Харон приблизился к Дубову какой-то странной вихляющей походкой. В его руке материализовался кадуцей, которым лодочник ткнул Прохора в область сердца. Мраморная бледность мертвеца сменилась слабым румянцем щек.
— Ну вот, — довольно заметил Харон, — жив-здоров ваш приятель! А вы боялись!
Сотников приник ухом к груди Прохора — сердце еще недавно мертвого товарища уверенно билось.
— Жив! — радостно воскликнул Олег, тормоша Дубова.
— Да не тряси ты его так! — Харон положил руку на плечо Сотникову. — Дай парню очухаться. Чай не каждый день из мертвых восстает…
Олег перестал трясти бесчувственное тело Прохора. Но едва он отпустил его, как Дубов забился в конвульсиях, а изо рта хлынула пена.
— Не трогай! — каким-то неестественно звонким голосом крикнул Олегу лодочник. — Сейчас само все пройдет.
Харон оказался прав: Дубов вскоре затих. Лодочник опустился перед телом на колени и легонько дунул в лицо Прохору.
— Вставай!
Дубов открыл глаза и испуганно осмотрелся по сторонам.
— Все нормально, — сказал Харон. — Мы вернулись.
Дубов дрожащими руками ощупал свое тело.
— Я жив? — прошептал он.
— Жив! — вновь крикнул Сотников, обнимая Прохора. — Сегодня день чудес…
— Чудеса начнутся, когда мы уйдем отсюда подальше, — многозначительно намекнул лодочник.
— А как же…
— Уходим, — тихо сказал Харон. — Помоги мне, — попросил он Сотникова.
Вместе они взяли Дубова под руки и помогли ему встать.
— Ну, все, бродяги, пока! — наигранно весело помахал рукой великанам лодочник. — Мы пошли…
— Стой! — вдруг в один голос заревели сторукие.
Харон внезапно побледнел и развернулся лицом к гекатонхейрам:
— Чего еще?
— Дверь запри! — проревел страж.
— Ой, забыл! — Харон стремглав кинулся к медным вратам и наскоро запечатал их кадуцеем.
— Хорошо! — довольно прогудел Котт и отвернулся.
— Сваливаем! — пошептал пришедший в себя Дубов.
— И как можно быстрее! — добавил Харон, прибавляя ходу.
Они остановились возле выхода из колодца. По требованию Харона Антей вновь перенес путешественников в центр восьмого круга. Только здесь, на краю Тартарского колодца им удалось перевести дух.
— Куда мы несемся? — недоумевал Сотников. — Ведь со своей миссией нам так и не удалось справиться! Узники до сих пор в Тартаре.
— Ты правда так думаешь? — спросил Дубов неожиданно изменившимся голосом. — Значит, стража тоже ничего не заподозрила! — гулко рассмеялся Прохор. — Молодец, сын! Я верил, что у тебя получиться!
— Спасибо, отец! — звонким молодым голосом вдруг ответил Харон. — Но нюх у гекатонхейров… Я думал, что они нас раскусят!
— Куда этим увальням… Ладно, пришла пора обрести новую плоть!
Они покинули тела одновременно: Дубов обессилено опустился на корточки и привалился спиной к большому камню, а лодочник лишь облегченно вздохнул.
— Делить одно тело на двоих — еще то удовольствие, — повеселев, заметил Харон, — даже если чужак сидит и не рыпается!
— Так они во время бегства были в ваших телах? — ошарашенно спросил Таранов.
— А то мы просто так неслись сломя голову? — недовольно произнес лодочник. — Благо, что великаны так и не доперли… Хотя, признаться, я немного струхнул, когда Котт попросил меня остановиться! Ну, да пронесло!
Призраки великих некогда богов пренебрежительно взирали на Злые Щели. Было заметно, что они считают себя здесь полноправными хозяевами.
— Что они собираются делать? — спросил лодочника изобретатель.
— Облечься плотью, — невозмутимо ответил Харон. — Для кого-то вечные мучения сегодня закончатся.
— Это как в случае с нашим подопечным, — сразу ухватил суть Таранов, — когда мы начали насыщать призрака чужим временем, он чуть было не материализовался. То есть, чтобы вновь обрести тело, призраку нужно поглотить что-то около ста лет чужого времени…
— Чуть больше, — поправил его Харон. — Сам переход съедает много энергии. А так, все верно: цена жизни — сто лет за чужой счет!
Низвергнутые повелители тем временем спустились в ближайший ров и встали на пути вереницы грешников. Кадуцей ослепительно сверкал в руках Гермеса. Соприкасаясь с призраками богов, изувеченные лжецы исчезали, а Зевс с Гермесом постепенно теряли прозрачность. Вскоре они стали похожи на обычных людей.
— Дело сделано! — просипел Харон, помогая выбраться Зевсу из расселины.
— Спасибо, старина! — растрогался бывший потрясатель вселенной, обнимая старика. — Ты выручаешь меня уже не в первый раз. Я твой вечный должник…
— Да ладно, — отмахнулся лодочник. — Когда-нибудь я взыщу с тебя с процентами! — Харон усмехнулся и подмигнул Зевсу.
* * *
Иногда на Мирддина накатывала тоска. В такие моменты он старался забиться в какую-нибудь неприметную норку, чтобы его никто не мог найти. Через некоторое время тоска отпускала, и старый волшебник вновь возвращался к прежней жизни. Но иногда тоска была настолько велика, что даже всегда выручавшее одиночество не могло справиться с ней. Тогда Мирддин пропадал надолго. Он покидал свой искусственно созданный «мир дивных людей», и отправлялся на родину. Там, в большой потайной пещере, охраняемой мощными чарами, которые не разрушил даже раздел миров, покоилась она… Любовь и ненависть… Мирддин превратил мрачную пещеру в храм. Храм Обманутых Надежд, Храм Разбитых Сердец… Вивиан… Она покоилась в том самом хрустальном гробе, который приготовила для него. Мирддин приходил сюда только в час самой глубочайшей хандры, когда ему больше не хотелось жить. Но, увидев Вивиан, со дна души волшебника поднималась застарелая злость к тем, по чьей вине случилось все это. Но в тот же миг Мирддин вспоминал и о любви, о тех днях, когда он был действительно счастлив. Возле тела предавшей его возлюбленной он впадал в черную меланхолию. Он мог в любой момент освободить предательницу, но не сделал этого — не давала ненависть. Уж сколько прошло лет, а ненависть до сих пор не дает ему спокойно существовать. Уже давно наказаны все виновные, но…
«Неужели это будет продолжаться вечно?» — подумал старик.
За тысячу лет он так и не смог решиться, значит, не решится уже никогда!
По морщинистым щекам старого колдуна пробежали две слезинки и пугливо спрятались в густой седой бороде. Занятый самоедством Мирддин не заметил, как дверь в потайной склеп открылась. В пещеру вошли двое мужчин.
— Ну, здравствуй, Мирддин! — глухо сказал один из них. — Вот и свиделись…
