Сергей Шкенёв
Отшельник-2
Пролог первый
14-год от обретения Беловодья.
Вислоухий щенок сопротивлялся и упорно отказывался есть аппетитное варево из молодой крапивы, щавеля, одуванчиков и жирной глины, сваренное специально для него. Наверное, из-за того, что большая деревянная ложка ему в пасть не помещалась.
— Держи крепче! — прикрикнула Милка на младшего брата. — Ты же не хочешь, чтобы Буян умер от голода?
Пятилетний Минька отчаянно замотал головой. Он никогда не встречался с голодом, но по рассказам старших, это чудовище раньше часто приходило в их деревню и забирало с собой не только детей со стариками, но даже крепких мужиков не щадило. А потом государь-кесарь запретил голоду появляться в своём государстве, а патриарх предал страшилище анафеме.
Однако Буян от похлёбки отказывался, и больно тяпнул Миньку за палец, после чего вырвался из рук и сбежал в заросли малины.
— Растяпа! — рассердилась Милка. — Как теперь его ловить?
Минька представил, что из-за его неловкости в деревню может вернуться голод и громко заревел, размазывая слёзы по лицу грязными кулаками. Оно же… оно же… это чудовище… Матушку с батюшкой жалко! И Милку тоже жалко!
— Хватит реветь, — старшая сестра погладила братца по лохматой голове. — Не получилось с Буяном, получится с Мурлыкой.
— Мурлыка! — Минька перестал плакать и широко улыбнулся.
Кот, привезённый отцом с ярмарки в далёкой и таинственной Любимовке, был гордостью их семьи и завистью всей округи. Шутка ли, два рубля серебром! Почти как лошадь! Зато и пользы не меньше — полосатый пушистый зверь извёл чуть ли не всех мышей в деревне, и пару раз притаскивал из леса задушенных козюль. Козюли, они ведь почти как голод — ужалит, и трёх дней не проживёшь.
— Ну что, идём кормить Мурлыку?
— Идём, — согласился Минька, но остановился, прислушиваясь к далёкому конскому топоту. — Это кто?
Сестра отмахнулась:
— Небось татары в набег пошли.
— Хочу посмотреть!
— Да что на них смотреть? Татары как татары… Да они всё равно к батюшке заедут, дома и посмотришь.
* * *
И в самом деле, у ворот родного дома детишки оказались одновременно с богато одетым всадником, важно восседающем на вороном жеребце. Это у них привычка такая, раз начальный человек, так конь непременно вороной. Ну, или гнедой, если в невеликих чинах.
Гость, однако, не стал чваниться и надуваться спесью, и спешился, бросив поводья сопровождающему его воину. Во двор зашел на своих двоих, проявляя уважение к хозяину. Только заорал страшным голосом:
— Эй, бачка, выходи, биться будем!
Отец, ухмыляясь в бороду, спустился с крыльца и сгрёб татарина в охапку:
— Карим, чёртушка старый, какими судьбами? — и обернулся к дому. — Мать, собирай на стол!
— Потом пировать будем, Демьян, — татарин с трудом освободился из объятий деревенского старосты. — Времени нет, я же в набеге.
— Успеешь ещё набегаться! Мы сколько с тобой не виделись, лет шесть или семь?
— Семь. С самой осады Гамбурга и не виделись.
— Вот видишь! И ты хочешь, чтобы я тебя отпустил голодного и без разговоров? Не по-человечески это, Карим.
Минька оживился, и даже показалось, будто его уши зашевелились. Ну прямо как у Мурлыки, почуявшего скребущуюся мышку. Отец о своём участии в войне рассказывал мало и неохотно, и от большинства вопросов отмахивался, обещая надрать задницу крапивой за излишнее любопытство. А как хотелось бы послушать… Ведь не простым воем был, а целым десятником особливой сотни!
— Умеешь ты уговаривать, Демьян, — рассмеялся татарин. — Тогда я сейчас своим скажу, что задержимся на пару дней. Печать в набеговой подорожной поставишь?
— Да не вопрос, Карим. Только давай побыстрее, а то меды прокиснут.
— У нас не успеют прокиснуть.
А потом случилось чудо — татарин покопался в висевшей на боку кожаной суме, и достал два огромных петушка на палочке. Один ярко-красный, другой жёлтый. Протянул Миньке с Милкой и поощрительно улыбнулся.
— Карим… — охнул отец. — Это же…
— Отстал ты от жизни в своей глуши, Демьян. У нас в Касимове сахар уже дешевле железа стоит. А этот вообще с моего завода.
— Как это?
— А вот так! — самодовольно ухмыльнулся Карим. — В последний набег иду, а потом на этот… как его там… пен-ци-он! Почитай двадцать лет в седле. Подал прошение императору, и тот дал разрешение осесть на земле. Теперь всё, откочевал своё, пусть молодняк кочует.
— Стареешь?
— Мудрее становлюсь, — татарин вытащил из всё той же сумки какую-то бумагу. — Печать сразу поставь, а то не до неё нам будет.
— Угу, — кивнул отец и уткнулся в грамотку. — Ого, шестерых разбойников под Муромом взяли?
— Повезло, — пожал плечами Карим. — Иной раз за весь набег ни одного татя, а тут в самом начале прибыток.
— Почём их сейчас принимают?
— Никак подзаработать решил, десятник? А не получится.
— Вывели всех?
— Да нет, — опять ухмыльнулся татарин. — Кто же их у тебя без набеговой подорожной возьмёт? Вдруг ты объявишь татем соседа, что твою межу перепахал?
— А вы, стало быть, невинных не хватаете?
— А нам, стало быть, за невинных людей верёвка полагается. А в Сыскном приказе этот… как его там… полиграф, вот!
— Грек?
— Механизма хитрая, что лжу видит.
— Однако.
— Вот так вот и живём, Демьян. Ладно, пошёл я, а ты меды готовь. Я быстро.
* * *
Через какое-то время любопытство Миньки было вознаграждено — дядька Карим остановил строгого отца, вознамерившегося отправить сына к мамке, дабы не мешал двум старинным друзьям отдать должное выдержанным медам.
— Пусть с мужчинами сидит, всё же будущий воин.
— Я тихонько-тихонько, — пообещал Минька и цапнул со стола печатный пряник.
— Как пластун в дозоре, — кивнул дядька Карим. — В папаньку пошёл.
— Ну дык…
— А вообще, Демьян, как поживаешь?
— Да неплохо, — пожал плечами отец. — Раньше не каждый боярин так жил.
— Про бояр ты, допустим, заливаешь.
— Заливаю, ага… но немного. Но ежели сравнивать с тем, как до возвращения к старине жили, так и вовсе не заливаю. Детишки вот, дом новый отстроил о восьми окошках, по два десятка откормленных бычков каждый год в казну сдаю. Ещё собственная пороховая мельница есть. Сытная и спокойная у меня жизнь, Карим.
— А я хотел тебя к себе позвать.
— В Касимов, что ли? Не люблю я городской суеты, сам же знаешь. Потому и уехал сюда, хотя и на Москве уговаривали остаться, и в Любек младшим воеводой сватали.
— Да знаю я это, и вовсе не в столицу зову. Землю-то мне в Пражском улусе дают.
— Погоди, а завод сахарный?
— Завод сам по себе, а земля сама по себе. На новом месте новый построю. Соглашайся, Демьян.
Минька осторожно посмотрел на задумавшегося отца, и где-то в глубине его души разгоралась надежда. Надежда на приключения.
Пролог второй
21 век от Р.Х. Деревня Любимовка
— Добраться до вас, Андрей Михайлович, это само по себе целове приключение! Куда там «Париж-Дакар» или «Кемел Трофи», — лысый толстячок возрастом далеко за шестьдесят выбрался из заляпанного грязью Уазика и помог выйти такой же толстой женщине с сантиметровым слоем макияжа на лице. — Вы не поверите, я в последний раз на такой машине больше сорока лет назад ездил, ещё когда срочную служил.
Самарин с улыбкой хлопнул дверкой Нивы, на которой встречал гостей, и заметил:
— Вы бы могли своего водителя за руль посадить.
Гость засмеялся и шутливо погрозил пальцем:
— Нет уж, Андрей Михайлович, по слухам, в поездках к вам такие удобства слишком дорого обходятся. Юрий Ильич рассказывал, да… Хотя, между нами говоря, он тот ещё жлоб, и даже САМ, — толстяк многозначительно ткнул пальцем в небо. — Да, и даже САМ немало повеселился, когда услышал, что вы заставили нашего жадину оплатить процедуру и личному водителю.
