было неожиданно такое слышать.
— Что вы знаете об Императоре? — спросила Эглантайн.
— Да всё! — возмутился Сперат. — Даже не знаю, с чего начать…
— Если отбросить всю лишнюю шелуху, — перебил я его. — Все эти истории, где он раздает людям огонь, магию, учит их варить пиво и строить дома, одновременно убивая чудовищ, то почти ничего. Только то, что он был вечен, хоть периодически и умирал. И у него было девять архонтов. А потом пришли сначала эльфы и что-то сделали с Императором. А потом долгобороды, и гоблины, тогда же или ещё до этого появились Дикие земли, архонты сошли с ума и начали войну между собой. Империя рухнула. И теперь половина богов которым поклоняются люди, если не все, это людское представление об архонтах с поправкой на местность. А Имперский Культ ждет возвращения Императора.
— Да. Все это можно назвать правдой. Но Император был не только вором. Он был и великим обманщиком. Если он что и изобрел, то это ложь… — Эглантайн поднялась, отряхнула юбку. Задумчиво прошлась между нами. — Самая сильная ложь эта та, которая замешана на правде…
— И в чем же тогда ложь? — недоверчиво спросил Сперат.
Эглантайн задумчиво оперлась о меч, так до сих пор и торчавший из земли. И сказала:
— Самая главная ложь в том, что он хотел людям добра. Нет. Император всегда желал только безраздельного могущества. А еще, он хотел стать богом. И у него почти получилось.
— В чем разница между людьми и богами? Ну, или демонами, если уж на то пошло? — хмыкнула Гвена. — Только в том, что боги не могут умереть. Если Император был могущественным магом который жил сотни лет, то я не вижу разницы между ними.
Эглантайн кивнула. Её лицо заострилось, стало злое. Она сказала:
— Но она есть. Боги не могут умереть. А Император мертв. И моя госпожа желает, чтобы умерло и все то, что он оставил после себя.
— А почему она так желает? — стало мне интересно.
— Тебе лучше спросить её об этом саму, — огрызнулась Эглантайн. — Понятия не имею, почему она так носится с мелким, наглым… Ай!
Она отпрыгнула в сторону с ужасом глядя на меч. Ей вскрик был наполнен искренным испугом. Оглядевшись вокруг и не заметив опасности, я обнаружил что я, Сперат и Гвена стоим, выхватив из ножен оружие.
— Ты чего орешь? — возмутилась Гвена.
— Этот меч! — Эглантайн указала на любимую махалку Гвены. — Он говорит со мной!
— Если предлагает ночь по любви, шли его лесом, — хмыкнула Гвена. — Хотя я тебе советую найти себе мужика, чтобы не шарахаться от твердых продолговатых предметов…
— Не думаю, что Эле послышалось, — остановил я Гвену, которая явно испугалась и теперь хотела выместить злость. — Даже если он с ней не говорит, но он на неё точно среагировал.
Я указал на землю вокруг воткнутого клинка. Вытоптанная и выжженная солнцем трава прямо на глазах зеленела и покрывалась маленькими, синими цветами. Которые едва заметно светились в подступающих сумерках.
— А ну-ка, схвати его снова! — тут же сменила тон Гвена. Она спрятала кинжалы и показала двумя руками, будто удерживала у горла бутылку. — Вот так.
— Нет! Я к этой штуке не притронусь! — взвизгнула Эглантайн. Она была напугана, как девушка обнаружившая в своей комнате паука. И даже медленно попятилась к дому. Я нагнал её в два шага, спрятал меч и уверенно приобнял за плечи.
— Не слушай Гвену, — успокаивающим тоном сказал я. — Она ему не нравится. А вот на тебя он реагирует явно доброжелательно. Ты посмотри, там же цветочке. Возьми его как хочешь и поговори с ним. Бегом!
И я подтолкнул перепуганную ведьму к мечу, который уже как будто в клумбе стоял. Эглантайн еще раз посмотрела на меня испуганными глазами. Я требовательно указал на рукоять мегасабли. И она протянула дрожащую руку. И все же пару секунд колебалась, прежде чем коснуться меча. Закрыла глаза и стояла так довольно долго.
— Эля⁈ Что с тобой? — не выдержал Сперат. Гвена зло покосилась на него и снова достала кинжалы.
Эглантайн открыла глаза, уставившись куда-то вдаль и сказала неожиданно спокойным тоном:
— Он будет убивать для меня, — сказала она неожиданно спокойным тоном. — Но при условии, что его больше не будут трогать руками всякие обезьяны.
После чего ведьма выпустила рукоять из рук и отступила в сторону. Растерянно посмотрела на нас.
— Что он сказал? — тут же кинулась к ней Гвена.
— Он… Он показал… — Эглантайн судорожно вздохнула.
— Что это, «обезьяны»? — нахмурился чувствительный к этикету Сперат.
— Это… Это уродливые волосатые люди… — ответила Эля. И с нарастающим ужасом добавила. — И они голые!
Я задумчиво потер подбородок. Похоже, мне скоро потребуется бритва. И сказал:
— Ладно. Подарим горцам костяной меч. Но теперь нам нужен подарок для долгобородов.
Самое грустное в умных разговорах про устройство вселенной в том, что на утро после них все равно приходится идти на работу.
Вот и мы утром собрались, взяли с собой немного свежекопченой баранины и отправились в путь. Вопреки всем умным разговорам, прямо в горы. Обходить не стали. Это заставляло меня подозревать, что не так уж я и умен. Но увы, статус обязывал. Если кто узнает про то как Магн бросил квест на середине, то ко мне резко упадет доверие. Я, как публичная личность, должен думать о репутации. Конечно, был тут в некотором роде инкогнито, но раз уж я все равно забрался так далеко, следовало хотя бы глянуть куда там меня послали.
Преодолев указанный нам когда-то подъем, по едва заметной тропинке, мы оказались довольно высоко. Влево, вздымаясь все выше, уходили отроги гор долгобородов. Справа местность потихоньку выравнивалась и опускалась вниз, переходя в холмы. Над горами вились туманы и неслись туманные облака. Мне показалось, что я могу отсюда разглядеть Караэн, похожий на коричневое пятно у горизонта. Я никак не мог привыкнуть к тому, как тесен этот мир. Хотя чему тут удивляться. Просто тут нельзя сесть в поезд и через несколько часов проехать долину Караэна наискосок. А без поезда это две недели пешего хода минимум, без тяжелых медленных повозок. Или дней пять верхом. Но это тоже не в вагоне ехать, это тяжелый труд с неиллюзорными шансами прикорнуть по дороге в кустах с бандитской стрелой в спине или со спущеными штанами после жестокого приступа диареи. А главное, в дали от дома, всегда была вероятность ненароком забрести в Дикие Земли. Отойти в кустики и быть сожранным плотоядным деревом или умереть от яда мутировавшей стаи воробьев — опасность которую трудно спрогнозировать. И оттого, вероятно, эта опасность была самая пугающая.
Неудивительно, что долина Караэна воспринимается местными не то, что страной, а целым миром. И я стоял как будто на границе целого мира. Северная граница долины в этом месте проходила не столько по горам. Скорее, невысокие горы оберегали Караэн от яркого пятна Дикой Земли, которая ограничивала расселение людей на север. Дикие Земли как безобразные лишаи, уродовали землю пятнами. Несколько самых больших располагались в болотах между Отвином и Караэном, множество мелких, без четких границ, на юге, почти отсекая долину от Таэна. И вот сейчас я впервые увидел северную границу.
— Кровавый Волок, — очень не вовремя вспомнил Сперат географическое название того, что мы видели перед собой. С таким названием никакого туристического будущего у этой горной долины не будет. А ведь вид то живописный.
В отличии от большинства других Диких Земель, в которых можно углубиться не замечая как медленно меняется флора и фауна, Кровавый Волок не заметить трудно. Убегающий вниз склон впереди нас медленно переходил в кроваво-красную, сыпучую субстанцию. Метрах в ста росли последние чахлые кустики травы, еще через сто пропадали и камни. Пейзаж превращался в инопланетный ландшафт из однородной красной породы. С первого взгляда можно было принять её за изрезанную ветром и дождями глину. Или мокрый песок, тоненькие ручейки которого то и дело осыпаются, гонимые ветром. Вот только ветра над Кровавым Волоком небывает.
Эглантайн спрыгнула со своей смирной лошадки, захватив привязанный у седла сверток с разговорчивым мечом и деловито осмотрела дорогу. Она теперь с этой штуковиной не расставалась. Я про меч. А ведь он килограмма три с половиной весит, не меньше. Тяжелее трехлитровой баклажки с водой. А Эглантайн миниатюрная. Но пыхтела, как
