Меня потащило назад, а рангона — вниз. Не в силах противостоять гравитации, он канул в беспросветную тьму ноктуса, исчезнув в ней так быстро, что я даже не успел за ним проследить.
Я же дал себе секунду отдыха. Одну секунду, после чего скомандовал роупдарту поднимать меня. И на сей раз оружие откликнулось.
Меня подтащило к гондоле двигателя, за которую я зацепился, и чуть не перемололо пропеллером — все из-за чертовой раскачки, которую я не учел, когда поднимался. К счастью, световую броню с корпуса я забыл снять, и кончики лопастей чиркнули по ней, отбросив меня в сторону, но не нанеся повреждений.
Добравшись до гондолы, я вцепился в рукоять засевшего в стальных листах ножа и осмотрелся, пытаясь понять, что делать дальше. Очевидно, что висеть всю дорогу прямо тут у меня не получится — я банально устану. Тут такой ветер дует, что бороться с ним не хочется совершенно. Так что надо пробираться хотя бы туда, где можно нормально лечь, а еще лучше — пробраться внутрь цеппелина. Опаснее, но лучше.
Я заприметил небольшую лесенку на гондоле двигателя, приваренную, судя по всему, для обслуживания дирижабля, и через минуту осторожного передвижения ползком с использованием ножа и пальцев, где получалось, добрался до лесенки. Вцепился в нее, перевел немного дух, и пополз дальше, по толстому стальному ребру, которое крепило гондолу к фюзеляжу.
Ветер на высоте и правда был чумовым. До этого меня кое-как, хотя бы частично, прикрывал округлый бок гондолы, но когда я оказался на открытом пространстве, меня чуть не сдуло. В городе, даже на крышах, и близко не было такого ветра — наверное, здания каким-то образом взаимодействовали с воздушными потоками.Сейчас же у меня моментально одеревенели пальцы, что даже захотелось приподнять маску и подышать на них, чтобы согреть.
Конечно же, я этого не сделал. Вместо этого я, держась одной рукой, быстро растер вторую об одежду и посгибал пальцы, чтобы вернуть им чувствительность, потом поменял руки местами. Только что отогретая конечность от касания холодного металла фюзеляжа мгновенно выстудилась заново, но пока еще шевелилась.
Нет, точно надо внутрь пробираться. Здесь меня просквозит, и весь мозг выдует. Нельзя оставаться снаружи.
Я пополз по ребру, борясь с порывами ветра, и, когда добрался до места крепления к фюзеляжу, стало немного полегче — широкий борт дирижабля частично рассеивал воздушные потоки. Но все равно было холодно, и единственной возможностью согреться было пробраться внутрь. Сомневаюсь, что у них там не топят.
Мне повезло. Метром выше меня, ровно в центре между четырьмя ребрами, крепящими четыре гондолы с двигателями, в корме дирижабля виднелся люк. Крошечный — только головой вперед пролезть, но однозначно ведущий внутрь. Возможно, он был предназначен для того, чтобы в критической ситуации ремонтировать двигатели прямо на ходу — не знаю. Одно знаю — сейчас это люк, который мне надо открыть и в который надо залезть.
Проблем не возникло — сияющий нож, воткнутый в щель между люком и коробкой если и встретил сопротивления какого-то запора, то мне об этом не сообщил. Я легко,даже несмотря на деревянные пальцы, обвел три стороны по периметру, избегая петель, и люк послушно откинулся внутрь дирижабля. Хорошо не наружу, пришлось бы лишние усилия прилагать.
Я пробрался внутрь дирижабля и оказался в небольшом узком коридорчике, стенами которому служили переплетения труб и трубочек разных форм и диаметров. Словно ступил на лесную тропинку в джунглях, где вместо растений царствуют трубы. Люк, через который я проник внутрь, оказался за спиной, и я его прикрыл, подперев каким-то металлическим ящиком, найденным тут же.
В дирижабле, как я и надеялся, было тепло. А еще гулко. Наверное, гудели двигатели, не знаю, но этот гул на самой границе слышимости здесь явно был привычным и постоянным явлением. Он будто бы притуплял слух и не давал пользоваться им на полную.
Поэтому ничего странного, что шагов за спиной я не услышал. Зато увидел неясную тень, скользнувшую по люку, который я подпирал ящиком, и только это меня и спасло.
Я толкнулся от люка руками, кувыркаясь назад с выходом на руки и обеими ногами на выкате ударил снизу-вверх — туда, где должна была находиться голова противника!
Ноги не встретили сопротивления — противник отскочил. Я выпрыгнул на ноги и развернулся, поднимая вверх руку с сияющим в ней клинком — чтобы световое пятно вырвало из темноты побольше.
Напротив меня в боевой стойке, подняв руки и развернувшись полубоком, стоял мотылек. Мотылек с ярко-зелеными, почти салатовыми, наплечниками.
Глава 8
Никто не двигался. Я — потому что не хотел спровоцировать мотылька на какие-либо действия, это не в моих интересах. Почему не двигался мотылек не знаю, но, наверное, какие-то причины для этого были. Может, он не понимал до конца, что я такое, может, тоже не хотел меня провоцировать — хрен его знает. Так или иначе, пауза позволила мне рассмотреть его или ее, скорее, конечно, ее, получше.
Хотя на самом деле смотреть там было особо не на что. Все это я уже видел на других мотыльках — складывалось впечатление, что все они закупаются у одного и того же производителя, только наплечники потом красили под себя и все. В остальном это была все та же черная форма с шлемом и отдельной маской, блестящий хромом моби-гир на поясе, и оружие...
А вот как раз оружия у мотылька не было. Огнестрельного, в смысле. Световое-то он вряд ли где-то оставляет, даже когда в туалет или душ идет. Но световое оружие у него может быть где угодно, и выглядеть как угодно, и даже если я его вижу прямо сейчас, я могу тупо не понимать, что это именно проводник.
А вот огнестрельного оружия при мотыльке не было. С шеи свисал замкнутый в кольцо ремень с карабином на конце — как раз оружейный, судя по всему, — но самого оружия не было. То ли мотылек отстегнул его и поставил куда-нибудь в уголок, решив, что на борту дирижабля ствол ему без надобности, то ли вовсе не брал его на борт.
В любом случае, это мне на руку. В предыдущий раз, когда я пытался противостоять огнестрелу на такой дистанции, меня подранили и выжил я только чудом. Здесь же сомневаюсь, что это чудо повторится. Вернее даже не так — я совершенно уверен, что оно не повторится. Я не хочу больше никого убивать.
Мотылек, не отрываясь, смотрел на меня, замерев в той же позе, в которой я его увидел — стоя полубоком и держа возле шлема руки. Вроде и боевая стойка, а пальцы при этом не собраны в кулак, и вовсе расслаблены, словно он не знает, что с ними делать. Но вряд ли он не знал.
— Спокойно. — тихо сказал я, не двигаясь с места. — Я не враг. Я не доставлю неприятностей.
Мотылек ничего не ответил и даже не шевельнулся. Только стрельнул глазами в сторону от меня, словно заметил что-то новое.
И я повелся. Я тоже машинально отвел глаза на мгновение в сторону, а, когда вернул их обратно, оказалось, что мотылек ухватился за тангенту радиостанции, закрепленную на груди, и уже выжал ее...
Нож выстрелил из руки, едва только я навел ладонь на мотылька. Я не планировал его убивать, или даже ранить — я просто хотел, чтобы он лишился связи, поэтому целился не в жизненно важные органы, и вообще не в противника, а в висящую на его поясе радиостанцию.
Мотылек краем глаза уловил атаку и сместился вбок, но недостаточно быстро — нож все же хлестнул по рации, разбивая ее на сотню осколков.
Поэтому все, что проорал в тангенту мотылек, так и повисло в воздухе:
— Мостик Аркару, у нас посторонний!..
Стукнулись об пол куски рации, мотылек кинул на них взгляд и едва слышно выругался.
— Ладно... — произнес он, снимая руку с тангенты. — По плохому так по плохому...
Голос был искажен маской, поэтому по первой фразе я не мог судить, но теперь был уверен — передо мной мужчина. Или, вернее говоря, молодой парень... Ну, или как минимум, не старый, явно до тридцати. И, в общем-то, это первый мотылек мужского пола, которого я встречаю в этом мире. Может, он не такой психованный, как девчонки и с ним получится договориться?
