В этом плане подробно расписано – как поступать с каждым из народов, населяющих территорию нашей страны. Естественно, что главное внимание отведено русским. Вот, что нас ожидает в случае победы Германии: «Дело заключается, скорее всего, в том, чтобы разгромить русских как народ, разобщить их. Только если эта проблема будет рассматриваться с биологической, в особенности с расово-биологической точки зрения, и если в соответствии с этим будет проводиться немецкая политика в восточных районах, появится возможность устранить опасность, которую представляет для нас русский народ…»
И далее: «…Прежде всего, надо предусмотреть разделение территории, населяемой русскими, на различные политические районы… Народам, населяющим эти районы, нужно внушить, чтобы они ни при каких обстоятельствах не ориентировались на Москву, даже в том случае, если в Москве будет сидеть немецкий имперский комиссар…
…Мы должны сознательно проводить политику на сокращение населения… Следует пропагандировать… добровольную стерилизацию, не допускать борьбы за снижение смертности младенцев, не разрешать обучение матерей уходу за грудными детьми и профилактическим мерам против детских болезней».
– Теперь вы понимаете, Антон Иванович, что мы сражаемся не только за свою свободу, но и за саму возможность сохраниться как народ, – сказал я Деникину.
Генерал, с трудом сдерживая себя, слушавший высказывания рейхсфюрера СС, неожиданно вскочил со стула, и рявкнул: «А вот этого не хотите, господа тевтоны!» – он сложил пальцы правой руки в кукиш и помахал им в воздухе.
– Александр Васильевич, – сказал мне Деникин, – большое вам спасибо за вашу политлекцию. Теперь для меня не осталось уже никаких сомнений – Красная армия победит этих германских вурдалаков, потому что за нами правда, и за нами Бог. И, как говорил наш великий предок император Петр Великий: «Аще Богъ по насъ, то кто на ны?»
– Антон Иванович, – сказал я разволновавшемуся генералу, – этим летом должно решиться очень многое, и мы с вами по приказу Верховного тоже в этом, разумеется, поучаствуем. Многих злодеев наши товарищи уже успокоили, дойдут руки и до палача Гиммлера. Хочу вам сообщить, что завтра на станцию Севастополь-Товарная в наш адрес должен прийти первый эшелон с новейшими для Красной армии БМП-37. Что это, вы увидите завтра, скажу лишь, что наша бригада не какая-нибудь «забытая деревня», а достаточно боеспособная часть, которая снабжается по высшему разряду наравне с частями ОСНАЗ.
– Да, разумеется, – сказал генерал Деникин, вставая, – а теперь, Александр Васильевич, давайте посмотрим вместе с вами расположение бригады и поговорим с людьми…
26 апреля 1942 года, вечер. Орловская область, Навлинский район. Лесной массив в 20 км южнее станции Выгоничи. Временная база Сумского партизанского соединения под командованием Сидора Артемьевича Ковпака
– Ну, шо скажешь, Сэмён? – Ковпак задумчиво пошевелил небольшой, чуть тлеющий костерок длинным кривым дрючком.
– Это ты о чем, Сидор Артемьевич? – переспросил его Руднев, устало глядя в рдеющие угли.
– Та обо всем, – уклончиво сказал Ковпак, – об этом майоре из ОСНАЗа, о нынешнем ходе войны та о новой политике партии. Даже генерал Деникин сейчас уже не белогвардейская сволочь, а свой человек и наш союзник в кровавой борьбе с гитлеровцами. А сколько мы с тем Деникиным тогда воевали? Сколько он у нас тогда крови выпил, гадина белогвардейская?
– Так то было тогда, – Руднев развел руками. – Сейчас совсем другое дело. Нынче политика партии такова, что тот, из бывших беляков, кто против Гитлера, тому прощение и искупление в бою, а кто воюет за фашистов, того к стенке без суда и следствия.
– Это-то понятно, – вздохнул сидящий напротив Ковпака Базыма. – Весь вопрос в том – не размоем ли мы таким образом фундамент нашей советской власти?
– Думаю, что нет, – ответил Руднев, – поворот политики партии в отношениях с бывшими белогвардейцами ничем советскому строю не угрожает. Опасность заключается в другом – в самоуспокоении дутыми цифрами в отчетах, в бюрократизме и формализме отдельных товарищей и их бездушном отношении к людям. Прошлым летом мы все сами видели, к чему может привести такой подход к делу, когда даже товарищ Сталин в сердцах сказал, что мы по разгильдяйству чуть было не потеряли все завоевания Великого Октября.
– Да уж, – задумчиво почесал затылок Базыма, – тут крыть нечем. В нашей партизанской жизни такой формальный подход в первую очередь неприемлем. Или мы не видали таких командиров отрядов, что чувствуют себя в немецком тылу этакими удельными князьями, и никто им не указ. Другие же бьются с врагом, не имея ни опыта, ни умения, и гибнут почем зря, и губят при этом людей.
– Товарищи командиры, – сказал Николай Бесоев, бесшумно подошедший к костру, – разрешите присоединиться к вашей честной компании?
– Присоединяйся, хлопче, – кивнул Ковпак, – да и сидай, где стоишь. Мы люди простые, в академиях не обучались. Вот смотрю я на тебя уже второй день и никак не могу понять, чи ты наш, совецкий, чи иностранец какой?
– Товарищ Ковпак, – усмехнувшись, сказал Бесоев, – о том, кто я такой и откуда взялся, во всех подробностях знают только товарищи Сталин и Берия. В отношении всех прочих лиц я давал подписку о неразглашении государственной тайны без особого на то разрешения товарища Верховного Главнокомандующего.
– Вот, значит, как, хлопче? – задумчиво сказал Ковпак, закончив шуровать в углях костра.
– Да, товарищ партизанский командир, именно так, – улыбнулся Бесоев, – даже и через пятьдесят лет после моей смерти говорить об этой тайне будет нельзя.
– Интересно у тебя получается, – сказал Ковпак, – так ты хоть нам скажи, чи ты за совецку власть, чи против? А то тут некоторые сомневаются, особенно после того, как ты давеча обозвал жопой с ушами самого первого секретаря ЦК Коммунистической партии Украины товарища Хрущева.
– Бывшего первого секретаря и бывшего товарища, – поправил Ковпака Бесоев, – и если бы вы о нем знали, что знаю я, то обозвали бы его, наверное, и похлеще меня. А вообще, я за советскую власть. За нее я сражаюсь и за нее, если надо будет, и голову сложу.
Только вот какая штука, товарищ Ковпак. Комиссар Руднев правильно только что сказал, что угроза советской власти может быть только внутри ее самой. В любом деле нет ничего страшнее бюрократа, облеченного властью и преисполненного осознанием собственной важности и непогрешимости. Сейчас эти люди попрятались на теплых и хлебных местах в эвакуации или нашли безопасные должности в тылу. Но будьте уверены, что после того, как мы победим, они снова повылезут на свет божий и начнут, расталкивая друг друга локтями, лезть наверх, во власть. И именно такие люди, решив вдруг, что немцы им дадут больше, чем родная советская власть, пользуясь моментом, переходят на сторону врага, в то время как многие из так называемых «бывших» насмерть бьются с напавшим на нашу Родину врагом.
– Постой, постой, хлопче, – остановил его жестом Ковпак, – то, что среди наших бывших товарищей встречаются первостатейные гады, пошедшие в полицаи и бургомистры, так это я и без тебя знаю. Некоторых иуд я даже лично приказывал вздернуть на осине, ибо по-другому с ними нельзя. Ты вот лучше мне другое скажи… Ты так уверен в нашей победе, раз говоришь, не «если мы победим», а «когда мы победим»… Ведь так?
– Да, Сидор Артемьевич, – кивнул Бесоев, – я уверен в нашей победе над фашистами, как говорят в народе, на все сто.
Ковпак хитро прищурился:
– Так, может, товарищ гвардии майор ОСНАЗ, ты и дату точную знаешь?
Бесоев развел руками в знак признания своего поражения в споре с настырным стариком.
– Вот теперь, диду, – сказал он, – я понимаю, за что вас так люто ненавидят немцы. Экий вы настырный. Точной даты нашей Победы я не скажу, поскольку сам ее не знаю, но один маленький секрет раскрыть могу. Вопрос сейчас стоит не так, что нам надо победить фашистов любой ценой. Вопрос сейчас заключается в том, что нам победить надо с как можно меньшими потерями в людях, которые есть наш золотой фонд. И победить надо так, чтобы из Европы к нам никогда бы никто не приходил с мечом…
– Ну, Сэмён, что скажешь теперь? – с хитрой улыбкой, покачивая головой, спросил Ковпак. – Хочу услышать твое комиссарское слово. Как все сказанное товарищем майором ОСНАЗа сообразуется с политикой нашей партии?
– Хорошо сообразуется, – сказал Руднев, подняв с земли свою фуражку и вытряхнув из нее нападавшую сверху хвою, – даже очень хорошо. Немец – противник очень серьезный, но бить его вполне можно, это мы и сами знаем. Контрнаступление под Москвой, освобождение Крыма, разгром немцев на юге, освобождение Пскова, Риги и Таллина, снятие блокады с Ленинграда – все это показало, что фрицам теперь скоро придет конец. А раз так, то наше с тобой дело, Сидор Артемьевич, в точности исполнять все приказы Верховного Главнокомандования, а также указания партии и правительства. А тем, кто из нас больше любит советскую власть, мы будем считаться после Победы. Если, конечно, доживем.
