— Кто моя? — переспросила орчиха, имя которой точно переводилось как «идиотка».
— Шерсть. Она… — я глубоко вздохнул, успокоился и решил поступить так, чтобы даже дурак меня понял: — Я. Дарю. Тебе. Шерсть. Которую. Ты. Состригла. С. Баранов. Она. Твоя. Понимаешь?
Кагате потребовалось пять секунд, чтобы осмыслить услышанное, связаться с небесной канцелярией и получить руководство по дальнейшим действиям.
— Если это дар, то я с радостью принимаю его. Могу ли я попросить древнейшего подождать, пока я схожу за мешком.
— Котят топить? — я даже не пытался скрыть сарказм.
— Дарраа́! — ртом закричала орчиха с бесконечной злостью на весь белый свет.
— Ду маа́с, — прорычал влетевший в шатёр орк. В его руке что-то блеснуло металлическим оранжевым цветом.
Я попытался отползти назад, стараясь разорвать дистанцию, но чуть не заорал от боли, разбередив сломанные кости. Орк повернулся к Кагате и что-то ей сказал. Она ему ответила.
Раздался звонкий хлопок, Кагата отшатнулась от орка. Тот повернулся ко мне, постоял несколько секунд и вышел из шатра. Потянулось время, наполненное тишиной. Ничего не происходило, никто не врывался в шатёр и не пытался отрубить мне голову.
— Почему ты кричала? Что произошло? — спросил я Кагату, когда боль в сломанной ноге утихла.
— Про что спрашивает древнейший? — голос орчихи подрагивал, казалось, она едва удерживала слёзы.
— Ну, давай по порядку: почему ты кричала?
— Дитя раша́а ну Руссу́ут не способно нанести вред потомкам Руссу́ут.
— Дай угадаю: эти твои руссуу́т ничто иное…
— Руссу́ут, древнейший, — поправила Кагата. — Я вела речь о раша́а ну Руссу́ут, о первородной Рыси. Ты же ведёшь речь о черпаке для котла.
Спокойно, Сиал, спокойно. Нервные клетки восстанавливаются крайне медленно и на то они и нервные, чтобы нервничать по поводу и без. Вот только сейчас повод есть, я едва не полыхаю от ярости! Почему со мной разговаривают так, словно я ходячий переводчик с орочьего языка на нормальный? Или что, для драконов не знать в идеале орочьий язык — это огромный грех и ужасный моветон? Похоже, не зря орки раньше были низшими разумными: по уровню интеллекта они недалеко ушли от тех времён.
— Я об этом и подумал, что котята и Руссу́ут как-то связаны. Приношу свои извинения, ведь я не знал об этом и обидел тебя.
— Древнейшему нет надобности извинятся перед шлаа́сур.
— Тогда второй вопрос: что произошло? — так, я буду игнорировать непонятные слова, а то уже голова раскалывается.
— Ноо́кру племени Синего Аиста следит за твоим покоем, древнейший.
— То есть обо мне заботится не только жена сильнейшего воина, но и он сам охраняет меня? Какая честь!
— Это честь принимать тебя в землях народа Суттаа́к, — Кагата замолчала, а я лбом почувствовал, что она решила взглядом просверлить во мне дыру. Пришлось добавить, что она может идти за мешком.
Как и в прошлые разы, вернувшись с мешком Кагата молча встала рядом со входом, словно ожидая команды. Стоило связаться с ней и разрешить, как та сразу зашуршала шерстью. Я не мог видеть, как быстро она орудовала руками, но я слышал это: звуки были резкими и быстрыми. Но закончив Кагата так и не ушла, чем жутко раздражала.
Мало того, что меня недавно пытали и выкручивали конечности, в животе от голода колет, а мозг прополоскали непонятными словами — так ещё из меня сделали музейный экспонат и поесть не дают. Прекрасный день, нечего сказать. А если ещё добавить, что буквально недавно я пришёл в себя после приступа скверны — так вообще самый прекрасный день в жизни.
— Что-то ещё? — мой голос сквозил раздражением и усталостью.
— Я должна убедиться, что у древнейшего всего в достатке.
— Не в достатке.
— Чем я могу…
— Лапок не хватает, и хвостика тоже! — я вспылил настолько сильно, что едва не перешёл на крик. — Всё у меня в достатке. Вот лежит еда, а вон там стоит вода.
Я не знаю, что со мной произошло, но надо поскорее выпроводить орчиху, иначе точно наброшусь на неё.
— Тогда я могу передать вождю, что сегодня древнейший ни в чём не нуждается?
— Будь так… Сегодня? Ты и завтра придёшь?
— Конечно. Моя обязанность теперь каждый день приходить к древнейшему и узнавать его нужду.
— Тогда увидимся завтра, — орчиха в ответ поклонилась и покинула шатёр. Я сразу же набросился на бараньи туши, стараясь как можно быстрее утолить голод.
Главная новость сегодняшнего дня заключалась в том, что скверна прогрессирует и усиливается, но одновременно с этим и отступает.
Когда мне отрубили хвост, я отключился и очнулся через сутки, а два дня назад отключился вновь. Аркат сказал, что с момента моего заточения прошло девять дней: один день в отключке, потом шесть дней и затем ещё два дня на приступ скверны. Как назло, в эти дни сюда вождь приходил и видел моё бессознательное тело. Это сильно осложнит мне жизнь, если уже не усло…
А ведь именно поэтому вождь и оставил Кагату, чтобы наблюдать за мной. Всё это очень плохо, да ещё, если моё предположение верно, то через двенадцать дней я опять отключусь уже на четыре дня. И как объяснить оркам потери сознания так, чтобы жизнь сохранить?
Вот только есть новость поважнее: меня убьют раньше, чем наступит лето. Вряд ли ящеролюды закроют глаза на то, что орки держат в плену дракона, а значит они избавятся от улик. Узнать бы ещё когда происходит их ритуал, ради которого мою кровь собирают. Вождь об этом ничего не говорил. Похоже он думает, что я знаю всё об их культуре и всё прекрасно понимаю, ведь…
Насадить этого орка на ель и провернуть, пока земли задницей не коснётся! Я едва не угодил в грамотно расставленный капкан! Зачем ему говорить подобные вещи, если он собирается распилить меня на запчасти? Ведь все знают о договоре защиты между ящеролюдами и драконами, но тогда зачем говорить дракону про летние приходы ящеролюдов?
Чтобы успокоить дракона, чтобы тот ослабил бдительность.
Они не поверили в моё вранье о самоизлечении, и таким хитрым образом страхуются от того, что я излечусь раньше срока и улечу. В их глазах я меленький дурачок, который свято уверовал в чудо, промедлил с излечением и умер как пущенная на сало свинья.
Мне всенепременнейше необходимо выпытать у орков, когда именно состоится их ритуал преображения. Хотя бы примерно. И вот тут Кагата может помочь. С ней явно не всё так просто, как кажется на первый взгляд.
Вот эти племена, вожди, ритуалы и слова гордости кое-что напоминают из прошлого мира: там тоже были народы с похожим бытом и культурой. Я даже книжки читал про это. Правда, то была художественная литература, а не научная — но истории были основаны на реальных событиях и племе…
От родившейся идеи я чуть не подскочил как ужаленный в мягкое место, но мысли всё равно не хотели возвращаться в привычное русло. Они юркими муравьями копошились в сознании, перебегая с места на место в хаотичном танце. Лишь хруст бараньего черепа обозначил мысленным мурашкам направление движения, заодно и я наконец собрал мозаику в цельную картину.
Орки в новом мире — это индейцы из прошлого мира. Правда, от индейцев у них лишь проживание в шатрах и кочевой образ жизни. Да и на степняков тоже похоже, на тех же монголов средневекового периода. Пусть орки будут монголо-индейцами, это не важно. И неважно, что я пытаюсь натянуть понятия из старого мира на глобус нового. Главное в том, что и условные монголо-индейцы, и орки едины в одном — они кочевники, а значит культура, быт и обычаи должны быть похожи между собой. Ведь условия обитания формируют культуру народа, а не наоборот.
Есть много противоречий, но я уверен, что Кагата из другого племени! Хотя, и это тоже может быть хитро спланированной ловушкой. Надо взвесить все за и против.
Первое: Кагата говорит не так, как вождь или другие орки. Слова нашедших меня орков начинались на мягкие согласные, а Кагата начинала с твёрдых звуков. Вот только я не знаю, как говорят другие орки в племени.
