Глава 60
Старая мельница преобразилась настолько, что жители деревни ходили к ней, чтобы просто поглазеть, как на диковинку.
Ее потемневший от времени фасад теперь был выкрашен в белый цвет, а новая черепица на некогда прогнившей крыше ярким оранжевым пятном выделялась среди изумрудной зелени старых деревьев. Над дверями висела большая вывеска, заказанная мною в городе у настоящего художника, и надпись на ней гласила: «Мыловарня. Лучшие ароматы Голланды».
Новые чаны для варки мыла расположились на берегу канала и испарения от них не мешали ни жителям деревни, ни работникам, что существенно влияло на их здоровье.
Не переставая смешивать масла, я изобрела мужской аромат, который, конечно же, назвала «Филипп», и он стал пользоваться успехом у мужской половины дворян не меньше, чем «Клара» у женской. Амбра придавала моим духам стойкость, которой так не хватало ароматам этого времени, и я не жалела денег на ее приобретение.
Черенки роз превратились в шикарные кусты с благоухающими цветами, и в моей развивающейся промышленности, появился новый косметический продукт. Конечно, пока говорить о целом производстве было рано, ведь моей оранжереи для этого не хватало, но планов я себе уже настроила – например, теплицы возле мыловарни.
Собрав лепестки, я залила их предварительно нагретым оливковым маслом и поставила в прохладное место, укутав теплым одеялом. Через каждые два дня я отжимала сырье и заменяла новыми лепестками. Получался ароматный экстракт для ухода за кожей, и мы с сестрами уже вовсю пользовались этой прелестью.
Граф приобрел овец и коз, и вскоре в сыроварне стали делать легкий, нежный сыр, наподобие того, что мы в будущем намазывали на хлеб. Он моментально приобрел популярность, и мы даже придумали для него интересную тару – маленькие бочонки из березы, древесина которой обладала свежим ароматом, что придавало сыру некую пикантность.
Хенни активно помогала мне в нашем бизнесе, и особенно в последнее время ее помощь была просто неоценима. Я выросла до невероятных размеров и порой шутила, что во мне точно находится не один ван Роэльс, а минимум десяток. Мне уже было тяжело ездить в деревню, и я с нетерпением ждала родов, чтобы, наконец, ушла эта жуткая боль в пояснице и перестали отекать опухшие ноги.
Лисбет тоже тяжело носила дитя и ее свекровь, приезжая со старым пастором к нам на обеды, с волнением рассказывала, как мучается бедняжка и как переживает за супругу Адриан. Фрау Гертруда жила с семьей дочери в их новом доме и ни на шаг не отходила от Лисбет, трясясь над ней, как наседка над единственным цыпленком. У нее только и разговоров было о том, что скоро родится наследник и будущий ландграф. Мачеха придумывала ему вычурные имена, горделиво объясняя, что такой высокий дворянин не может зваться Карлом или Петрусом, как минимум он должен быть Дидериком (король наций) или на худой конец – Стефанусом (корона).
Молодой священник почти достроил церковь и ее светлые стены были видны даже из окон нашего поместья. А еще, из них были видны возделанные земли, которые Филипп выделил крестьянам.
Незаметно пролетело лето, и наступил август, пахнущий горечью увядающих трав. Природа все еще радовала глаз своими красками, но и они постепенно меркли, уступая дорогу осени, которая, как рыжая кошка, подкрадывалась на мягких лапах к «Темному ручью». Изредка моросил мелкий холодный дождь и ночи становились зябкими и длинными. Уже все чаще я наблюдала из окна, как между деревьями стелется густой туман.
Проснувшись рано утром, я с трудом встала, сетуя, что даже ночной отдых не принес облегчения, и казалось, спина ныла еще сильнее. Сегодня в поместье должна была прибыть гувернантка для Полин, и нужно было проверить, хорошо ли подготовили ее комнату.
Я накинула халат и только собралась разбудить мужа, как резкая боль пронзила меня раскаленным прутом. Схватившись за живот, я упала на колени и крикнула:
- Филипп! Филипп!
Подол сорочки моментально намок от отошедших вод и прилип к моим дрожащим ногам.
Граф резко сел в кровати и моментально все понял. Он через секунду оказался возле меня и, схватив на руки, уложил обратно, шепча что-то ласковое и подбадривающее.
Через некоторое время, в доме началась суматоха – женщины носились с тазами, чистыми полотенцами и простынями, а Филипп умчался в деревню за доктором.
Схватки накатывали на меня так стремительно, что я даже испугалась, нормально ли это? Боль была оглушающей и Гуда все время держала меня за руку и гладила по голове.
В комнату вошла Либби, и они тихо заговорили, но я отчетливо слышала, как повариха, волнуясь, сказала:
- Очень быстро дитя идет, не дождемся доктора. Справимся сами?
- Я не одного малыша приняла, - твердо сказала Либби и направилась к тазу с теплой водой. – И нашей графинюшке помогу.
- Не переживайте, ваша светлость, - мягко заговорила Гуда, присаживаясь рядом. – Все у вас получится, ребеночек скоро родится и как только вы его на ручки возьмете, сразу все страхи уйдут… Уж можете поверить старой Гуде.
Я старалась не паниковать, но все же с каждым приступом боли, страх становился все сильнее. Мне вспомнилась статья о родах из какого-то женского журнала - когда боль усиливается, нужно выполнить «дыхание на свечу» - вдох делается через нос, а выдох производится через рот. А почему бы и нет? Наверное, это правда работает, зря бы не писали.
Действительно, стало немного легче и, вцепившись в столбик кровати, я вдыхала и шумно выдыхала, обливаясь потом.
Либби приподняла простынь и воскликнула:
- Я вижу головку! Какое резвое дитя!
Я почувствовала ужасное желание тужиться и громко закричав, ощутила, как из меня выскользнул ребенок.
- Он жив? Жив? – я не слышала плача младенца, и паника начала возвращаться. – Да ответьте мне, черт возьми!
И тут раздался недовольный и требовательный визг, пролившийся на мою душу теплым бальзамом.
- Мальчик! – Либби повернула ко мне орущий, красный комочек, и я сквозь слезы счастья увидела рыжий пушок на маленькой головке. – Настоящий богатырь!
