Касатоныч. Забытые Острова. Одиночное плавание
День Первый. На «запасных ногах» по песку… Знаете такую пытку?
Касатоныч
Будем знакомы? Это я. Зовут меня так. Ну да — пока ещё непривычно — для вас. А лично мне — нравится. «Касатоныч» или, если вспомнить полное имя — «Кидридзе Касатоныч». Как оно вдруг возникло, это имя? История то давняя — была она со мной ещё в отрочестве, и, если кому будет интересно, при случае, расскажу. Может быть… Не-не, что вы, не обижаюсь. Уж мне-то в моем положении — ещё и обижаться… Куда уж больше-то? И так хватает слишком «веселого» в моей жизни, успевай только разгребать… Да и не звал меня так никто, участники событий посмеялись тогда, пошутили да и позабыли. Так-то имя совсем простое, как и фамилия, да на кой оно здесь-то, кому нужно? Вот и вспомнил ту историю, и оставил себе только отчество. Касатоныч я здесь, и баста! Так и зовите. Можно и Кас, но это — только для самых близких… На «эй ты» от посторонних — я не откликаюсь. Игнорирую.
Сон был глубокий, а разбудили сразу. Проснулся! От чего — непонятно. Но проснулся… И… Вот паршиво! Сразу понял — Паршиво ВСЁ!
Тепло. Не просто тепло, а жарко. Когда дома в сон начало морить, прикрыл ноги пледом и вот — на тебе, печёт просто. От головы в плечи уходит жар. Что со мной, заболел что ли⁈ Со сна чугунную руку едва подтянул, так и есть — футболка на груди и шея мокрые. Так, надо срочно переодеть, а то простуда обеспечена. Ну вот такой я человек: если мокрой одежде дать высохнуть на мне — заболеваю…
А сейчас — лицо буквально горит. Не, не плавится, его не обжигают огнём, но где-то в чём-то очень близко. Наконец-то начинаю понимать, с чего бы это всё, сквозь веки с окна слепит солнце.
С трудом разлепляю глаза. Солнце — в лицо. Отворачиваюсь и нога пошла в бок, а ведь по ощущением пледа-то и нет…
Рука вдоль тела — шасть. А… где? Сейчас это проще чем разглядывать что там.
Как Константин Райкин в фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих» говорит: « Солнце! Глаза! Не вижу!» Вот и я — также: не вижу, прямо в глаза слепит!
Ну ладно солнце, бывает, сплю я лицом к окну, и во время заката, оно, как раз, бьёт мне в лицо. Тут другое — что за…? Откуда песок-то у меня дома? И, главное — столько?!!
И запах!! Его я никогда не перепутаю!!! Как говаривал В. В. Маяковский — «Очень жаль мне тех, которые не бывали в Евпатории.»
Когда вы только подходите к булочной на улице Гоголя с бушующим вокруг запахом ванили, а может и корицы — не знаю. Так вот, ещё когда вы приближаетесь к хлебному магазину на долю секунды, на какой-то миг перед вами мелькнёт полоска моря!
Когда же вы минуете царство плетёной булки. Широкой как два батона те что по восемнадцать копеек — сложенные бок к боку. А то что это именно московская плетёнка — сомнений быть не может! Поскольку только она может ТАК пахнуть! С вкуснейшей корочкой в которую вплавили сахарный песок. Вплавили но не расплавили. Сахар всё ещё сохраняет свою кристаллическую структуру. Вот на каком этапе пекари это делают — уму не постижимо. Но! Ммм — вкуснота…
Нет. Я прекрасно понимаю, что подобная булка пеклась во многих хлебозаводах страны. И для каждого из многомиллионного населения нашей необъятной родины она была «своя», но вот для меня, тогда мальчика из Подмосковья — такую булку, в районе одна тысяча девятьсот восьмидесятого года — папа привозил только из Москвы.
Так вот, повторюсь. Когда вы в Городе Евпатория прошлись бы по улице Гоголя по направлению к Набережной в районе одна тысяча девятьсот восьмидесятого года и миновали бы хлебный магазин. Он, хлебный, будет от вас справа. Вас нисколько не огорчит что вы покинули зону ванили. И вы не обратите на малопривлекательную зону молочного магаза — облицованного маленькими белыми плитками кафеля размером пять на пять сантиметров.
Если вы думаете, что он мне чем-то был неприятен — то да и нет.
Молочный магазин был прекрасен — своей продукцией. Молоко, ряженка, кефир. И всё это в одинаковых бутылках — которые в пунктах приёма стеклотары стоили по пятнадцать копеек. И различались они цветом крышек: серебристая — для молока, зелёная — для кефира, фиолетовая — для ряженки. Помните? Я — да.
Говорят, ещё были и такие: жёлтая — для топлёного молока, полосатая — для обезжиренного кефира, синяя — для ацидофилина, серебристая с желтой полосой — для сметаны.
Ацидофилин — что за зверь⁈ Никогда не слышал. И сметану в таких бутылках, признаться — не встречал…
Но, в Евпаторийском молочном торговали только тремя продуктами из всего того многообразия: молоком, кефиром и ряженкой.
О, Боги! Граждане, Товарищи — кто помнит тот бойкий перезвон когда грузчики тягали проволочные ящики с молочкой⁈ Нет, это ни с чем не перепутаешь!! Все затыкали уши — потому что это было громко! Но, надо сказать, звук не раздражал! Как тот же