– Может, занимается во время сборов или дома? – предположил генерал‑майор.
– Во время сборов и соревнований – точно нет, – уверенно заявил Хомяков. – Во‑первых, там не до этого, а во‑вторых, проверяли. С учебниками и конспектами его никто не видел. Дома? Возможно. Но тогда должен как минимум брать у своих товарищей конспекты лекций. Не брал. Поговорили с его преподавателями, которым он экзамены сдавал. Те в восторге от его способностей. Материал знает действительно отлично.
– Что, так вот прямо пришли и стали у профессоров спрашивать?
– Нет, конечно. Изобразили делегацию из «Динамо». Что‑то типа комиссии. Посмотреть, как их спортсмены с учебным процессом справляются. Там же не только Покровский из «Динамо» учится.
– Толково, – довольно крякнул Хлестков. – Ну и…?
– Один из преподавателей вообще выразил интересную мысль, что Покровский якобы вообще готовый специалист. Не стали эту тему развивать. Но, согласитесь, тут есть, о чем подумать. Но от себя добавлю, что его доклад для научного кружка, в котором он состоит, его декан протащил во всесоюзный журнал.
– Да‑а, вундеркинд просто какой‑то получается…
– Не уверен по поводу вундеркинда. Обычный парень. Во всяком случае, до последнего времени был таковым. Тут мне ещё с нашими психологами надо хорошенько подумать. В общем, много чего… С одной стороны, вроде, как и ничего особенного, а с другой… Пока не складывается мозаика.
Хозяин кабинета задумался, и как недавно Хомяков побарабанил пальцами по поверхности стола.
– Да уж… Хм… Ну, Виктор Степанович, не знаю. В чуйку твою верю. И без внимания всё, что ты мне рассказал, не оставлю. Подставил по МВД тоже не случайно?
– Да, хотел посмотреть, как он в такой ситуации себя поведёт. Будем анализировать.
– Меня‑то мог хотя бы в известность поставить? Или не доверяешь? – усмехнулся начальник.
– Пока всю мозаику не сложил – не стал бы вас беспокоить. Разрешите мне дальше в этом ключе Покровского разрабатывать.
– Ладно, валяй, – махнул рукой Хлестков. – Признаюсь, думал тебя уже заменить на кого‑то другого для его курирования, но теперь не буду этого делать. Иди пиши объяснительную, выговор все равно схлопочешь. Тут никуда не денешься. Не переживай¸ через полгода снимем. А теперь пригласи ко мне парня.
* * *
Я вошёл в кабинет.
– Садись, – Хлестков кивнул на тот же стул, на котором я сидел минут десять назад. – Во‑первых, прими мои искренние извинения за действия наших сотрудников. Не должны они были тебя к этой операции привлекать, соответственно, виновные будут наказаны. Как не знаю, но это точно.
– И куратора мне замените? – нагло улыбаясь, поинтересовался я. – Тогда требую блондинку с пятым номером лифчика!
– Ага! – поддержал шутку Хлестков. – И с отдельной явочной квартирой, где вы служебные встречи проводить будут… Ладно, слушай меня внимательно. Рабочая версия сегодняшнего события такая… Никакого Билла ты не знаешь и никогда о таком не слышал. Просто шёл по городу, захотел отлить… Бывает же такое. Дальше зашёл в подворотню, а там четверо хулиганов к мужчине пристали. Ну ты и вмешался, не мог не вмешаться, как комсомолец и без пяти минут кандидат в члены партии.
Он и это знает! Впрочем, чему тут удивляться, работа у него такая.
– Подъехала милиция и всех загребла. Потом разобрались и отпустили.
– Как‑то всё это наживую белыми нитками сшито, Алексей Александрович, – поморщился я.
– Пока так. Во всяком случае, с милицией мы такой вариант согласовали. Потихоньку подчистим. Думаю, что всё нормально будет, – подытожил он с наигранной уверенностью в голосе.
– Надеюсь… Я могу идти?
– Подожди, – притормозил меня хозяин кабинета. – Тут ещё и во‑вторых есть. Что ты там за песню напевал, когда из кабинета выходил?
– Да это так, ерунда. Для себя иногда хочется что‑нибудь такое этакое дворовое хулиганское сочинить.
– Ну да, для себя… Твоё «для себя» уже во всех тюрьмах и пересылках поют. Не знал? Ну вот знай. И ещё… Ты с этой публикой поосторожней там, – зачем‑то понизив голос, сказал он.
– С какой такой публикой? – изобразил я саму невинность.
– Ты мне тут дурочку‑то не включай, – нахмурился генерал‑майор. – Ты как минимум с двумя ворами в законе уже знаком. И не отрицай! Поэтому и говорю тебе, чтобы был поосторожней с этой публикой. И, поверь, у нас возможностей гораздо больше. Уясни себе это. А теперь свободен.
– Я извиняюсь, мне что, вот так свободно через двери на улицу выходить? Может, пропуск хотя бы какой?
– Пропуск? Логично… Что‑то я расслабился.
Он открыл сейф, достал бланк и что‑то на нём написал. Протянул мне.
– Держи, отдашь на выходе.
– На парадном? А если меня кто из знакомых увидит и задаст напрашивающийся вопрос, мол, чего это я в Управлении КГБ делал?
– Хм… Скажешь, что вызывали по поводу инцидента с Мухаммедом Али. Хотели подробности узнать. Ну всё, ступай, у меня и без тебя дел невпроворот.
Он протянул руку, мы обменялись крепкими рукопожатиями, и я покинул кабинет, чувствуя, как по спине стекает струйка пота. Нелегко даётся показная самоуверенность, когда общаешься с глазу на глаз с главным чекистом области. И обсуждаете вы не то, как сыграло в очередном туре «Динамо», а вещи, которые могут сломать твою судьбу, где каждый шаг – как шаг по минному полю. Да‑а, влип очкарик… Крепко меня Хомяков подставил. Остаётся только надеяться, что задумка генерала сработает, и версия «проходил мимо» всеми, чьих ушей достигнет эта история, будет воспринята как довольно правдивая.
Я вышел из Управления, набрав полные лёгкие апрельского воздуха. Как говорится, на свободу – с чистой совестью!
«Есть мнение, – как писали Стругацкие в «Сказке о тройке», – считать сумерки сгустившимися». Ну и что это было? Вариантов на самом деле не так уж и много. Первый – это инициатива самого господина Хомякова. Причем именно только майора, так как Хлестков, судя по его реакции, реально был не в курсах. Или такой артист талантливый… И вот на хрена эта вся байда понадобилась Степанычу? Как рядовому оперу «палку срубить»? Да ну на фиг! Не тот уровень, во‑первых, а во‑вторых, сдается мне, что сексотов у него помимо меня, как у дурака фантиков. Залегендировать любого можно. Билл откуда узнает правду, откуда у человека баксы? Приехал какой‑нибудь хрен из командировки, остались доллары и решил их толкнуть. Ну это так, навскидку. Уверен, что в Конторе не дураки сидят и придумали бы, как сделку обыграть так, чтобы Билл поверил в реальность. А тут меня вытягивают. Идиоты, что ли? Нет, не идиоты. Идиотов в таких заведениях не держат, тем более майоров. Тогда что? Тут вариант получается под номером два. Вы, дорогой Евгений Платонович, оказались «под колпаком» у Хомякова. За какие такие подвиги? А хрен его знает. Обычный студент. Ну в боксе успехи вроде бы неплохие. Ну пару‑тройку песен сочинил.
Тут я остановился, как громом поражённый. Ох и не хрена себе вы Евгений Платонович «обычный студент»! Как говорили в моё время «стартанули вы, попав в новую жизнь, не по‑детски»! Такой вот спурт получился. За год практически стал, во‑первых, Мастером спорта СССР и двукратным чемпионом Союза по боксу. А во‑вторых, у нас что, «обычные студенты» по два‑три косаря в месяц на книжку получают? Ага, щас! И помимо книжки ещё капает. И живут «обычные студенты» в двухэтажных телефонизированных хатах со всеми удобствами. Ну и сочиняют студенты там для стенгазеты что‑то или в местную многотиражку. А «обычный студент Покровский» – хрен ли нам, кабанам! – сразу на Центральное телевидение попёр. Красавец! И песни, замечу, не для непростых, а самых что ни на есть правительственных концертов пишет. Талантище, блин, многостаночник!
Опять же, могли насторожиться, что в моих песнях присутствуют разные стили. Если что, заявлю про Эдуарда Артемьева. У того диапазон от попсы до серьезной классики. А я чем хуже?
