что приходится терпеть и... нет, не улыбаться. Это в мои обязанности не входит! Хех, это вон даже в обязанности адмирала не в ходит! Что мерно раскачивается в такт разговора... с видом что внимательно слушает.
Блин, ведут себя как на детском утреннике! Ну, все кроме меня, и адмирала. Проф похож на нянечку, хоть это и не тот профессор, что был с нами на прошлом собрании — иной! Пусть и тоже из новосибирского института. А «Тень»... его тут нет! От того мужик-двойник его играющий... чувствует себя немного скованно. Он тут единственный, кто знает что он — не он. Профессор то все таки реально думает, что они тут что-то решают! Пусть и чувствует себя... на утреннике!
— Да вы!.. Совсем... да ваша мать...
Хан в раш в вошёл, решил выплеснуть все, что он думает. Этот даже и не пытается выглядеть цивильно...
— Нам нужно Бородино! — выкрикнул кто-то тем временем на всю ивановскую и дальнейший мат татарина даже для меня скрылся из спектра слышимости.
— Что?! — раздалось в ответ на это.
— А причем тут ОНО?!?
— Детский садик тормазок. — тихонько прошептал я, а сидящий рядом адмирал едва заметно покивал.
Нет! Не он! Не дети! — увидел я как кто-то достал туфлю — Они так не могут! Не додумаются! Так только на родительском собраниях происходит! Если туда не пригласить детей... Точно такой же балаган. Тут судьбы решаются, а они... эх! И уже не одного хана на маты понесло.
— Да я ваш дом труба шаталь!
— ЧТО?! Шаталка не выросла! Шатарин блин!
— Чурка узкоглазый!
— Я попрошу в мою сторону, не обзываться!
Стоп! Адмирал что, спит? С открытыми глазами? Кивая в такт время от времени? Вот хитрец! Эх! А ведь моя работа тут, по сути, выполнена. Я тут ни кто! И делать мне тут нечего. А... участников на предмет контакта с силой и ментальных закладок я проверил еще до того, как они все тут собрались. Так, штаны просиживаю, в облике мелкой пигалицы на собрании взрослых дядь.
Хм. Заметив меня, народ что-то стал как-то успокаиваться. Стыдно что ль стало? Или что? Неужели именно за этим, меня сюда и утолкали?..
— Так, значит, смена строя не предвидится?
— Да, думаю и одного референдума объединения, уже вполне достаточно как потрясения.
— Да, любые действия сверху, сделают лишь хуже...
Большая распродажа!— прочитал я громкий заголовок на первой полосе газеты, и перевел взгляд ниже первой строки, в надежде увидеть подробности — «подробнее на странице 2» — ну кто бы сомневался!
Уже завтра, в среду, состоится большой аукцион, какой только когда-либо видел мир! И на этот раз лотами торгов будут не украшения, и даже не недвижимость — страна! Уже завтра, представители всех стран мира съедутся к нам в Москву, чтобы приобрести себе кусочек от России.
— Ик. — икнул, и закрыл газету, неслабо её смяв.
Они и правда, так напечатали! — потер я переносицу — вот прямо таким текстом! Жесть. С другой стороны — столь толстый удар в лоб — сложно ощутить сразу. Сначала вроде как — подушка! Потом — в поглаживают что ль? А потом — а почему я в нокдауне?
И я хоть и могу предполагать, как на это известие среагирует народ — ни как! За шутку примят наверняка! Слишком уж... — но как оно там будет в реальности — не знаю. Газетка мне досталось прямиком из типографии, и людям на руки еще не поступило. Да и даже сами газетчики меж собой еще весть не перетрясли — поступила она им как раз к закладке на тираж, то есть вчера вечером.
А сейчас у нас — взглянул я на наручные часы на своей руке — четыре ночи. Оглянулся — три сотни человек, неторопливо проверяют акваланги. Костюмчики, оружие... Расплылся в кровожадной улыбке — сегодня будет ночь красных колпаков! Точнее скорее завтра... Правда вот одна из ключевых фигур — взглянул я на Нинель — поедет в ящике. И она об этом еще не знает! Наивная — вновь усмехнулся, и свернул в трубочку газетку, похлопывая ею по своей руке — идеальное оружие против хрупкой женщины!
Хотя, может все же лучше все же химией?
— Всё готовы? — вышел пред толпой контр адмирал тихоокеанского флота, что с нами не пойдет, но проводит в путь по традиции — Все проверили своё снаряжение? — взглянул он с особым пристрастием на меня, и пятерых парней за моей спиной, что обсуждали какую-то нереальную херь, в виде того, кто, во сколько лет, впервые на горшок сел.
Снаряжение, о чем вы? — так и отпечаталось на моём лице, и я пальчиком одной руки, проверил пробку в дуле пулемета печенег, игрушкой весящего на моём плече в походном виде, а другой рукой и пальцем... зачем-то поковырялся в собственном ухе, оттянув с него наушник.
— Двухсотый, это второй — донеслось в этот момент голос главного у меня в ухе ином.
И я, приложив руку к наушнику, оказался вынужден отвернуться от адмирала, показывая тем самым, что мне звонят.
— Двухсотый на связи. — сказал я тихонько, хотя скорее пропищал.
И ели сдержался, чтобы не проговорить
