Константин Калбазов - Рубикон. Дважды в одну реку

– Рассказать, что происходит, не хочешь?

– О чем ты?

– Вейн, ты вопросом-то на вопрос не отвечай. Ведь вижу – что-то случилось. Только давай напрямик, а то мне тут голову некогда поднять, могу не заметить и того, что под носом творится.

– Напрямую, значит. Ну слушай. Арбалеты и луки произвели такое впечатление, что у очень многих произошло головокружение. Шаманы ходят по родам и ведут нехорошие беседы с охотниками.

– Уж не принимают ли они нас за исчадия ада? – тут же забеспокоился Дмитрий.

А ну как припрутся устанавливать справедливость. Надо бы с ружьем не расставаться и Ларисе сказать. Конечно, патроны могут и отсыреть, но носить с собой не больше десятка не помешает, безопасность – она дороже боеприпасов.

– Нет, в том, что вы оказались здесь по воле великого духа, никто не сомневается. Более того, шаманы всячески поддерживают это. Вот только они утверждают, что вы и я неправильно толкуем волю великого духа. Не из злого умысла, но ошибаемся. В пользу этого говорит и то, что, изначально неверно истолковав знамения, ты поселился на том озере, в дурном месте, и только мое вмешательство помогло тебе исправить ошибку. И то, что вместо того, чтобы убить хакота, ты наивно отпустил их, а через это в наши рулы могла прийти беда. Опять шаманам пришлось исправлять твою ошибку. Великий дух никак не согласился бы с тем, чтобы охотники начали ковыряться в земле, что заставит их прекратить кочевье. Твой дом был ошибкой с самого начала, ведь его не соберешь, как рул, а значит, своему любимому народу великий дух такое никак не мог присоветовать.

– Получается, тут в прямом смысле готовится заговор.

– Нет тут заговора. Во всяком случае, против нас никто ничего дурного не замыслил. Тут другое. Приручение зобов – это ошибка. Они созданы великим духом для охоты и пропитания. Но, несмотря на все это, посланники великого духа сумели привнести и полезное, за что вам стоит простить заблуждения. Новое оружие, которое позволит малыми силами отстаивать свое право на охоте, – это хорошо. Собаки, которые будут помощниками в защите стойбищ, – это хорошо. Табуки способны помочь кочевать не только по рекам, но и выбирать новые поселения вдали от рек и кочевать по суше, – тоже хорошо.

– То есть все, что может пригодиться в кочевье, ими приветствуется. Все, что может заставить осесть на земле, отвергается.

– Именно так.

– Получается, произошел раскол. Или еще ничего не решено и можно все исправить?

– Исправить ничего нельзя. Это началось слишком давно, и я упустил время. Помнишь, как те, кто помогал тебе с переездом, захотели получить арбалеты вместо обещанного мяса?

– Конечно.

– Неужели ты думаешь, охотники настолько слепы, что из желания получить желанную игрушку станут обрекать свои семьи на голод?

– Им нужно оружие, чтобы весной отправиться на большую охоту?

– Именно. Так что началось все давно, только я ничего не замечал. Слишком поверил в свою власть.

– Ты сможешь остановить кочевье?

– Говорю же, слишком поздно.

– И сколько шаманов выступили за это?

– Все шестеро.

– А сколько родов готовы пойти за ними?

– Шестнадцать. И разумеется, самые сильные роды, кроме моего.

Ну, тут сомнений никаких. С наименьшими потерями из случившегося несчастья сумели выйти только те роды, в которых на ногах оставались шаманы. Они в меру своих способностей лечили сородичей и в чем-то сумели преуспеть. Смерти, разумеется, были и там, но все же они не приняли столь катастрофического размаха. Куда хуже оказалось там, где шаманы были преклонного возраста, а это большинство родов, потому что стариков выкашивало в первую очередь. Поэтому получалось, что самыми сильными родами были именно те, где имелись выжившие шаманы, и, безусловно, увлечь свои роды им было несложно.

Всего несчастье сумели пережить двадцать шесть родов. Получается, более двух третей хотят начать кочевье. Остановить их верховный шаман не может. Применить силу? Даже не смешно. Мало того что это верная гражданская война, так еще и совершенно безнадежное предприятие. Вопреки математическим выкладкам с Вейном останется не треть всех людей, а не больше четверти, но, скорее всего, и пятая часть, тут нужно считать.

– Сколько останется охотников?

– Почему именно охотников?

– Потому что пришла пора готовить армию.

– Армию? Ты хочешь силой заставить их остановиться?

– Я с ума еще не сошел. Не хватало ввязываться в гражданскую войну, да еще и такую, которую мы гарантированно проиграем.

– Тогда объясни, что ты задумал.

– Хорошо. Но давай сначала прикинем, что да как. Ты проводил перепись, как мы договаривались?

– Я сосчитал людей.

– И что получилось?

– Плохо получилось. После мора выжило девятьсот пятьдесят человек. За этот год родилось сто семьдесят три, умерло сто, тут и младенцы, и роженицы, и дети, и взрослые – все.

Да-а, с такими темпами прироста населения далеко не уедешь, и ведь сейчас наблюдается прямо-таки всплеск рождаемости. Опять же часть умерших – это взрослые люди или дети, которые уже начали вносить свой вклад в жизнь племени, из младенцев помощники получатся в лучшем случае через лет семь. И снова свою лепту внесет смерть. Стоит ли удивляться тому, что прирост населения тут очень низкий.

– А что получится после того, как уйдут те шестнадцать родов?

– Останется двести двадцать человек. Из них тридцать девять охотников, семьдесят женщин и сто одиннадцать детей.

– Кисло. – Сказать, что цифры Дмитрия расстроили, не сказать ничего. – Мы тоже в этом списке.

– Нет. Род Пса я никак не считал.

– Понятно. Стало быть, проходим по отдельной графе. Сколько охотников отправится в кочевье?

– Только охотников?

– Остальных считать не имеет смысла. – При этих словах пребывавший и без того в унынии верховный шаман понурился еще больше. – Я понимаю тебя, Вейн, но и ты пойми, они уже потеряны. Никто из них не вернется, а если и вернутся, то единицы: те, кто сможет вырваться из той кровавой бани, что начнется там, на летних стоянках.

– Но почему ты думаешь, что все будет так плохо? Ведь у них есть оружие, которого нет у остальных.

– Во-первых, сколько у них оружия? С учетом того, что мы доделаем и вручим новым владельцам, – это тридцать два арбалета. Маловато будет. Дальше. Охотники начали мастерить себе луки, но они так себе, едва превзойдут по дальности дротики. У них только одно преимущество: охотник обычно носит максимум пять дротиков, лучники смогут нести и сорок стрел, вряд ли они станут мастерить больше, скорее уж меньше. Во-вторых, оружие, конечно, позволит получить преимущество, но не слишком большое. Оружие надо не просто заиметь, а еще и уметь его использовать с умом. Если бы тогда в лесу мы остались на земле, то стая нас разорвала бы, а мы, может, сумели бы убить штуки четыре, но вряд ли больше. Я использовал возможности оружия из наиболее выгодной позиции, отсюда и результат. Кстати, с людьми такое не пройдет, и нас бы перебили.

– Но почему ты уверен, что другие племена вообще нападут?

– Сколько там будет охотников?

– Сто семьдесят шесть.

– Это все, кто сможет держать оружие?

– Да.

– Что они сделают, когда их попытаются потеснить на охоте?

– Они будут отстаивать свое право.

– Но их никто не станет слушать. Так?

– Скорее всего, именно так.

– И тогда они прольют кровь, чтобы показать, насколько не стоит их трогать. Но это будут не все роды, и убьют сауни не всех. А вот после начнется самое интересное. На сауни навалится все племя. Им не выстоять. Рабства здесь нет, жен из военного похода не берут, потому как никто из женщин не согласится добровольно разделить постель с убийцей их родственников. Остается полное уничтожение. Спасутся лишь те, кто сбежит, а их будут единицы.

– Ты так спокойно об этом говоришь.

– Вот только не надо на меня так смотреть. Давай оставим взаимные обвинения. Я тоже могу сказать, что это ты выпустил ситуацию из рук. Ну и что, будем доказывать свою правоту до хрипоты? Мы имеем то, что имеем, и нам нужно думать, как из этого выбираться. Этих шестнадцати родов, считай, уже нет.

– Жена одного из шаманов – моя младшая дочь, у нее тоже дочь и еще в одном роде два внука.

Ситуация, однако. Дмитрий знал, что у Вейна довольно солидное потомство. С ним в его роде проживал старший сын, который стал вождем еще до мора, были двое уже взрослых внуков, имелись правнуки. Знал Соловьев и о двух дочерях, живущих в других родах. Одна из них не пережила мор, но их никто не отдал бы, потому что род жив и они принадлежат ему. Но Дмитрий как-то упустил из виду, что все они могут оказаться среди тех, кто собирается в кочевье. Старику и без того больно слышать о том, что сауни сами движутся к своей гибели, а тут еще и родная кровь.