Вопрос только, что от этого обычно бывают дети — и дети должны быть защищены. Ладно, пока мы тут живём колхозом, а вот на будущее — любые долговременные отношения должны быть оформлены, а женщина, забеременевшая от временного друга, имеет право рассчитывать на его помощь и поддержку в воспитании ребёнка. Не готов — дрочи, извините.
А вот чего нельзя — нельзя принуждать ни к соитию, ни к сожительству. Насилие мы не одобряли никак. Категорически и единогласно была осуждена педофилия, а возраст «согласия» установлен на планке пятнадцать лет. На это счёт тоже были некоторые сомнения (мол — рано), но Вова (в узком кругу «взрослых») сказал: «Вы им мо́зги не компостируйте. Посмотрите на девок-то: вот им по пятнадцать лет. Там и сиськи, и жопа, фигура женская, сформированная. По-вашему, они сидеть будут, смотреть, как их подружки с парнями встречаются — ждать вашего разрешения?» Люди посмотрели и согласились. Пятнадцать — так пятнадцать.
А ещё у нас было нельзя рекламировать всякие ЛГБТ-идеи. И детей усыновлять таким товарищам тоже было нельзя. Это мы прямо вписали в наш не очень большой пока свод законов. Не можете иначе — хрен с вами, живите себе по-тихой, как умеете. Но за пропаганду и агитацию — мгновенное выселение за пределы зоны наших интересов. Как говорится: прощай, наша встреча была ошибкой. Даже рабов на наших землях нельзя было принуждать к противоестественному соитию. И закон о педофилии на рабское состояние тоже действовал. В этом отношении всё было жёстко.
Ну и вот. Казалось бы — весь день впахиваем, потом ещё тренировка, какое там встречание… Однако же вы забываете, что приказ кельды (то есть меня) о ежевечернем восстановлении сил и проверке на всякие болести и травмы никто не отменял.
А после целебного сеанса у людей внезапно находились силы и на песни-пляски-купания, и на нежные встречи — благо, теплынь благоприятствовала.
Ну вот, народ и начал встречаться.
В один из дней, подходя к кухне, я услышала разговор между Магдой и Валентиной. Представляя картинку, учтите, что обе этих почтенных женщины давным-давно помолодели и смотрелись двадцатилетними девчонками. И вот теперь они хихикали, а Валя подначивала Магду, что глянь, мол, какие Илья-то тебе знаки внимания делает. Магдалена смеялась и сердилась одновременно. И тут припёрлась я и поинтересовалась: обо что спорим?
Валентина заталкивала противень в духовку, и голос её от этого звучал немного глухо:
— Да вот, появился у Магды ухажёр.
— Валя! — взвилась та.
— Ну что? Красиво ухаживает, — повариха незло посмеивалась, — цветы носит, песни под гитару поёт, всё прогуляться приглашает, а Магда чёт стесняется…
— Оля! Скажи ты хоть ей! — Магдалена покраснела. — Я ведь бабка уже! Это, в конце концов, неприлично!
— И что? — спросила Валентина. — В гроб лечь да помереть?
Чисто дети малые. Я перебрала в голове возможные аргументы.
— Магда, тут ведь вот какое дело… Если бы за тобой мальчик ходил, какой-нибудь эльфёнок — я бы, пожалуй, засомневалась. Но Илья — мужик взрослый, серьёзный.
— Да Оля! Мне же восемьдесят два года!
— Так и ему девяносто пять.
— Как⁈
— Да так, хоть паспорт у него спроси. Он просто раньше зашёл, раньше откатился.
Этот довод неожиданно стал решающим. Не сразу, конечно. Неделю наша суровая немка переваривала новую информацию. Думала. А потом согласилась на лирическую прогулку. Валя опять хихикала, помогая подруге навести марафет. Я писала в «тетради срочных покупок» и слушала их одним ухом (всё происходило в нашей летней кухне-столовой). Магда на шуточки реагировала нордически:
— А что я — хуже других, что ли? Давай-ка, помоги мне приколоть.
— Ты чё, цветок к платью приколоть хочешь?
— А что? Красиво… Тем более, он же принёс. Мужчине должно быть приятно.
— Магда! Обниматься будете — вдруг булавка расстегнётся?
Обе девки снова захихикали.
За кустами послышался гитарный перебор.
— Пришёл! Иди давай! — зашипела Валя.
— Ой, что-то я боюсь…
— Чё начала-то опять⁈ — шёпотом возмутилась повариха. — Не дрейфь! — Послышалась возня и шуршание веток, как будто кто-то кого-то выпихивал сквозь кусты.
Илья сделал вид, что ничего не заметил, поздоровался галантно и, судя по всему, подарил ещё букетик. Музыка неторопливо начала удаляться в сторону леса.
Я повесила тетрадку заказов на гвоздик рядом со столом раздачи. В стакане стоял маленький букетик розовых, похожих на пушистые ромашки цветов с оранжевыми серединками. Не стала, значит, прикалывать.
СТРОИМСЯ
К середине четвёртого месяца (последнего месяца лета, если вы забыли), который теперь все с величайшим облегчением именовали августом, столовая была вчерне готова: стояли все стены, пол, потолок и крыша, досыхала огромная многофункциональная печка в кухне и ещё одна, простая, для нагрева помещения — на стыке столового помещения с прихожей. Уже были установлены красивые, заказанные на Старой Земле окна в деревянных ореховых рамах, с тройными стеклопакетами, все дела. Старшие пацаны: Борька, Петька и Глебка, очень гордые оказанным доверием, заканчивали отделку, покрывая стены и пол специальной восковой пропиткой. Мелкие расстроились (прямо как в рассказе про забор Тома Сойера), пришлось выдать им орудия производства и отправить на пропитку наружных стен. Хорошо, дом у нас здоровый, всём работы хватит.
Девчонки (всех возрастов, от восьми до восьмидесяти двух лет) налепили из глины и наобжигали цветочных горшков, а потом насадили в них саженцев и семян, чтобы наставить на окна в столовой. Мы ждали первого дня осени, чтобы торжественно отметить новоселье.
К тому же времени был закончен и мост через брод. Причём не просто настил, а с подъёмным предкрайним сегментом. Какая-никакая — а защита. По крайней мере, на телеге в воду не спрыгнешь.
МАСШТАБЫ ПОСЕВНЫХ
Мост оказался очень вовремя доделан! Двадцать восьмого-двадцать девятого августа по нашему новому календарю (чувствуете, как полегчало?) должны были прийти всякие сеялки-веялки. Как их транспортировать? Решили взять обе телеги и на всякий случай запасных лошадей (если доставить получится только своим ходом). В итоге пригодилось и то, и другое. И главное — не пришлось всё это полувплавь переправлять!
Лёха Рыжий впал в удивительное состояние, я бы сказала — отрешённость. Нет, я знала, что у нас его стараниями припасено штук двадцать мешков специальной пшеницы и ржи для озимого посева, но что кум превратится в бормочущего зомби, дрожащими руками ощупывающего не вполне понятные для меня загадочные железяки — к этому жизнь меня не готовила! И вот он уже полетел за Филей, Андреем и Алёнкой, потому что ему срочно нужны пахари-ассистенты, иначе «момент для бальзамирования будет категорически упущен!»* Барон, поразмыслив, отправил ещё Пашку, Кирилла и Димку — для стажировки.
*См. х/ф «Властелин колец» в переводе Гоблина
Вечером мы всем нашим женсоветом, засев в почти готовой столовой, занялись вычислениями.
— Вот смотрите! — Танэ сидела, обложившись книжками и распечатками. — Норма хлеба на человека, занятого тяжёлым физическим трудом (ну, как у нас) — пятьсот грамм в сутки. Мы с Валей посчитали. Примерно так и выходит. Умножаем на четыреста дней…
— Это получается двести килограмм хлеба в год. На нос, — быстренько посчитали мы хором.
— Да. По всем справочникам выходит, что пшеница отдаёт в среднем две тонны с гектара.
— Ну допустим, — Даша, как лицо, приближенное к агроному, сказала своё веское слово. — Сильно губу раскатывать не будем, так и посчитаем. Потом часть зерна уходит в отход…
— Да, я уже посчитала! — Танэ торжественно предъявила нам листочек: — Вес становится меньше, зато при выпечке хлеба, видимо, прибавляется вода — и получаются практически те же две тонны хлеба с гектара.
— То есть, один кусок земли сто на сто метров обеспечивает хлебом десять человек? Так? — спросила я. Все снова начали считать — быстро, вслух и несинхронно.
