Я вышел на середину дорожки — это только показалось, или под фонарём, мелькнула и пропала в проходе между кирпичными коробами ещё она тень? Выходит, злодеев было трое — тогда дело плохо, тот, третий ушёл невредимым и наверняка меня запомнил.
Хотя… о чём это я переживаю? Ему ещё предстоит тащить подельников на хазу и там отпаивать водкой, а те будут требовать прямо сейчас, немедленно, привести врача, а «третий» будет отбрёхиваться, что нет, нельзя, врач наверняка запалит малину перед ментами, а пострадавшие, в свою очередь, заявят, что им это побоку, и если не будет врача, они и его на перо посадят — чисто по понятиям…
И так далее, и тому подобное. Первый «пострадавший» добрался наконец, до спасительного прохода и то ли рухнул, то ли нырнул в темноту. Позади меня раздался придушенный всхлип — я обернулся и встретился взглядом с огромными, полными страха, глазами спутницы.
Давно мне не бросались вот так на шею! Хотя — в данном случае, жест этот не имело ни следа романтического окрас — Миру просто колотило, и я ясно это ощутил, когда хрупкое тельце оказалось в моих объятиях. Она зарыдала, едва спрятав лицо у меня на груди, а я бормотал что-то утешительное, гладил её по голове, по спине и даже, кажется, поцеловал раза два в пробор. Готов поспорить, это не осталось незамеченным…
Однако — пора рвать когти! Но прежде следует сделать кое-что из запланированного заранее. Для начала, я осторожно высвободился из объятий спутницы и со словами ты погоди минутку, сейчас пойдём, я тут только посмотрю кое-что… наклонился. Так, следов крови, выбитых зубов и прочих улик, вроде, нет, но я на всякий случай нагрёб с обочины земли и тщательно растёр её подошвой по месту недавней схватки. Бережёного, как говорится, Бог бережёт, а небережёного — ну, вы сами знаете…
Теперь — нож. Он лежал там же, куда уронил его владелец, и я присел на корточки, рассматривая орудие несостоявшегося преступления. Ничего особенного — обыкновенная зоновская выкидуха, довольно грубая, с «щёчками» рукоятки из бурого бакелита и дюралевым «сапожком» в навершии. Я огляделся — в двух шагах, под стенкой гаража виднелась промоина, довольно глубокая, и оттуда явственно несло застарелой мочой. Что ж, для сокрытия улики, в том числе, и от служебно-розыскной барбоски, лучше места не придумаешь — я ногой, чтобы не прикасаться к рукоятке пальцами, запихал нож в промоину, после чего каблуками забил туда землю и притоптал. Пусть себе лежит, пока не снесут эти гаражи, что случится, если память меня не подводит, только в середине нулевых. А если припрёт и история с «самосудом» всплывёт-таки наружу — что ж, можно будет указать на схрон следователю. Моих отпечатков ни на лезвии, ни на рукоятке нет, а те, что есть, принадлежат нападавшему — вот пусть их и снимают в качестве доказательства предпринятой мной «необходимой самообороны».
Трубу я засунул обратно в рукав. Это, если что, улика посерьёзнее, на кончике наверняка остались следы крови, но я уже знал, что с ней делать — заранее приглядел за домом полуоткрытый люк ливнёвки, в котором на глубине нескольких метров шумела вода и ощутимо тянуло гнилью. Там «орудие преступления» нипочём не найдут — да и кому придёт в голову расследовать это происшествие? Даже в том невероятном случае, если кто-то из пострадавших обратится в милицию, всё спишут на разборки между шпаной и поторопятся сплавить в архив. А то и на них самих повесят — просто чтобы не копить «глухари». Шпана, известное дело: повздорили, сцепились, вот дело и закончилось тяжким членовредительством. Расследовать такое — никаких следователей не хватит, как и бумаги для протоколов…
Теперь — Мира. Я хотел поговорить с ней по дороге до дома, постараться внушить, что рассказывать о происшествии не стоит никому от слова совсем и, прежде всего, маме. И тут меня ждал сюрприз: «Я всё понимаю…. — сказала она, подняв на меня свои чудные зарёванные глаза. — У нас папа служил в милиции, майором, особо опасных бандитов ловил. Его недавно убили, а нам с мамой потом эту квартиру дали…»
О как! А мужики-то и не знали! Я пробормотал что-то сочувственное, а сам стал лихорадочно прикидывать, чем это может обернуться лично для меня. Запросто ведь может оказаться, что «наезд» на Миру — это вовсе не выходка двух оборзевших подонков, как я считал раньше, а их подписали, чтобы свести счёты с семьёй насолившего кому-то из серьёзных уголовников сотруднику? Если так, то она по-прежнему в опасности — так просто подобные люди от своих замыслов не отказываются. Может, и правда стоило положить тех двоих — просто чтобы их неведомые «боссы» решили, что девчонку плотно опекают коллеги погибшего отца, и оставили её в покое? Вот уж действительно — знать бы, где соломки подстелить!
Н-да, дела… Одно хорошо: учится Мира не в нашей школе, да и во дворе пока никого не знает, а значит — здесь серьёзных утечек информации быть не должно. А вот матери она всё расскажет, проси-не проси. А та наверняка захочет поблагодарить за спасение дочери, и хорошо, если только меня — а вдруг и моих родителей тоже? Придётся объясняться. Так что — возможно лучше будет самому спровоцировать объяснение, и сделать это прямо сейчас, по горячим следам — довести девочку до двери, сдать с рук на руки, а на неизбежный вопрос: «что с вами стряслось?» рассказать… как минимум, часть правды. Что решил проводить Миру, что шли мимо гаражей, и тут те двое с ножами. Труба? Она попалась под руку случайно — повезло, стояла возле стенки гаража, а что мира не заметила, как я её подобрал — так перепугана была, неудивительно… Что труба была залита свинцом и вообще тщательно изготовлена для этой схватки Мира не знает и знать не может, как я запихивал нож в промоину, не видела, потому как была занята, рыдала — так что объяснение может и прокатить. Вот только… как говорится, тут возможны варианты: скажем, в виде сослуживцев отца, которым женщина решит рассказать о происшествии. Откуда мне знать — а вдруг они перебрались с прежнего места жительства, чтобы оказаться подальше от недругов погибшего майора, и как раз на подобный случай имеются договоренности? Но в любом случае — вдова мента должна понимать некоторые вещи, непонятные обычным перепуганным мамашам, и на определённое понимание с её стороны я рассчитывать, пожалуй, могу. Во всяком случае, что бы и кому она не рассказала — можно надеяться, что она хотя бы задумается, чтобы не подставить спасителя дочери.
…И всё равно — влип ты Лёха Монахов, влип по самое не балуйся. Вот уж действительно — ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Зато — каким огненным взглядом одарила меня на прощанье, закрывая за мной дверь, черноглазая девочка Мира!
Только придя домой, поужинав и растянувшись на кровати, я вдруг зашёлся нервным хихиканьем. Получается — что? Я уверенной поступью шагаю по накатанной колее попаданца! Вот и маньяка изничтожил — ну хорошо, пусть не маньяка и не совсем изничтожил, но факт-то имел место?
Но Высоцкого я перепевать не буду, не дождётесь! Он тут и сам неплохо справляется…
VI
Коридор — на самом деле, облицованная дюралевыми панелями труба с плоским полом — слегка изгибалась вверх, словно она была частью гигантского, поставленного на ребро колеса. Справа и слева труба тянулась шагов на двадцать, и Ветров прикинул, что если подняться к самому её концу, перекрытому заглушкой-люком с жёлто-коричневыми полосами и броской надписью «аварийная переборка», сделанной на русском и английском языках — то стоять придётся, словно на горке, может, даже держась за выступающие из стен поручни. нечто подобное можно увидеть в замечательном американском фильме "Космическая одиссея 2001 года", когда в кадре мелькают внутренности круговых вращающихся коридоров космолёта "Дискавери". Дима как раз недавно пересматривал этот замечательный фильм — в Артеке, во время "космической смены", вместе со своими подопечными из шестого отряда. Сейчас четверо из них стояли рядом и впитывали каждое слово "экскурсовода".
