– Откуда ты все это приволок? – в десятый раз спрашивал он, растерянно оглядывая железки.
И в десятый раз получал один и тот же ответ, сопровождаемый небрежным взмахом великаньей лапищи:
– Оттуда. Там много.
Наутро Кубик проснулся от стука молотка и иных звуков, напоминающих о зубной боли. Это Август резал стекла и вставляли их в рамы. Кубик подошел и долго молча смотрел. Потом все же спросил:
– Нет, а все-таки интересно, где ты этому научился?
Август повернулся и смущенно пожал плечами, каждое из которых было размером с бедро не слишком худой женщины.
– Не знаю. Только плохо – окно без стекла. Холодно будет. Зимой.
Кубик что-то пробормотал в ответ и, ежась от прохлады подступающей осени, отправился на утренний обход границ.
Он уже давно присматривался к соседнему зданию, которое боком своим очерчивало границу суверенной территории, заменяя ограду. Бывший жилой дом, почти целый, обвалилась только стена с противоположной стороны. Пройдясь по порталам, Кубик зачистил его от десятка трупов и вскрыл несколько дверей. Помещения вполне годились в качестве хозяйственных кладовых и зимних квартир. Да и вообще, размышлял он, нынешний их дом не приспособлен для постоянного житья. Он, разумеется, только для особых нужд и экстренных ситуаций. В нем можно спасаться, просить о помощи и получать исцеление от телесных и особенно душевных ран. От него начинается истинная реальность. Как окружность, вырастающая вокруг центральной точки. Для всего остального – периферия. Россия должна быть большой.
Из этих соображений накануне, пользуясь правами законодателя, Кубик издал устный указ о присоединении близлежащих улиц, зданий и находящегося в них добра к России. Укреплять новые границы не стал, справедливо полагая, что на этом расширение суверенной территории не закончится.
Вскоре население России увеличилось до четырех человек.
Зачистка наполовину уцелевшего здания, от которого остались только нижние четыре этажа, подходила к концу. Кубик вспомнил, как, выпрыгнув из окна этого здания, впервые увидел свой нынешний дом. Он уже обследовал его неделю назад, но ушел тогда со смутным ощущением незаконченности дела. Теперь понял почему. До пятого уровня, полностью разрушенного и заваленного остатками верхних перекрытий, он так и не добрался. Счел лишним. А сейчас это ощущение незаконченности наложилось на четкое воспоминание нескольких недель давности. Тень, метнувшаяся от него по лестнице наверх. Возможно, стоило поискать. Не исключено, что кто-то до сих пор прячется там, боясь выползти на свет, не подозревая о том, что в городе не осталось ни одного сима. Или же он найдет только труп.
Ему повезло. И этим двоим тоже повезло. Найди он их на день позже… Он наткнулся на них почти сразу, перепрыгнув на площадку пятого уровня с полуобвалившейся лестницы. Лежали в обнимку под ставшей в наклон плитой стенного перекрытия. Худые как щепки, чумазые, оборванные. Дети. Мальчику на вид лет двенадцать, девочке не больше восьми. Кубик попытался осторожно разбудить их, не напугав. После нескольких тщетных попыток, понял, что это сон, который переходит в смерть.
Он расцепил их и по одному перенес в молельный дом. Август встретил их круглыми изумленными глазами, забросив починку колченого деревянного стола. Кубик уложил найденышей на одеяло и прокомментировал:
– У нас пополнение. Ничего, скоро бегать будут.
Август, жалостно глядя на исхудавшее пополнение, уже протягивал ему плошку с чудо-водой. Потом, внимательно следя за действиями Кубика, начал вздыхать, изумленно тыкать пальцем в детей и нежным басом приговаривать:
– Малыши… Крохи какие… Оголодали…
Девочка внезапно очнулась, сделала несколько судорожных глотков воды, затем, испуганно таращась, стала звать:
– Павлик! Павлик!
Кубик взял ее почти прозрачную руку и вложил в ладонь мальчика.
– Здесь твой Павлик. Тебя-то как зовут?
– Маруська, – успокоенно прошептала девочка, закрыла глаза и мгновенно заснула.
Август вызвался быть сиделкой. Кубик легко доверил ему эту роль.
Где-то через неделю он проснулся посреди ночи от незнакомого ощущения. В окно заглядывала яркая белая луна. В полосе ее света на полу Кубик увидел странную картину. От нее-то и исходило нечто, рождавшее это необычное ощущение. Как будто все тело стало ожогом, прикоснувшись к чему-то запредельному. Ожогом, который не болит, а наоборот… Кубик не мог точно определить. Только стало казаться, что лишь так и стоит жить – ощущая себя этим ожогом, жадно тянущимся к тому запредельному, чтобы снова прикоснуться.
Перед изображением их спасителя стоял на коленях Павлик и тихо, молча смотрел, высоко подняв голову. Сложенные вместе руки держал возле груди. Сейчас он казался старше своих детских лет. На выступе в стене под доской стояла желтая палочка, из тех, что были в коробках в застекленном закутке при входе. Над палочкой тянулся вверх язычок пламени.
Кубик встал и бесшумно подошел к мальчику. Потом, подумав, скопировал его позу. И тихо прошептал:
– О чем ты просишь его?
Павлик опустил голову.
– Ни о чем, – ответил чуть слышно. – Я просто пою ему.
– Поешь? – озадачился Кубик. – О чем?
– О любви, которая пришла в мир, – еще тише произнес Павлик. И вдруг порывисто повернулся к Кубику: – Ты чувствуешь ее?
– Чувствую, – потрясенно прошептал тот и посмотрел на колышущийся огонек. – Это…
– Это то, зачем мы живем.
– Да, – кивнув, согласился Кубик. – Но не только.
– Не только чувствовать ее, – подхватил Павлик. – Еще отдавать. Ему. Другим. Всему миру.
– Да, – снова кивнул потрясенный Кубик.
– Чего делаете? – неожиданно сунул между ними свою любопытную физиономию Август.
– Поем, – ответил Кубик.
– Как это? – удивился простодушный верзила.
– Вот так. – Кубик повернулся к образу и принялся петь. Молча. И уже не слышал, как Август, радостно вывалив «Ага!», тоже брякнулся на коленки и затянул свою собственную песню. Незамысловатое басовитое гудение, в котором не было слов, но было много простого, искреннего великаньего чувства…
…По вечерам они собирались вместе и читали вслух книги. Очень скоро они узнали, что Земля вертится вокруг солнца, что человек высаживался на соседнюю планету Марс и что больше двух тысяч лет назад среди людей жил Бог, что еда может расти на земле и на деревьях, бегать на четырех ногах и жить в воде, что человек должен трудиться на благо свое, а дети не должны жить без родителей и что любить ближнего – хорошо и полезно.
И много всего другого.
Через полгода их было уже полторы сотни и они знали, что в других городах мира тоже понемногу растет новая жизнь.
