Ду Бин Сань - Дмитрий Анатольевич Гришанин

Боксер, без пяти минут чемпион Саня Дубинин, отказавшись сливать бой за деньги, нокаутировал мажора в первом же раунде. За побитого сынка впрягся олигарх папаша, и Дубинина со скандалом выставили из большого спорта.

По русской традиции горе свое Саня стал заливать вином. И однажды, в очередной раз вусмерть напившись, он проснулся в теле китайца Ду Бин Саня. И понеслось…

Страница книги

— Лечить меня вздумал, сука! — я цапнул за ворот тельник соседа, но мою вскинутую в замахе вторую руку тут же перехватили навалившиеся со всех сторон собутыльники.

— Санек, успокойся!..

— Тарас, просто перебрал чутка!..

— Братан, мы все тебя уважаем!.. — посыпалось со всех сторон.

— Да отцепись ты от меня! — сбросил мою руку расхрабрившийся от водки Матрос. — Тоже мне чемпион! Вон, на раз-два скрутили, как шмару беспонтовую!

— Ах ты ушлепок! — я попытался вскочить с табуретки, но трое навалившихся мне на спину и на плечи парней удержали меня на месте.

— Сам обсос! — фыркнул в ответ закусивший удила Матрос и, подхватив стакан, опрокинул в луженую глотку очередные сто грамм. — И правильно тебя победы лишили, наркоман чертов!

— Тарас, ну нафига?.. — пропыхтел один из висящей на мне троицы.

— Ой, да че он мне сделает-то?.. — но Матрос подавился собственной усмешкой, когда после очередной моей яростной попытки освободиться троица его приятелей бессильными котятами разлетелась по углам комнаты.

Учтя предыдущую ошибку, я больше не стал тратить драгоценные секунды на театральные жесты с захватом тельника противника и пробил двойку в попытавшуюся отодвинуться харю соседа тут же, прямо из сидячего положения.

Сраженный нокаутом Матрос полетел, вместе с опрокинутой табуреткой, в одну сторону, а с другой — мне в лобешник прилетела бутылка, брошенная кем-то из сбитой с ног троицы. Среагировать на подлый бросок я не успел, но, к счастью, обошлось без порезов — пустая бутылка не разбилась и, набив на лбу шишку, отскочила на пол.

— Ах ты падла!.. — я кинулся карать подлого швырятеля бутылок.

— Саня, это случайно, я на рефле… — заголосил в свое оправдание неудачник в дырявом на колене трико. Но, не дослушав, я вырубил говнюка жестким хуком.

Развернувшись в боксерской стойке к паре оставшихся противников, я обнаружил направленные на меня четыре дрожащие растопыренные ладони.

— Братан, мы не при делах, — высказался за обоих рябой Леха.

— Ладно, живите, — сказал, как плюнул, я и, шагнув к столу, забрал оттуда последнюю, наполовину разлитую бутылку. — Это типа моя моральная компенсация. Андестенд?

— Конечно, братан. Без проблем.

Выбравшись из разгромленной комнаты в коридор общаги, я тут же жадно присосался к трофею. За несколько мощных глотков перелил всю водку в желудок. И, скривившись от злого пойла, запулил пустую тару в дверь негостеприимной комнаты.

От звона разлетевшейся на осколки бутылки приоткрылась пара соседних дверей, но высунувшиеся было оттуда хмурые рожи студентов, встретившись с моей кровожадной ухмылкой, поспешили без звука скрыться обратно и захлопнуть за собой дверь.

— Задрали, сссуки! — прошипел я и, пьяно икнув, поплелся в сторону лестницы…

Что, спросите вы, довело славно парня Александра Дубинина, спортивную звезду университета, без пяти минут городского чемпиона, до столь скотского состояния?.. Мой тренер обозначил эту причину: как не по чину чрезмерную гордыню вкупе с непробиваемой твердолобостью. Ну а я считаю, что мне просто не повезло.

Любительский спарринг с тем мажорчиком в плане развития спортивной карьеры для меня, разумеется, ничего не значил. Папенькин сынок с какого-то перепуга решил, что умеет боксировать, как реальный боец, и захотел пустить пыль в глаза своей пассии. Я не возражал погонять три раунда клоуна по рингу, воспринимая этот фарс, как отдых в напряженном тренировочном графике перед настоящим боем. Мажору же, пережившему в ринге три раунда с будущим чемпионом, такого щедрого подгона от меня было б за глаза. Но говнюк возжелал у всех на глазах душевно настучать мне по щам. И когда тренер заикнулся про обещанные нам десять штук зелени за слив боя во втором раунде, с гарантией проблем от сильных мира сего в случае моего отказа, я, что называется, закусил удила… И нокаутировал выскочку практически после удара гонга. Прикиньте, на четвертой секунде. Мой личный рекорд. Фак!

Дальше вырубленный мною мажор укатил в свой особняк лечиться. А через пару часов в местных новостях с прискорбием объявили, что в крови одного из претендентов на звание чемпиона города по боксу обнаружены запрещенные ВАДА вещества, в связи с чем назначенный на ближайшие выходные финальный бой, к сожалению, не состоится… Кто, думаете, оказался тем неудачником, с допингом в крови? Бинго, блин! Разумеется, не пожелавший лечь под мажорчика Саня Дубинин.

С боксом меня вежливо попросили на какое-то время завязать. Типа пока «волна» не уляжется. А жить без спорта я не умел. Тренер, с которым вдрызг разругался из-за отказа от легких денег, меня не поддержал. В универе настоящих друзей не было, лишь болельщики, которые лишившись своего кумира, быстро положили болт на обычного студента Саню Дубинина.

Не я не скулю. В жизни всякое случается. И испытание медными трубами нужно выдерживать так же достойно, как огонь и воду. Но я, походу, в этом раунде пропустил удар. Привыкший раньше ловить на себе восхищенные девичьи взгляды, теперь, оказавшись вдруг словно прокаженным, я запил горькую… И, вот, до сих пор не просыхаю, напропалую синяча уже бог знает какой по счету день…

— О, Севыч, здорово! — вырулив из коридора, я загородил на лестнице проход субтильному очкарику в цивильном джинсовом костюмчике и модных кожаных туфлях, на фоне которых мои стоптанные тапки и мятые, в грязных пятнах майка с боксерами выглядели просто по-бомжатски, дополнительно подпитывая и без того лютую злобу на весь белый свет. — Давно не виделись! Че, как сам?

— П-привет, Са-саня, — залепетал в ответ очкарик, судорожно пытаясь выдернуть свою хилую ладошку из тисков моего свирепого рукопожатия.

— Как-как ты меня назвал? Са-саня?.. Да это предъява, братан!

— Нет-нет… Что ты… Я вовсе не имел в виду, что ты…

— Че ты там имел, мне насрать, — откровенно издевался я, не отпуская руку хлюпика. — Но ты только что конкретно накосячил, братан. Андестенд?

— Я… я… я…

— Головка от буя, — гоготнул я. — Короче, расклад, Севыч, у нас такой. Выбирай: разок по щам, или на лапу мне косарь?

— Коссс…

— Правильное решенье, братан, — я растянул щеки в довольной лыбе. — Гони бабло, и проваливай.

— Только у меня все на карте. Налички нет. Давай…

— Давать те дружок твой заднеприводный будет, — ощерился я, перестав улыбаться. — Гони косарь, сука, а то ща втащу!

— Дубинин, ну-ка отпусти Горохова! — появившаяся на лестнице, как чертик из табакерки, девушка в строгом брючном костюме решительно вступилась за угодившего в переплет очкарика.

— Савельева, не лезь, а, — фыркнул я в сторону заступницы (Ирины Савельевой — старосты группы, в которой я когда-то учился, девушки, строившей мне когда-то глазки, и писавшей когда-то по «вайберу» любовные сообщения). — У нас с Севычем мужской разговор. Севыч, скажи? — я еще сильнее стиснул ладонь своей жертвы.

И очкарик позорно захныкал.

— Дубинин не стыдно тебе? До чего человека довел! — староста стала вырывать культяпку плаксы из моего кулака.

— Ой, да забирай свою подружку, — я брезгливо отбросил руку очкарика. — Думал, пацан нормальный, а он бабой оказался. А у Сани Дубинина принцип — я женщин не бью.

— Совсем до чертиков допился! На людей средь бела дня бросается! — продолжила верещать неугомонная Ирина, уводя хлюпающего Горохова вниз по лестнице.

— Да пошли вы! — бросил я в ответ, поднимаясь по ступеням в противоположную сторону…

— О, Санек, привет! С кем воюешь? — подкатил ко мне на следующей площадке Васька Пых (так-то фамилия у него была Попыхин, но урезалась в общаге до просто Пыха за то, что Васька барыжил дурман-травой, и сам был главным тестером своего товара).

— Да, ходят тут всякие, понимаешь, — отмахнулся я.

— О, ты уже, гляжу, взбодрился малехо с утра? — учуял исходившее от меня амбре Васька.

— Так-то я еще толком даже и не ложился. У приятелей засиделся, — хмыкнул я, оттирая плечом любопытного барыгу и сворачивая в коридор своего этажа.

— А у кого, если