Парапет под пятками вдруг начал крошиться… он прижался к стене. Уступчик закачался, это же слегка заштукатуренный пенопласт!
Чертовы современные здания! Через дорогу, кажется совсем рядом, еще один небоскреб. Рядом-то рядом, да только до него метров пятьдесят. К окнам прилипли любопытные. Кто-то показывает пальцем, кто-то вытянул руку – снимает на мобильник. А уже некогда и подумать, как выкрутиться, – пенопласт выкрашивается, прижаться не к чему, за спиной тоже пенопласт… а эти ступеньки, оказывается, годятся лишь как сиденье для птичек…
И не перенести центр тяжести, анусом не приклеиться… черт. Почему я не человек-паук? Ну, что, организм, делать будем? Может быть, парашютик из прямой кишки? Губы искривило подобие усмешки. И в тот момент под ногой хрустнул и подался крупный кусок, по нервам плеснул дикий страх. Славутич извернулся в воздухе и что было сил цапнул уступчик. Пальцы, словно крючья, впились в край и в глубину… Повис, но толчок начал отламывать весь ненадежный карнизик вместе с основанием… похоже, его просто прилепили к блоку прессованной стекловаты. Противный скрежет разрываемого пенопласта. И ужас разом вырос до небес – смел напускное хладнокровие, как снежная лавина фанерный вагончик.
Вдруг что-то с разгона ударило в спину и еще в плечо. Руки вцепились еще сильнее, но карниз заваливается, хоть и притормозился немного ударами. Покосился на плечо, в ткань пиджака вцепился воробей! Крошечными коготками, выпучил глаза и открыл клюв, внутри четко виден язык. И трепещет крылышками, словно птичка колибри. За волосы тянет еще пташка, вот и в спину еще несколько ударов. Но что могут сделать эти ничтожные?!
Ужас повис вокруг человеческой сущности, и она, дрожа, забилась на дальний крошечный островок сознания. По необозримым просторам тела покатились валы тяжелого океана животной жути. Нарастая, волна за волной они накрывали крошечный клочок суши, которой, оказывается, так мало… Но, как горы, встали и сомкнулись плечом к плечу призраки эволюции: обезьяна, страшащаяся упасть, и ящер, трепещущий перед холодом, и земноводное, что пугается высыхания, и рыба, неистово боящаяся голода… Они сотрясались накатывающими волнами, но быстро выпрямились, налились силой! Они выжили! Они одолели, смогли! И теперь повелевали: жить! Держаться!
Воробей на плече отвалился и замертво, кувыркаясь, полетел вниз. Его место занял еще один, и еще, еще, но вот отскочил, дал место голубю, тот совершенно так же вцепился и начал порхать. Вроде и действительно стало чуть легче держаться? Попробуем влезть… А-а-а!!! Кусок заштукатуренного пенопласта полетел было вниз, медленно кувыркаясь, но ветер разом подбросил его и уволок за угол, легкий обломок.
Неумолимое притяжение потянуло вниз, но в спину, ноги, волосы вцепились десятки коготков, и над ушами затрепетал воздух, словно включились вентиляторы. Вокруг разом собралась и закружилась стая птиц. Заход за заходом ласточки, воробьи бьют в живот и грудь. Голуби не успевают – промахиваются, но также спускаются вместе со всеми. А спину уже закрывают серые вороны, то и дело бьющие жесткими крыльями по ушам. От них попахивает помойкой, то одна, то другая надсадно каркает, и тут же место занимает другая. Ворона у правого плеча пучит глубокий черный глаз, ее клюв блестит совсем рядом.
А ведь гасят скорость-то! Гасят! Он летит вниз уже этажей двадцать и рассуждает, скорость не больше, чем у скоростного лифта! Ну, может, чуть побыстрее… ну ладно, довольно быстро! Но ведь тормозят! Пугающе приближается асфальт. И тут голуби, бестолково крутящиеся внизу, вдруг стянулись под ним в один ком и, словно отчаянная подушка безопасности, рванулись навстречу. Удар! Хруст костей, птичий гомон, кишки во все стороны, кровища.
Славутич, пошатываясь поднялся. На асфальте осталось десятка три расплющенных голубей, еще несколько разбредались, прихрамывая и ошарашенно крутясь. А над головой свистела и чирикала внушительная стая разномастных птиц, разлетаясь в стороны. Только ворона, тяжело дыша, еще посидела на плече несколько секунд, переминалась, высвобождая увязшие в костюме когти. Тяжело соскочила на асфальт и злобно закаркала. Кар! Ка-а-ар! Ка-а-арр! И жестко клюнула в колено раз, другой. Наклонила голову набок и свирепо посмотрела снизу вверх одним глазом.
Славутич развел руками:
– Да понимаю… Спасибо, я в неоплатном долгу и все такое…
Ворона отвернулась, отошла метров на десять и, тяжело вспорхнув, улетела вслед за остальными. Славутич ошарашенно проводил ее взглядом… но думать некогда, нужно убираться из этого клоповника. Он посмотрел на погибших голубей, машинально перевел взгляд на штаны, потом извернулся, посмотрел сзади и удивленно отметил, что птахи умудрились погибнуть, даже не заляпав костюма.
Ворота в бетонном заборе распахнуты, людей не видно. Зато виден широкий угловатый автобус, тарахтит, выдыхает облачка выхлопа. Несколько прыжков, через приоткрытую дверь слышна ритмичная музыка и тянет теплом. Удача! Водителя на месте нет, нужно убираться, прыжок на сиденье… руки сами переключают скорости, ноги вжимают педали, и трясущаяся коробка выруливает на улицу. Радует, что у водителя достаточно мягкое сиденье. Славутич замечает маску, аккуратно прижатую магнитом к приборной панели. На пару секунд, бросив руль, натягивает. Солдатик возле КПП равнодушно скользнул взглядом, продолжая утрамбовывать пяткой в мусорку полиэтиленовый пакет. Так, двигаем, как можно дальше… дальше. Улицы пустынны, почти нет движения. Да и улицами-то эти закоулки назвать сложно. Хорошо, вырвался! Осталась малость – уехать подальше да сбросить этот корявый автобус с высокого моста. Обожаю Голливуд с его простыми решениями…
Вдруг в перегородку водителя кто-то уверенно и звонко постучал. На приборной доске небольшое зеркальце на шарнире. Похоже, специально, чтоб смотреть в салон. Профессор крутнул его… и сердце дало перебой. Автобус битком набит автоматчиками-масками, и один из них оперся растопыренной ладонью, уставился на водителя… впрочем, сейчас они не маски. Что им париться, когда все свои. Маски аккуратно скатаны и отличаются от обычных лыжных шапочек лишь тугими толстыми ободками. У бойца, постучавшего в стекло, в глазах легкое недоумение, показывает жестами что-то. Черт, ладонь поспешно хлопнула кнопочку селектора, и тут же зазвучал требовательный голос:
– Слышь, водила, какого черта летеха-то остался?
Славутич постарался сделать взгляд потупее:
– А мне чо, сказали – гони, я и поехал! Я человек маленький. Привези – отвези – пошел на хер…
– Кто сказал? Шкрабка, что ли, сказал? – все недоумевал боец.
– Ну а кто ж такое ляпнуть может еще, кроме Шкрабки? – очень натурально хохотнул профессор. – Да успокойся, сержант! Начальству виднее. – Боец недовольно скривился, отошел.
