Князь Фёдор. Куликовская сеча
Часть I. Куликовская битва.
Пролог
…- РУ-У-УСЬ!!!
— АЛЛА-А-А!!!
На разгон нам осталось не больше тридцати-тридцати пяти метров — ничтожно мало, учитывая, что степняки успели набрать ход и летят к нам навстречу! Всего пяток секунд, чтобы встретить врага копьем, не дав опрокинуть себя первым ударом…
Но выдохшимся жеребцам русичей сил хватит как раз на короткий разбег. И потом, разве на рыцарских ристалищах расстояние под разгон сильно больше⁈
…Перед сшибкой я едва не зажмурил глаза. И только в последний миг понял, что отдаю явное преимущество летящему навстречу «багатуру» (близнецу Челубея по набору брони); так можно и сгинуть! А хитрый враг уже направил сверкнувшее на солнце острие чжиды мне в лицо — заставив вскинуть «павезу» вверх, да склонить голову навстречу…
Удар!!!
Пика степняка врезалась в переднюю луку моего седла — и, прошила ее насквозь, ударив в панцирь на уровне пупка. При этом вогнув одну из пластин чешуи внутрь… Сильнейший толчок рванул седло, едва не скинув меня с коня — а от удара в живот я скривился от боли, тяжело охнув сквозь стиснутые зубы…
Ранее утром того же дня.
Князь Федор глубоко вдохнул прохладный, влажный от близости двух полноводных рек воздух, зябко передернув плечами. Свежо… Ну, так чай не лето, уже восьмой день осени!
От Непрядвы и Дона на берег потянулся молочно-густой туман, практически целиком закрывший Федору Елецкому обзор. Чуть позже, когда багровый диск солнца поднимется высоко в небо и наберет силу, туман рассеется — и вот тогда начнется сеча…
А пока у воев еще есть несколько часов жизни прежде, чем решится их судьба.
Люди, кому предстоит вступить в сечу и возможно, обрести свой конец, чувствуют жизнь совершенно иначе. В эти мгновения мечтаешь хотя бы еще раз увидеть родных, семьи, еще раз обнять женку да деток… Или прижать к себе любушку, коли венчаться не успели, обняться с родителями.
Но дух мужей укрепляет понимание — покуда они здесь, ордынцы до близких не доберутся… Так что полно татарам собирать дань да пугать народ русский набегами и карательными походами! Ведь иные каратели, вроде поганых Дюденевой рати, столько городов и весей обратили в обугленные пожарища, устланные телами порубленных русичей, что впору было сравнить их с нашествием самого Батыя… А мстительный Мамай, оскорбленный отказом Дмитрия Иоанновича платить дань и разгромом ордынцев на Воже, наверняка перещеголяет Дюденя — обратившего в прах четырнадцать городов русских, да без счета весей и погостов! И татары темника — коли возьмут верх! — не дадут пощады ни малым, ни старым, как и в прежние времена…
А потому сегодня хоть всем костьми лечь — но остановить Орду, не пустить поганых за Непрядву! Вот и стоят мужи твердо по своим полкам, заглушая в сердце жалость к себе и тоску по родным — ради них ведь и стоят…
— Святой Георгий Победоносец, моли Бога о матери моей, отце и невесте, да сбережет их Господь…
Федор Иоаннович невольно оглянулся, услышав вблизи негромкий, но явственный шепот хорошо знакомого, молодого голоса. Это знаменосец Андрей, уткнувший в землю древко стяга с вышитым на нем Георгием Победоносцем, повергающим змея, обратился к образу святого с мольбой о родных… Молод, да больно ловок в сече знаменосец, верток! Порывист и горяч, но в брани головы не теряет — и рука его крепка; заменил Андрей вышедшего на покой отца, старого дружинника, и успел уже себя показать… Сейчас он как и прочие ратники волнуется, ищет утешения в молитве — и ведь не он один! Не иначе как все русичи, собравшиеся на Куликовом поле, возносят к небу горячие, жаркие молитвы — прося Божьей помощи в битве и заступничества Пресвятой Богородицы, моля Ее о победе, о возвращении домой живыми и не увечными! И еще жарче молятся они за своих родных, памятуя, что молитва эта может стать последней…
А ведь одновременно с тем возносятся к небу молитвы их матерей и отцов, жен и детей из Москвы и Коломны, Серпухова и Суздали, Нижнего Новгорода и Владимира, Белоозера и Ярославля, Ростова и Стародуба, Дмитрова и Трубчевска, Переяславля и Костромы, Пскова и Пронска, Брянска — и многих других городов русских, весей и погостов, включая сожженный самим же Федором Елец. Ну так обоз с семьями ратников уже за Непрядву ушел, там родичи воев молятся… Великую силу собрал Дмитрий Иоаннович под чермный, багровый стяг с вытканным золотыми нитями ликом Спасителя! Едва ли не вся Русь собралась в единый кулак на Куликовом поле…
Должны сдюжить, должны остановить татар!
— Пресвятая Богородица, не оставь нас своим заступничеством, укрой нас Своим честным омофором, умоли Господа даровать победу христианскому воинству! Богородице Дево, радуйся…
Сам князь Федор также истово перекрестился, обратившись к Царице Небесной с очередной молитвой. Да и кому как не к Богородице молиться в день ее Рождества⁈ Не случайным кажется теперь столь необычно густой туман, не спешащий рассеяться с восходом солнца — словно Покров Богородицы уже распростерся над русскими воями, Ей молящихся, как предвестник Ее помощи…
Нет да нет, но поглядывает назад князь Елецкий Федор, словно может рассмотреть за густой пеленой тумана противоположный берег Дона — где к великокняжескому обозу присоединился обоз ельчан. Не столь и велика численность жителей его удельного княжества — вдобавок ко всему, большинство их укрылось в разросшихся за последние лет полтораста леса…
Благо, Мамай в поход собрался в конце лета — а не зимой, как хан Батый. Тогда-то пращурам негде было утаиться от поганых, следующих по льду Прони, Оки и Клязьмы! Ведь не подготовив лабазы с запасами еды да временных зимних жилищ, хотя бы землянок с печурками, в зимнем лесу не выжить. А тут… За годы запустения Елецкого княжества некогда вырубленные жителями его леса вновь разрослись. Густой лес встал и на месте старой, сожженной Батыем крепости — хотя, быть может, окончательно град добили в последующие карательные набеги… Так или иначе — но леса под Ельцом много, укрытий хватает, да и урожай почти весь был собран. А татарам, следующим навстречу московской рати, не до того было, чтобы рыскать по окрестностям в поисках невольников да случайных жертв!
Но семьи ратников последовали за немногочисленным елецким воинством в его куцем обозе. И они же ушли вчера последними за Дон — прежде, чем настил переправы разобрали, а соединенные между собой лодки, служащие основой для плавучего моста, перегнали на северный берег реки. Так что… Так что бежать русичам теперь некуда — как бы ни сложился ход сечи. Мужество мужеством и стойкость стойкостью — но коли уж совсем припечет, именно знание, что пути назад нет, предаст мужам силы стоять на месте до конца. И умереть на том же самом месте, прихватив с собой как можно больше татар…
С другой стороны, река за спиной не даст поганым обойти русское воинство — крылья которого, полки правой и левой руки, также упираются в разросшиеся за последние полтораста лет леса. Что поделать — рязанские земли, некогда густо заселенные вдоль рек, чаще прочих подвергались опустошительным карательным походам или татарским набегам. А сама древняя Рязань первой приняла удар Батыя — и после так и не сумела возродиться… Одни валы от крепости остались. Да и тот же Елец, до татар входивший именно в рязанские владения, отстроили всего двадцать лет назад — до того же сам след древнего града был стерт с лица земли!
Вот и некогда заселенные берега Непрядвы у впадения ее в Дон также опустели — а в прошлом распаханные, очищенные от леса поля вновь заросли густой чащей. Пожалуй, пройдет еще лет так двести — и от самого Куликова поля останется лишь крошечный пятачок земли, стиснутый окружившей его дубравой!
Ну а пока… Пока же есть где развернуться, есть, где построить многочисленные конные и пешие полки русичей.
