слома голову под самый новый год с громоздким кофром за спиной и на глаза и без того напуганной и переживающей за отца маман — нет уж, это не мой стиль. Потерплю, переживу. Да понадеюсь, что мусор пред самым новым годом вывозить не будут. А если уже вывезли, и она уже упал — так зачем спешить к похоронам, если они были года два назад? Успеется.
— Ураааа! Завтра новый год! Урааа! Ураааа! — орут какие-то придурки во дворе, пуская фейерверки.
— Урааа!
— Ураа!
— Эээх!
Но вот фейерверк стихает, крики — тоже. И на улице наступает гробовая тишина. Даже машины с трассы неподалёку почти не слышно! Там тоже, умерло движение. И даже сирены экстренных служб как-то стихают. Город замирает, готовясь к новому году. К празднику, к выступлению президенте.
— Президент Российской Федерации, Владимир...
А вот собственно и оно! Как раз закончил перетаскивать кушанье с кухни в комнату. А мамка нервничает, будь то на собственной свадьбе! Да снимаю я! Снимаю фартук! Все, нарядная и у экрана. И хочу стащить бутербродик, но получаю по рукам — президент говорит! Наверное, это и правильно. Наверное — так и должно быть. Надо проявить уважение, в конце таки концов.
— ...мы провожаем две тысячи третий год. Конечно, он был разным, были сложности и ошибки....
Стою, смотрю, на нашего главу, стоящего у кремлёвских стен, припорошенных снегом. Разглядываю камешки, кирпичики, и тут вдруг понимаю — что-то не так.
— ...осталось много нерешенных проблем. Однако мы вместе искали и находили нужные решения...
А! — Дошло до меня — значок прямого эфира в углу экрана! Странно, раньше всегда в записи показывали, что в принципе, и не удивительно — сколько часовых поясов на страну! Когда в Москве будет двенадцать, во Владивостоке будет уже утро!
— ...желаю вам, что бы все намеченное, обязательно получилось. Задуманное — сбылось...
Да и раньше я и не жил в Москве! Тут наверное такое всегда...
— Пусть будут наполнены уютом... — президент вдруг прервался, и отвлекся от камеры куда-то влево.
Миг, смазанная тень чего-то алого, прилетающего за спину президенту к кирпичной стене, яркая спешка, залившая собой весь экран, заставившая меня сощурится, а маму и вовсе ослепившая, и на экране ТВ вспыхивает заставка неработающего телевизора с цветными полосочками.
И тишина...
— Мы пре... — пискнули динамики голосом диктора, а на экране мелькнула новостная студия первого канала и растрепанная шевелюра этого самого диктора женского пола.
И свет погас, а с ним, с секундной задержкой, и экран. Во дворе вдруг обнаружилась та же картина — непроглядная тьма, и ни единого лучика света. Ни в окнах домов, ни в лампах фонарей, ни даже со стороны автострады. Хотя нет, последняя все же мелькает редкими огоньками где-то вдали.
— Дочка, ты где? — обеспокоилась мать, не обнаружив меня рядом с собой.
— Тут — хотел подставить руку под её, но получил за место этого по носу.
— Ой, прости...
— Да ничего.
— Может пройти проверить пробки? — выдала она спустя минуту неловкой тишины.
— Нет, это не они. — ответил я, и понял, что и сам, в столь полной темноте, теперь не ориентируюсь.
Не вижу, не ощущаю... слепой беспомощный котенок! И фонарика дома нет... а по памяти я только и могу, что стол кругом разочек обойти, прочапав до окна...
— Ой... — пискнула мать, и брякнула посудой.
Кажется, это было оливье.
— Пойдем на кухню, мам! — выдал я, подхватывая маму под локоток, и ведя в сторону выхода из комнаты на ощупь и мелкими шагами.
На кухне сейчас просторно! Свободно, и даже пусто — стол оттуда сейчас тут. Нету посуды — ну, почти. И уж точно — стульев. Пусть их тут всего лишь три — хватит, чтоб запнутся.
— Это что же, во всем дворе что ли света нет?!
А главное — идти до кухни, и её окна, через дверь и пустой коридор, попроще будет, чем мимо стола с борщом в пределах комнаты.
— Наверное. — ответил я, и нащупав спички, зажег одну.
Подсветил себе расположение конфорок, и тоже, зажег. Стало сразу как-то посветлее, и существенно уютнее, а за окном — пустили фейерверки.
— Ну, с новым годом — поздравила меня мать, тихонько улыбнувшись.
— Ага, с праз... — ответил я, и подавился собственными словами, глядя в окно и слушая залпы — ком...
Мои глаза округлись, улыбка сползла с лица, а руки... решили начать трястись, в тат пульсу. Как хорошо, что мама этого всего не видит! И — не понимает.
Нет, не может быть! Вот так вот, на новый год... в самом центре...
— Странные какие-то фейерверки — высказала мать, прижавшись к стеклу, выглядывая наружу — звук есть, а что-то не видно...
— Отойди от окна! — всполошился я, и с силой, всей доступной силой, дернул мать прочь от столь хрупкого стекла.
Спрятался сам, и спрятал её, ничего не понимающею женщину, под подоконник, и не вставая — погасил газ.
— Дочка...
