Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх

Я виновато развел руками.

— Каюсь, отец Дитрих. Вообще-то такие благие побуждения возникали и раньше... ну, когда гномы сковали мне доспехи и меч, или когда эльфы мою драгоценную шкуру спасли. Потом как-то забывалось за суетой суетной жизни и, как бы сказать помягче, личными интересами. Мы хоть и христиане, но все же язычники. Все-таки сперва я, а родина потом. Ну, а всеобщее благо так и вообще где-то за горизонтом.

— Ну-ну, а теперь?

Я тяжело вздохнул, посмотрел ему прямо в глаза.

— Да вот что-то заставляет и про общее благо. Не за бесплатно, правда.

— А-а-а, ну-ну, дальше. Теперь понятнее.

— Гномов, — сказал я деловито, — нужно привлечь в борьбе с Маркусом. Многие из них погибнут, сража­ясь с нами плечом к плечу. Если потерпим поражение, то погибнем все, но если победим... справедливо ли только нам рвать яблоки успеха?

Он покачал головой.

— Очень сложный вопрос. Гномы сами по себе народ трудолюбивый, что угодно Господу, но они все язычники...

— Мои Бобик и Зайчик, — возразил я, — тоже ни­чего не знают о Христе и церкви!.. Но я их люблю и защищаю. Любовь и привязанность не зависят от веры, разве не так?.. Думаю, постепенно и они могут прийти к пониманию Христа. Я имею в виду гномов и эльфов, а не Бобика и Зайчика. А пока что, как я предполагаю, достаточно и того, что они исполня­ют некоторые заповеди, которые дал людям Творец. Я опять же имею в виду...

Он отмахнулся в некотором раздражении.

— Понял-понял. Ты так часто общается с людьми глупыми?

— А куда деться, — спросил я безнадежным голо­сом, — если только я один в белом?

— Ну да, — буркнул он, — военные... Так какие заповеди гномы соблюдают?

— К примеру, — сказал я, — уважай родителей, не убий, не укради, не желай дома ближнего... Наверня­ка у них запрещено и лжесвидетельство.

Он подумал, кивнул.

— Да, это уже основа для серьезного разговора.

— Думаю, — сказал я, — у них работает и насчет не желать жены ближнего, иначе любое племя рас­падется.

Он подумал, вздохнул.

— Сын мой, ты поднял очень сложные и нелегкие для понимания и даже для обсуждения вопросы. Ска­жу сразу, большинство иерархов церкви будут против. Однако скажу тебе одну крамольную вещь, которую нельзя говорить мирянам: реформа церкви не прекра­щается никогда! Ни-ког-да. И только благодаря ре­формам и через реформы она остается тем пылающим факелом, что ведет народы через тьму невежества... Прекратятся реформы — погаснет и факел церкви. Но сейчас давай оставим этот вопрос до времен... сам по­нимаешь каких.

Я сказал с благодарностью:

— Святой отец, не знаю, как и благодарить за та­кую поддержку!

— Я не поддержал, — отрезал он.

— Но и не отвергли с ходу, — уточнил я. — А это для меня вы не представляете, насколько ценно.

Он протянул руку, я поцеловал и весь исполнен­ный почтения вышел. Не знаю, каким будет мир по­сле Маркуса, но если победим, то увидим мультикуль- турный, где на улицах городов можно будет встретить эльфов и гномов.

Даже тролли будут, хотя те наверняка предпочтут жить в лесах, а в города наведываться только для тор­говли.

В большом зале неспешно прохаживается степен­ный лорд, в котором я сразу узнал хозяина: высокий, дородный, в прошлом явно бывалый боец, сужу по шрамам на лице.

Едва я показался на лестнице, он заторопился на­встречу.

— Ваше Величество!

— Лорд де Флер? — спросил я. — Дорогой сэр Ро­бер, я благодарен вам, что достойно встретили отца Дитриха и предоставили ему все условия для работы.

Он воскликнул:

— Он почтил меня своим присутствием, как же иначе?

— Спасибо и от меня, — сказал я. — Будете в Ген- негау — заходите.

Он посмотрел настороженно, но и с надеждой.

— А вы будете?

— Уже скоро, — пообещал я.

Бобик то и дело уносится в стороны, не забывая ревниво держаться впереди копытного, а я укрылся под роскошной гривой и с тоской вспоминал свою идею, теперь уже вижу, что малость преждевремен­ную, насчет Великой Хартии Вольностей.

Больше всего я постарался внедрить ее в Мезине, которую только что нагнул, подавив мятеж против за­конного правительства, потому проводить реформы легче, но потом пришлось забрать практически всех своих лордов и войска, оставив только Шварцкопфа с довольно большой армией, а когда пришла весть о новой напасти под именем «Мунтвиг», поспешно ве­лел и Шварцкопфу со всем войском спешно идти на границу Скарляндии и Варт Генца на соединение с Меганвэйлом.

Таким образом Мезина осталась без моих войск, а никакая Великая Хартия Вольностей не выживет без поддержки копий и мечей моей армии, когда против все лорды королевства, как и сама королева.

Еще хуже в Сен-Мари, где я заговорил о Хартии уже после снятия военного положения. Все лорды уже опомнились и высказались против. Конечно, я сумел бы их переломить, если бы не пришлось уводить во­йска из-за этого проклятого Мунтвига. Вот так война подстегивает технический прогресс, но тормозит со­циальный.

Бобик гавкнул издали, я повернул голову, там вда­ли небольшой аккуратный домик, большой огород, пара сараев, видны коровы, целое стадо...

— Ну что тебе? — спросил я. — Ладно, заглянем. Вдруг в самом деле твои знакомые.

Немолодой уже мужчина, но крепкий и доброт­ный, умело и с удовольствием раскалывает толстые чурки на аккуратные поленья и складывает в штабель уже внушительной поленницы.

Рубашка на загривке взмокла, как и под мышками, на лице блестят бисеринки пота. Он всмотрелся в нас, воткнул топор в колоду и поклонился с понятной на­стороженностью в лице.

Бобик подошел и обнюхал, крестьянин побледнел и привстал на цыпочки.

— Бог в помощь, — сказал я благожелательно. — Здесь дров на всю зиму хватит! Хорошо работаешь. Люблю рачительных хозяев.

Он сдержанно улыбнулся.

— Спасибо, мой лорд.

— Большая семья?

— Нет, мой лорд. Только мы с женой и двое детей.

— Тем более похвально, — сказал я. — Напоишь коня?

Он поспешно кивнул.

— Да, мой лорд. А вы идите в дом, у нас как раз обед поспевает.

— Спасибо, — сказал я.

Я поднялся на крыльцо, чем-то пахнуло знакомым, слегка настораживающим, я подобрался и толкнул дверь, готовый и к неожиданностям.

Женщина обернулась от плиты, где жарится, па­рится, шкварчит и потрескивает, распространяя за­пахи поджариваемой ветчины, лицо ее испуганно дернулось.

— Ой, я не слыхала, как вы вошли...

Я выдернул меч и направил острие в ее горло.

— Это хорошо.

Она всмотрелась в мое лицо.

— Это вы... тот самый... как вы меня нашли?

— Я не искал, — ответил я. — Случайно. Нет, вру, моя милая собачка тебя учуяла.

Она, бледная и вздрагивающая, опустилась на ко­лени и, глядя снизу вверх в мое злое лицо, сказала умоляюще:

— Знаю, вы меня убьете... Но только не при муже!

— Это муж? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Убейте, только ничего ему не говорите.

— Почему? — спросил я.

Она прошептала:

— Он ничего не знает!.. Мы с ним с того дня, как ты... как мы...

— Разве я не убил тебя? — спросил я.

— Я живучая, — ответила она тихо. — Долго уми­рала под камнями, но затем услышала, как кто-то начал их разбирать. Я потеряла сознание, а очнулась уже на телеге. Мужчина бережно закутал меня в свою одежду, а сам мерз в ночи. Потом кормил меня с ло­жечки и давал воду по одному глотку. Я была очень слаба... меня трудно убить, но и возвращаются ко мне силы очень медленно. Он привез меня в свой дом, пе­ренес на кровать и несколько недель ухаживал, пока не смогла вставать, но и потом ухаживал и оберегал. Сперва я собиралась его съесть, как только у меня хватит сил, а потом...

Я слушал настороженно, острие меча все еще у нее под горлом.

— Говори, — потребовал я. — На этот раз тебе так легко не отделаться. Я разрублю тебя на куски, сожгу, а пепел развею!

— Только ему не говорите, — попросила она умо­ляюще. — Пусть никогда не узнает, что жил с чудо­вищем.

— Чей ребенок? — спросил я. — Я слышу детский голос с заднего двора.

— Старший, — прошептала она, — его от прошлой жены, она умерла после родов... А в колыбели — наш.

Я переспросил:

— Что? Ты родила от этого мужика?

— Да, — ответила она, глаза ее заблестели, я на­сторожился, но блеск был влажным, я с изумлением увидел слезы. — Это необыкновенно — быть матерью!

— Он монстр? — спросил я.

С острием моего меча у горла она не решилась по­качать головой, только наметила это едва заметным движением.

— Нет. Просто ребенок.

Я прорычал:

— Наверняка монстр! Матери всегда врут, защищая.

— Он не чудовище...

— Так потом им станет, — сказал я неумолимо.

Из ее глаз выкатились две крупные прозрачные

слезинки.

— Умоляю, не убивай его! Как угодно убей меня, я пальцем не шелохну.

Я медленно убрал меч.

— Ладно. Я должен быть не только справедливым, но и милостивым, как почему-то велел наш Созда­тель. Уж не знаю, что за блажь на него нашла... Я не стану тебя убивать, как и твоих детей. Но не ради те­бя, я милостив не настолько... а ради того, кто поит там коня. Он слишком уж счастлив с тобой! А я не могу вот просто так взять и сделать хорошего человека несчастным.