Лишь думы о предстоящей добыче казаков — умиротворяли душу, лицо батюшки разглаживалось: «Нешто не найду свое дуре, кобыле этакой, мужичка какого-нибудь? Вона скока голодранцев в заводе отирается, за милость примут и такую жену, с приданным! Икорки бы казачки добыли побольше! На масленицу с блинами — богоугодное благолепие!»
Выскочили из зажатой меж двух горных хребтов дороги от Айлинского поста к берегу реки, где на месте сожженной бунтовщиками Пугачева Старой Пристани — отстроилась по новой деревня. Приписанная к заводу. Местные крестьяне, дожидавшиеся начальство и казаков — примкнули к обозу. Съехали на лед и покатили вниз, к курье [1] — первому омуту, назначенному для открытия багрения. Восемьсот метров до курьи — преодолели мигом и сейчас разбирали повозки, доставая багры и взглядами поторапливая батюшку: «Доколе?»
Пантелей поторопил попа: «Давай, не разводи турусов на колесах, день зимний недолог!» Батюшка, отмахнувшись от него как от надоедливой мухи — торопливо разжег кадило и не размениваясь на длинные проповеди — окурил собравшихся и осенил крестным знамением. Срывающимся от возбуждением голосом заключив: «С богом, аминь! Да не избежит багров рабов божьих ни одна тварь водная!» Всем миром после благословения и жалкой пародии на молебен — причастились по чарке доброго вина.
И распределились сообразно социальному положению: крестьяне с пешнями и топорами стали долбить во льду прорубь, достаточную чтоб вытащить рыбу, казаки с баграми перетаптывались с ноги на ногу, поторапливая мужиков. Начальство расположилось в сторонке, накрыв в санях импровизированный столик, чтоб с удобством руководить процессом.
Через полчаса Председатель, весь облепленный рыбьей чешуей — лежал плашмя поперек здоровую, под сто килограмм белугу и орал: «Держу блядину! Силен — не удержу! Добивайте!» Серёга, выглядевший чуть поприличней — заламывал рыбине хвост, тыча ножом в спину: «Хребет этой твари надо перерезать!» Пантелей с топором в руках прыгал возле головы белуги: «Ужо постерегись Захар! Руки, руки убери! Я ему в голову обушком тюкну!» Олег орудовал багром, отобранным у казака — вытаскивая на лед очередную рыбину, позабыв о клятве Гипократа…
И от каждого нового вскрытого в течение дня омута — тянулись вереницы саней, увозящих добытую рыбу в Старую Пристань.
— Славно седня багрили! — С довольством заключил Пантелей, падая в сани после последней на сегодня ямы.
— Славно то славно, — сомневаясь протянул участковый, — но ведь это чуть ли не всё в казну пойдет, с первого дня?
— С чего это!? — Возмутился сотник. — И половины довольно будет! Попу полхвоста отдать придется да икры, и всё! Как бы и этой половиной, что отпишем, не подавиться чернильным душам! Удачливые вы, отродясь столько рыбы за первый день не били! Эх, расторгуемся осетриной!
— Ты погоди расторговываться, Пантелей! — осадил его Захар. — Ты казачков набрал из молодежи?
— С запасом! — Похвастался тот. — Ужо гонять начали!
— Вот их и кормите рыбой, и сами ешьте, — подключился Серёга, — после багренья в завод приедем, будем новые порядки наводить и кадровые перестановки. Школу заведем, куда и детей заводских и казачат ваших определим. Так вот детей всех рыбой и икрой кормить! Не разделяя своих и чужих! Ничо, обскажем тебе ещё новую планиду, сотник1 А за деньги не переживай — по миру не пойдем!
— Чой то за кадровые перестановки, шта такое будет? — Насторожился Пантелей.
— Разбираться будем, кто чем дышит, — разъяснил Серёга, — а там по обстоятельствам, кое кому пизды, остальным мацы. Порядок будет!
— Порядок, это мы завсегда! — Успокоился сотник. — А кому не по нраву, в кнуты!
Уставшие и довольные добытчики, опьяненные не только самогоном, но и удачной рыбалкой — добрались до деревни, где решено было переночевать. И назавтра — отправиться вверх по реке, продолжить так удачно начавшееся багренье. Долго не расходились по домам на ночлег, взбудораженные сегодняшними событиями. Развели костер на берегу, жарили осетрину и закусывали свежепосоленой икрой-пятиминуткой. Потомки, кроме элементов одежды — ничем не выделялись из окруживших костер предков. Разве что бороды короче, да говор несвойственный здешним, с немецкими словечками — перехватываемыми помалу и местными. Потравили байки и наконец, угомонившись — расползлись ночевать по крестьянским избам…
Еще не рассвело, как Председателя с Серёгой разбудил Андрюха-крокодил: «Вставайте мужики, хорош дрыхнуть!» «Изыди, Андрон!» — Прохрипел участковый: «Мужики в поле пашут, а мы казаки теперь! Воды, подай воды, Андрюша!» При слове вода подал признаки жизни и Захар, кряхтя и на ощупь поднимаясь с тулупа, расстеленного на лавке: «Мне оставьте, не выхлебайте всё!» Дождавшись, когда страждущие утолят жажду, Андрей их огорошил:
— Тут вы на массу давите в тепле, а там утром у родника Пантелея нашли, примерз!
— Как примерз!!! — Синхронно удивились Захар с Серёгой. — А как же рыбалка?!
— Да ничо, его наш доктор отодрал уже! — Радостно отрапортовал Андрюха.
Участковый, припавший в этот момент к деревянному ковшику — подавился. Закашлялся и расплескал остатки воды, часть на себя, часть по комнате. А Захар растерянно пробормотал: «Как же так… А я то думаю, чо он ни с одной бабой не сошелся… Вот тебе и десантура…»
— Да вы чо, мужики, в себя прийти не можете? — Андрюха, в отличие от них держался бодрячком и находился в полном здравии. То ли вчера не злоупотреблял, то ли с утра поправился. — Сотник с утра проснулся, не нашел воды в доме и пошел к роднику напиться! Понимаете?! Напился, присел у родника перекурить, а как покурил, его и перекрыло со старых дрожжей! Вот зачем вы его вчера спиртом поили, непривычный же! Там и упал у родника, уснув. Утром бабы пошли по воду, а там Пантелей бородой к наледи примерз и спит. Еле растолкали! А встать не может, борода не пускает! Нож принесли, резать хотели. Так он на них матами! Ладно Серёга подошел и отодрал! Клок бороды, правда — во льду остался. Сейчас в тепле его разморило и опять спит.
— Слышь, Серёга, а ведь мы то тоже того, спирт пили! — осознал Захар.
— Ну пили и пили, слава богу, все живые. Сейчас покурим и в тепло. А вы, Андрей, давайте без нас сегодня начинайте! — Рассудил участковый. — После обеда отоспимся и подъедем. Вместе с сотником.
И начальство, которым хорошело на глазах — отправились покурить и навестить Пантелея, который беззаботно храпел, в полном здравии. Серёга с Захаром, удостоверившись что сотнику не нанесено критического урона — повалились спать в той же избе. Да так заснули, что прискакавшие верхами трое дружинников из Попадалово — не смогли их разбудить.
— Чо случилось то, пусть поспят! — Увещевали прискакавших Лёха с Андрюхой. — От них и толку не будет, даже если добудитесь! Вам же дома сидеть бдеть сказано было!
— Случилось, казаки! — Отчаявшиеся достучаться до начальства решили поведать свои горести и чаяния товарищам. — Егор вчера с Айратом повоевали, двое саней трупов вперемешку с красной рыбой привезли, одного раненого и пленных гурт!
— Как же скучно мы багрим! — высказал общее мнение притихшим от новостей казакам Лёха. — Живые же наши все? Вот и поехали дальше баграми орудовать. Кого там они ухайдакали, пусть начальство разбирается, как проспится. А вы домой езжайте, завтра смена! Неча тут!
Кривуля 27 декабря 1796 г.
— Да ну нах! — Егор покрепче перехватил карабин. — Не может быть!
— Ты чего?! — Айрат с подозрением воззрился на него. — Представляю, какая у вас с Ксенией бурная и насыщенная жизнь, если ты такие выводы делаешь!
— Какие такие выводы?! — пошел пятнами Егор. — Сам не слышишь что-ли? Я и фильм смотрел, про Екатерину, там тоже лошади присутствовали. Правда, там конь был, а тут, судя по голосу, над кобылой издеваются!
— Это ты надо мной издеваешься! — Не выдержал Айрат. — Вот следы с этой стороны, лошади сани тащили. А там на реке рыбу бьют. Нашу причем! А кто у нас с этой стороны живет, а?!
