Борьба на Юге. Тревожная весна 1918. - Alexandr Dornburg

"Пускай ты не видишь просвета в волнах бесконечного зла, не унывай! И даже когда ты увидишь, что смерть за тобою пришла, не унывай!" -напевал я про себя бессмертные строчки Кабул-Шаха, марионеточного правителя, когда-то посаженного великим Тимуром на трон Самарканда.

Ух, лепота! Хорошо-то как! Я люблю тебя жизнь! Обжигая губы, я отхлебывал из жестяной кружки крепкий калмыцкий чай с маслом, и от данного бодрящего напитка приятная теплота распространялась по всем членам моего тела. Хотя на календаре 2 марта (если я не ошибаюсь), но в степи еще царит и не собирается никуда от нас уходить настоящая зима. Сижу я в темноватой кибитке на калмыцкой зимовке, в относительной безопасности, что по нынешнему тревожному революционному времени уже не мало.

Чужие здесь не ходят... Не курорт... Пощады эти люди степей не знают: унылые калмыцкие черные пески, как и тундра для чукчей, диктуют своим детям, храбрым, хорошо понимавшим, ради чего бьются, с оружием знакомым с детства, имеющим какой никакой боевой опыт, шедшим в атаку под руководством своих старшин- "тайши", главную истину, что всяких едоков не своего племени должно быть чем меньше, тем лучше. Оттого и вырезали здесь под ноль местных татар и ногайцев. Надеюсь, что я подобного отношения на своей шкуре не испытаю!

Но, давайте обо всем по порядку. Я в своей прошлой жизни работник финансовой службы Вооруженных сил Российской Федерации, потом офицер Налоговой полиции, а в дальнейшем - майор Наркоконтроля. Приближающийся по возрасту к ранней "военной пенсии". В общем, есть такая профессия - балду пинать!

После своей случайной гибели на дежурных стрельбах, я нежданно-негаданно оказался в теле еще относительно молодого (33 года) полковника русской императорской армии Полякова Ивана Алексеевича, реального исторического персонажа, одного из мелких руководителей Белого движения после революции. Вот такое вот "новое назначение". На этом плюшки закончились. Вокруг бушует революционный пожар, со всеми вытекающими печальными последствиями. Кровь в "борьбе за светлое будущее" льется бурными потоками! Битва Света и Тьмы требует обильных жертв! Не мытьем, по старинке, а катаньем.

Поляков же с Румынского фронта (где цыгане шумною толпой) через всю страну в одиночку поперся на Калединский Дон, чтобы там воевать с большевиками и мое вселение произошло уже перед самым Киевом. Гармоничного слияния двух душ и двух сознаний не произошло, мое оказалось более "свежим" и агрессивным и почти полностью поглотило "эго" полковника, получив в наследство только какие-то довольно отрывочные сведения и воспоминания последнего.

Дальше получился мрачный трэш и ужас. Полный пердимонокль! Стачки, митинги, поножовщина и взрывы. Там я угодил в эпицентр Гопакиады на лимонно-лазурную тему и «вольности казацкой». Танцуют все! Ибо не всякая логика поддается пониманию. А именно: всем хлопам — волю, всем посполитым — землю, всех «лыцарей» с обосранными шароварами — немедленно в реестр чиновников, носителей языка, а всех панов утопить. И жидов, натурально, тоже. Народец в Киеве обитал прегадкий, помочь не помогут, а продать - продадут! Забудьте про друга, который не бросит в беде! Все вокруг пытались дружно бить "москалей", которые съели украинское сало. В общем, местечковые убогие "демократы" - те еще зверюги! Те еще булочки с изюмом! Тупик Дарвина.

Прятаться в Киеве или вливаться в местные "шароварные" банды я не решился и попытался рискнуть и прорваться через многочисленные кордоны и преграды на Дон. Такое решение, надо сказать, было мало разумным. Вход в этот аттракцион ужасов с желающих попасть в рай без очереди - рупь, а выход - пять! Началось очень опасное "хождение по мукам" в багровых тонах. По пути таких "наивных" как я, многочисленные патрули всех мастей и цветов успешно отлавливали и ставили к ближайшей стенке, без особых разговоров. Без всякого суда, в рамках «революционной целесообразности».

Не помогала ни маскировка, ни документы. Относительно белые руки и печать интеллекта на лице означало реальный приговор. Высшую меру революционной законности прямо на месте. Идет охота на лохов, идет охота! Ежели просто шомполами выпорют - считай второй раз родился, целуй руки "товарищам". Обстановка в стиле «Безумного Макса» к подобным действиям весьма располагала. Люди стали "вне ума". Вооруженные граждане с соседями на межах резались только так – и по поводу, и без повода, типа удаль показать да барахлишком разжиться. Без руля и без ветрил, без царя на престоле и в голове.

В общем, котел кипел вовсю, нарыв прорвало, лавина сорвалась. Слабонервных прошу не беспокоиться! Чудом прорвавшись через кровавую мясорубку на Дон, я угадил прямо к моменту падения белого Новочеркасска. Горят села и станицы, вдоль дорог стоят «леса виселиц» с "врагами народа" и «ненадежный» край в считанные дни стал совершенно бел и пушист. "Цветущий край осиротел; исчезли мирные забавы"...

"Эта власть действует жестоко и решительно и свои угрозы тотчас же приводит в исполнение", - так грустно, с вздохом, поведал мне встреченный по пути один уважаемый донской старожил, видимо готовясь беспрекословно исполнить всякий безумный приказ новых самодержцев. Не менее характерно и то, что если раньше обыватель безучастно и более чем халатно относился к многочисленным призывам и распоряжениям Калединского Донского Правительства, то теперь наоборот, боясь и трепеща перед красными упырями, каждый стремился заранее осведомиться о советских декретах.

Уже рано утром, большинство людей спешило запастись большевистскими "Известиями", чтобы прочитать все новости и главное, не оставить случайно без исполнения какого-либо нового распоряжения. Так жестокостью и массовыми расстрелами большевики молниеносно изменили психологию населения. Добились рефлекса полного подчинения.

Не скажу Вам, что с одной стороны боролись в "священной войне", сплошь Айвенго, рыцари