Во всяком случае, мы с Дороховой добрались до нужного подъезда без травм. Поднялись на третий этаж. В дверь звонить не пришлось — она была открыта. Из квартиры доносился гвалт. Музыка, голоса, звон сдвигаемых бокалов, стук вилок… Я помог своей спутнице снять шубку, а уж теплые ботики она скинула сама, лихо заменив их прихваченными туфлями на шпильках. Наше появление в единственной, уже битком набитой комнате было встречено с энтузиазмом, изрядно подогретым горячительными напитками.
Обстановка тут была как из советских кинофильмов: на стене ковер, под ним диван-книжка, рядом раскладной стол из неубиваемой советской полировки. С другой стороны стола — мебельная стенка, не новая, но еще пустая и свободная от хрусталя и книг.
Олежек, на правах хозяина, кинулся искать нам место за столом. Хотя казалось, что здесь и таракан не протиснется. И все же каким-то чудом нашлись две свободные табуретки. Мы были усажены, нам вручили чистые тарелки, вилки и фужеры. Я передал дружку водку, и он, подмигнув, тут же ее заныкал. Я принялся разглядывать лица сидящих напротив, выискивая среди них Лиду. И не сразу узнал ее в девушке с пышным шиньоном на макушке. Ну да, я же ее видел только в шапочке! Интересно, а она меня узнала?
Узнала, если судить по грустному взгляду. Понятно, она ждала меня одного, а не в компании со столь эффектной девушкой, какой умеет предстать наша заводская медсестра. Я покосился на Ангелину и понял, что спутница моя все поняла и теперь косилась на соперницу с нескрываемой враждебностью. Ну а на что я рассчитывал, когда решил взять Дорохову с собой?.. Ладно, разберемся… Кто не рискует, тот не пьет шампанское… Правда, за этим столом, заставленным тарелками и мисками с отварной картошкой, домашними соленьями, нарезанным хлебом, кружочками докторской колбасы, винегретом и селедочкой, посыпанной кольцами лука — пили отнюдь не шампанское.
Парни глушили водку, девушки — дешевый портвейн «Три семерки». Закусывали и болтали друг с другом. А то и — флиртовали. Как я понял, все это были простые ребята — работяги и учащиеся средних специальных заведений. То и дело вспархивало над столом крепкое словцо, но, в отличие от своих сверстниц из более поздних времен, девчата тут же осаживали матершинника. Ненормативная лексика еще не стала заменителем нормативной. А в общем пирующие говорили о чём-то столь же простом, как и они сами.
Мужская часть застолья — о футболе, хоккее, подледной рыбалке, способах закалымить и армейских временах. Женская — о помаде, туши, обновках, слезливых кинолентах, актерах и фигурном катании. Мне вскоре стало скучно, и только Лидочкино по-прежнему расстроенное лицо притягивало мой взгляд. Ангелина решила, видимо, мне отомстить и принялась мило щебетать с соседом справа. Тот явно к ней клеился, а Дорохова делала вид, что ей очень интересен его заумный треп. Парень тщился поразить мою спутницу эрудицией.
Наконец, хозяину квартиры надоело, что все разом галдят, и при этом каждый — о своем, и он забренькал вилкой по полупустой бутылке.
— А ну тихо! — гаркнул Олег, как когда-то командовал нашим отделением. — Что вы как на базаре… Мы за что пьем сегодня?.. За нашу непобедимую и легендарную! Кто в армии служил, тот в цирке не смеется!
— Да уж, — подхватили другие мужики. — Эт верно!
— Однако, среди нас есть человек, — продолжал Литвинов, — бывший рядовой четырнадцатой отдельной мотострелковой роты энского батальона, который все это может сказать даже лучше нашего старшины Пелепчука, и при этом — не на матерном…
Я уже начал понимать, к чему он клонит. Меня частенько в случайных компаниях просили что-нибудь почитать из стихов. Отчасти я еще и поэтому бросил писать их.
— Ну, Тёмка, родной, давай, врежь что-нить за нашу дембельскую жизнь…
Быть «свадебным поэтом» еще хуже, чем «генералом», но ломаться, как девчонка, тоже не пристало. Поэтому я не стал отнекиваться и шаркать ножкой. Вставать, правда, тоже не стал. А спокойно так, даже задумчиво, прочитал «Письмо соседской девчонки». Парни заражали, захлопали, заулюлюкали, а девушки поджали губки… Ну да, стишок-то скабрезный… Потом, чтобы угодить женской половине компании, я продекламировал «Не положено спать в карауле…», и у девчат навернулись на подкрашенные глазки слезки, грозя размыть тушь.
Дабы вернуть им хорошее настроение, я обнародовал несколько юморных, но при этом не пошлых стишков из армейского быта, которые публиковались когда-то в нашей батальонной стенгазете. Теперь хохотала уже вся компания, ибо в этих частушках было подмечено то, что знакомо любому советскому человеку, военнообязанный он или нет. Раскочегарившись, я решил было прочесть что-нибудь из гражданской жизни, но идиллия поэтического вечера была нарушена.
— Убери лапы, урод! — резко выкрикнула Ангелина и засветила соседу справа хлесткую пощечину.
Глава 7
— Ты чё⁈ Охренела! — заорал тот и замахнулся.
Я дернул Ангелину на себя и в сторону, одновременно перехватывая руку парня. Тому бы, почувствовав железную хватку пролетарского поэта, поостыть, но он попытался меня ударить свободной конечностью под дых. Пришлось заломить ему руку за спину, припечатав мордой в стол. Ведь если бы я ему двинул в рыло, то он посшибал бы собой девчонок, что оказались позади него. На самом деле, я в тот момент обо всем этом не думал, а действовал инстинктивно, как и полагается в «хорошей» драке. Тарелки и кружки жалобно звякнули, но устояли. Олег поспешил на подмогу. Хотя мне и самому тут делать было уже нечего.
Замахнувшийся на мою спутницу уродец тут же обмяк и только жалобно сопел, скорчившись в три погибели. Мне его стало жалко, и я его отпустил. Парень выпрямился и, ни на кого не глядя, принялся пробираться к выходу. Девчата брезгливо от него шарахались, а парни откровенно ржали. Добравшись до прихожки, схватив свою куртку и шапку, потерпевший поражение противник не придумал ничего более умного, нежели выкрикнуть с безопасного расстояния:
— Мы еще с тобой встретимся, Маяковский хренов! — и выскочил на лестничную клетку.
Теперь заржала вся компания. Инцидент был исчерпан, и пирушка продолжалась. Ангелина, не стесняясь присутствующих, меня поцеловала, чем доставила лишние переживания Лиде. Как бы там ни было, это маленькое происшествие сделало меня героем дня. Парни захотели со мною выпить, а девушки — потанцевать. Тем более, что стол уже сдвинули к стене, табуретки засунули под него и врубили магнитофон. Никогда особо не разбирался в музыке, но, судя по энергичному ритму и англоязычному тексту — это был импортный рок-н-ролл.
Вся компания принялась отплясывать. Меня тоже вовлекли в это дрыгоножество, хотя я бы с большим удовольствием потоптался с Лидочкой в обжимку. Впрочем, я был не одинок. Как обычно — парни предпочитают медляки, а девчонки — наоборот. Правда, сегодня и девчонки были не прочь потоптаться под что-нибудь лирическое. Особенно — со мною. Так что пришлось менять партнерш по несколько раз за танец. Наконец, дошла очередь до Лиды. Она положила мне руки на плечи, а я обнял ее за талию.
Лида смотрела на меня снизу вверх, и глаза ее поблескивали. Мне тоже было хорошо с ней, но чувства мои были не столь бескорыстны, как ее. В голову полезли авантюрные мысли — где бы нам уединиться? Увы, в СССР нельзя снять номер на час, да и вообще затруднительно со свободными местами в гостиницах. Не говоря уже о том, что мужчину и женщину могли поселить вместе только при наличии штампа в паспорте, подтверждающего, что они супруги. Такая вот охрана морали.
В дни первой своей молодости я частенько сталкивался с этой проблемой. К себе, в коммуналку, не водил женщин из принципиальных соображений, в гостиницу не попадешь. Оставалось надеяться на приятелей. И лишь получив однушку, я мог больше не ломать над этим голову. Сейчас же мне не на что было рассчитывать. Даже незаметно исчезнуть с Лидочкой я не мог. Совесть не позволяла бросить Ангелину одну, в новой компании, в этом отдаленном районе. Так что придется отложить романтическое развитие событий до лучших времен.
