Попадос и два ствола — 3
Глава 1
За спиной что-то невнятно брякает…
Впереди тоже раздается шум…
Ладонь падает на кобуру…
Успеваю заметить, как что-то, стремительной тенью бросается в мою сторону из-за ближайшего модуля…
И проваливаюсь во тьму…
Прихожу в себя…
Во рту кляп. Руки чем-то тонким и тугим намертво схвачены.
Больно, сука!
С натужным и сердитым сопением двое каких-то весьма здоровых персонажей куда-то тащат моё тело.
Куда-куда, придурок? В сторону противника, конечно…
Сука-а!
К горлу подкатывает тошнота. Не знаю чем мне по башке били, но прилетело хорошо…
Кто это?
Не корейцы же в осажденный лагерь «за языком» пробрались?
Стопроцентно кто-то из своих.
У нас с незапамятных времен, так уж повелось — предатель или стукач всегда отыщется. От трусости ли или от корысти — не важно…
И что теперь? Всё? Звиздец котенку?
А как же предсказание провидицы?
Меня же мамми Рамла спасителем человеков назначила.
А может, ошиблась-таки черная ведьма?
И местную монету с кошачьим профилем на аверсе здесь никогда не отчеканят?
Вместо этого — уже сегодня, на рассвете, теперь и мою голову парням на передок подкинут?
Лишь бы они её бейбе не вздумали показать…
ГЛАВА 1. ПУТЬ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
В голове, под лобной костью уныло и протяжно завывает оглушающий пароходный гудок. Или даже сразу несколько — не разберешь. В затылке тягучий звон колоколов, а в ушах вата. Звуки из внешнего мира приглушены, зато внутри черепа акустика просто сатанинская.
В душе или что там вместо неё в груди, под сердцем — полный трындец, измена и ледяная пустота!
Тоска лютая!
Ощущаю себя жеребцом, которого ведут на кастрацию.
Впрочем, случается, что и котов тоже яиц лишают.
Но так, то же — домашних. А я ведь бродячий.
Вольный и ничейный.
Мне подобная операция абсолютно чужда и противопоказана.
Так что — с этого паровоза соскакивать нужно! Побыстрее и подальше! Пусть даже и завалят «на рывке» — но это всё же веселее, чем дожидаться, пока доведут до совершенно скотского состояния, когда даже от самой сильной боли, только мычать и сможешь.
Хотя, если трезво смотреть на вещи и быть честным с самим собой — мои нынешние шансы на выживание весьма и весьма невелики. Размером с гулькин… клюв, примерно. А может и того меньше.
Направления движения, как и лиц похитителей, я по-прежнему не вижу. Только их ноги в грязных берцах немаленького размера. Волокут лицом к земле за стропу на разгрузке и левое плечо. Можно, конечно, попробовать оглядеться — с высоким риском вывихнуть себе шею, но зачем? Что это принципиально изменит? Дальше корейского лагеря все равно не пройдем.
Нет — пусть уж тащат, раз взялись, а я пока в бессознанку играть продолжу.
Кстати, что-то долго мы путешествуем — а где же вражины-то?
Пора бы уже, по моим расчетам.
Не то, чтобы я очень уж спешу оказаться среди врагов, но как весьма справедливо говорится: «Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас».
О, а вот и они! Помяни черта!
Из темно-серой степи прилетает негромкий, но строгий окрик. На корейском.
Ну, а на каком же еще?
Уроды замирают и синхронно разжимают руки. Видать по-быстрому, от греха, их вверх задрали.
В коротком полете, все же успеваю запрокинуть голову назад, чем спасаю нос, но зато очень больно ударяюсь о твердую непаханую землю грудью и подбородком. Челюсть, только каким-то чудом через затылок не выскакивает. Если бы не плотный кляп из тряпки — лязг зубов, наверное, до французских владений долетел.
Вот же твари!
— Господа, не стреляйте! Мы сдаемся!
Да ведь это же Киржач, мать его!
Ну, какой же конченый урод-то! Да еще и тупень несусветный ко всему прочему: нашел где «господ» искать — в этом социуме только «товарищи» право на жизнь имеют.
Эх, ты ж падаль и что же я тебя тогда в степи не завалил? Ведь в полном праве был. Правду говорят — добро наказуемо. Впрочем, что уж теперь?
Слышу приближающиеся шаги и короткие, рубленные и непонятные фразы на чужом языке.
Поди, решают, что с нами делать — пристрелить на месте или все же поближе рассмотреть?
Вот смеху-то будет, если сейчас нас тупо загасят!
Я-то ладно, а вот шериф со свои товарищем — явно уйдут в иные миры весьма удивленными и очень расстроенными…
Хоть и храбрюсь в меру сил, однако на самом деле — страшно, аж жуть!
До холодного пота, мелкой дрожи и подобравшихся тестикул.
И вообще, уткнувшись мордой в землю, мне кажется, как-то вовсе уж неуютно помирать будет.
Решившись, медленно перекатываюсь сначала на бок, а потом и на спину.
В груди болит, словно молотком по ней выхватил.
Приблизившаяся четверка вражеских бойцов разделилась на пары и пока один держал на прицеле свою цель, второй вполне сноровисто обыскивал подопечного. Разумеется, предварительно разоружив его.
Киржач попытался что-то сказать, но один из корейцев очень весомо помотал головой так, что даже до недалекого мозга бывшего шерифа дошло, что ему гораздо лучше помолчать. Во всяком случае — пока о чем-нибудь не спросят.
Жестом показав на мое лежащее на земле тело, один из корейцев пошел впереди в качестве проводника. Троица остальных двинулась по бокам и позади нас, изображая конвой.
— Давай, шевели копытами, — смерив меня злобным взглядом раненного кабана, шипит экс-шериф «Форта-Полкан».
Мне очень хочется спросить: «А, может, ты меня еще покатаешь»? — но, к сожалению, тугой кляп не предоставляет подобной возможности.
— Живее, живее! — снова торопит перебежчик, — а то еще из-за тебя всех тут и положат.
— Ничего не имею против, — совершенно невнятно, все-таки мычу я, чтобы не выглядеть вовсе уж бессловесным бревном…
Киржач предсказуемо ни хрена не въехал, лишь глянул с недоумением и махнул ладонью.
Мне же стало совсем не до дискуссий, ибо идти в темноте со связанными за спиной руками — тот еще квест. Снова падать мордой в землю категорически не хочется и потому приходится сконцентрироваться на передвижении. Благо, что неб,о пусть и совсем немного, но начинает предрассветно сереть…
Метров через пятьдесят процессия миновала вражеский дозор с еще несколькими корейскими бойцами, а еще через пару сотен шагов наш «гид» внезапно нырнул в неглубокую балочку с относительно пологими склонами, так что для спуска вниз мне даже не пришлось садиться на пятую точку и изображая бобслеиста елозить ягодицами.
Зачем мне окружающих недружелюбных персонажей еще и смешить? Жирно будет!
Пару раз изогнувшись, балка вливается в широкую песчаную котловину с целым созвездием тлеющих костров и очень немаленьким палаточным городком.
Судя по количеству тех и других, вероятно, именно здесь и располагается лагерь основных сил противника, задействованных на данном направлении.
Как сказал одноглазый крокодил из старинного анекдота: «приплыли, танцуем девочки».
Ну, что — всё?!
Здесь меня и гильотинируют? Сразу, прямо сейчас или все же поговорить захотят?
Внезапно, все тело от пальцев ног до ключиц пробивает озноб. И воздуха не хватает.
Рядом, еле слышно, но глубоко и с большим чувством, вздыхает сволочной Киржач…
Глава 2.
Конвоиры проводят нас ближе к центру котловины и усаживают всех троих неподалеку от одной из палаток. Она побольше, чем остальные и у входа стоит вооруженный боец. Видимо часовой.
Штаб у них тут что ли? Или жилище старшего офицера?
Мои похитители молчат и даже между собой не общаются. Судя по их угрюмым рожам — эти два полудурка явно ожидали несколько иного, гораздо более радушного приема.
