, — повторил Филатов настойчиво.
Иванов, не пытаясь более выражать ни изумления, ни протеста, подошел к столу и, подписав листки, спросил:- И чем грозит мне признание меня виновным?
— Вы можете обратиться к адвокату, — сухо сказал Филатов.
«От двух до пяти лет», — мысленно ответил за него Кириллов и с сожалением взглянул на Иванова, твердо решив, что на суде, выступая в качестве свидетеля, постарается дать наиболее благоприятную характеристику его действий.
— Только вряд ли я прибегну к ним впредь, даже для того, чтобы избежать столь суровой кары, — услышал Кириллов отвечающие его мыслям, слова Иванова.
Лейтенант оторопело смотрел на Иванова. Филатов, вскинувшись, переспросил:
— Что, что?
И, отвечая теперь уже Филатову, Иванов сказал:
— Я говорю, что вряд ли последую вашему совету в отношении адвоката. До свидания.
Верховным координатором службы изучения разумной жизни во Вселенной было получено кодированное сообщение из сектора А.
«На местной транспортной артерии, — докладывал разведчик, — сложилась неблагополучная ситуация. Пришлось вмешаться. Но представители местной цивилизации расценили это как нарушение действующих установлений. Чтобы избежать наказания и продолжить изучение цивилизации в другом месте планеты, прошу разрешить трансклинизацию…» В обратном направлении полетела краткая кодограмма: «Трансклинизация запрещается. Не раскрывайте своих возможностей…»
Состоявшийся через три недели суд оставил Кириллова, выступавшего в качестве свидетеля, в совершенном недоумении. На просьбу защитника подтвердить свои способности «чувствовать» хотя бы так, как это было сделано на предварительном следствии, Иванов отвечал:
— Я вряд ли сумею это повторить. Боюсь, что то были лишь случайные совпадения.
Лишь один раз Кириллову показалось, что он поймал брошенный на него взгляд Иванова. «Ты знаешь, и я знаю, — как бы говорил этот взгляд. — Только мы больше никому об этом не скажем».
Суд приговорил Иванова к минимально допустимому законом наказанию. И еще долго после этого Кирилловым владело недоумение и непонимание того, что же произошло.
Но судьба более никогда не сводила его с этим удивительным человеком.
ГЕННАДИЙ МАКСИМОВИЧ
ПРИЗВАНИЕ
Когда позвонил Володя, мне настолько было не до него, что даже при всей своей недогадливости он понял, как мне не хочется с ним разговаривать. Да и как же иначе, если до защиты диссертации остались считанные дни, а я никак не мог сформулировать окончательные выводы.
Конечно, я мог не бояться, нас, ПАКов, было еще так мало, что любое наше исследование воспринималось коллегами как подарок судьбы. Так что успех моей монографии «Влияние эмоционального состояния компьютеров на их работоспособность» был обеспечен, но в ней не было того завершающего аккорда, который и делает обыкновенный перечень сведений настоящим научным трудом.
Володькин звонок был совсем не ко времени, но он был кибернетиком, а я ПАКом, то есть психоаналитиком компьютеров, и не ответить на его зов, в сущности, не имел права.
— Слушай, Кравцов, — начал он, забыв, как всегда, поздороваться. — Тут один новенький компьютер свихнулся: у нас срочная работа стоит, а он несет такое, что хоть вешайся. Шеф сказал, что если мы не уговорим тебя по старой дружбе зайти и посмотреть, в чем дело, то нам крышка.
