красное. А с жопы до самой земли спускалось покрывало, белое, с серебряным узором. Да и Джер гляделся впечатляюще.
В доспехе.
С пучком перьев, торчащих из шлема. С мечом на поясе и важным выражением лица.
Он остановил коня и сказал:
- Я в тебе не сомневался!
Причем так, что прямо руки зачесались подзатыльника отвесить. Миха, стало быть, сомневался. А этот вот… засранец малолетний.
И наверное, Джер что-то такое ощутил, если поерзал и сказал:
- Прошу в замок!
Загудели рога.
А Миха сунул палец в ухо, пытаясь как-то заглушить на диво омерзительный звук их. И еще подумал, что, может, за торжественной встречей пир последует, чтоб не менее торжественный.
Или хотя бы накормят.
Винченцо открыл глаза. И закрыл.
Больно. Особенно правый.
- Смирно лежи, - раздался раздраженный голос Миары. – Я не для того почти до дна себя вычерпала, чтобы ты сейчас все испортил.
Где он?
И… что с ним?
- Чешется? – пальцы раздвинули веко. – Хорошо. Ткани регенерируют. Знаешь, тот старик, палач, сходи на его могилу. Поблагодари. Если бы не вытяжка из бледной черемицы, остался бы ты без глаза.
Сходит.
Потом.
Если он вообще будет способен ходить. Память… возвращалась. И уходила. И снова возвращалась. Правда, кусками, и эти куски никак не желали соединяться.
Ерунда получалась.
Полная.
- Т…тмы… мых… где? – горло жесткое. Язык прилипает к зубам. И пить хочется зверски. Миара чувствует. Вот к пациентам она всегда относилась с нежностью, которая когда-то бесила изрядно, а теперь Винченцо пил.
По капле.
Осторожно слизывая с губ. И глядя на…
- Ч-што…
- Это? – она провела пальцами по щеке, покрытой мелкими язвочками. – Прощальный подарок Алефа. Тьма первозданная… надеюсь, со временем пройдет. Но если и нет…
Значит, этот кусок памяти правда.
- Вы его…
- Сам издох. В процессе… честно! – Миара и руки подняла. – Что-то там у него не заладилось. Или у нее. Маленькая поганка изрядно переживает. А вот ты живой. И знаешь, я, кажется, этому рада. Если, конечно, ты не собираешься становиться ублюдком.
- Нет.
Винченцо прикрыл зудящий глаз. А потом и второй.
- Хотелось бы верить… правда, конечно, никто не собирается становиться ублюдком. Как-то оно само собой выходит. Но ты понимаешь, что ты теперь глава рода.
- Й-а? – получилось тягуче.
А сама мысль в голове не укладывалась. Категорически. Ублюдок не может стать главой рода.
Просто не может.
- Ты. Алеф убил Теона. Я почти уверена в этом. А мы убили Алефа. И теперь ты старший мужчина в роду. Нет, конечно, эти сучки попробуют оспорить… у Алефа остались дети.
- И у Теона?
- Пока да. Но… понимаешь, когда они поймут, что Алефа нет, то к чему им конкуренты? Они всегда были жадными стервами. Нет. Нам надо возвращаться. Или не надо? Если подумать, то… то что там нас ждет?
Ничего хорошего.
Винченцо все же глаза открыл, как-то все равно зудит, а ему Миару бы видеть.
- Н-надо.
- Зачем? Тебе так хочется занять покои отца? Или башню Алефа?
- Боишься?
Желания не было.
Было искушение… забыть. Все, о чем говорил Алеф. Он гений, но гении всегда безумны, тем более одержимые. А Алеф всегда был одержим Древними.
И стоит уверить себя, что…
Даже не во лжи. Лгать бы Алеф точно не стал. Какой в этом смысл? Скорее уж в том, что он ошибся. Или Древние. Вряд ли они были столь уж непогрешимы.
А если и не ошиблись…
Если когда-нибудь все и вправду повториться. Столкновение миров. Огненный дождь… это же не обязательно скоро. Наоборот. Может статься, что катастрофа произойдет через сто лет. Или двести. Или пятьсот. Тысячу.
Зачем Винченцо беспокоиться о том, что случится через тысячу лет.
- Я вот думала, - Миара устроилась на краю постели. – Мы ведь вполне можем остаться здесь. У нас есть големы. Это вполне себе аргумент. Из местных больше никто не рискнет соваться. Тем более, когда ты тут… когда узнают, что ты победил Алефа.
- Я?
- Ну не я же, - Миара потупилась и разгладила складочки на платье. – Все равно никто не поверит.
Искушение…
Искушение было огромным.
- Баронесса, конечно, не слишком обрадуется, но и выставить нас не рискнет. В конце концов, или мы все-таки найдем общий язык, и она поймет, что мы полезны. Или…
- Или?
- Она все еще не здорова. Её так долго травили, что… всякое может произойти. Тем более в последнее
