Азия, что тут скажешь, тут во всем иной подход. Страну захлестнула самая настоящая гражданская война, причем конфликтующие стороны выбирали русских или японцев как своих покровителей, отсюда и исходили, за кого воевать и против кого «дружить».
Наместник всячески склонял корейцев к принятию российского протектората, интригуя против англичан и американцев — тех повсеместно считали «заморскими дьяволами», и очень настойчиво «попросили» на «выход», даже все стационеры из Чемульпо ушли. А вот позиции русских становились с каждым днем прочнее — ведь они помогали оружием и продовольствием. Не забесплатно, конечно, о временах социализма еще не предполагают. К тому же сами корейцы прекрасно понимали, что произойдет, если они останутся с японцами один на один — пощады никому не будет от разъяренных самураев. Потому в каждом сибирском стрелковом полку уже имелся третьим корейский батальон с русским офицерским и унтер-офицерским составом — создавать из них дивизии и бригады русские генералы наотрез отказались. И оно правильно, расчетливо — батальоны удалось сформировать быстро, и они не представляли опасности после заключения мира.
К тому же корейцы воевали с японцами яростно, с потерями не считались — своего рода экзистенциальный конфликт, когда решается, кому время жить, а кому умирать!
— Я ведь долго думал над тем, что вы оба мне рассказали — сопоставлял и размышлял. Поражение в войне с японцами и привело империю к катастрофе — с царской властью перестали считаться и внутри, и снаружи. А падающего в пропасть принято подтолкнуть в спину, если надеются поживиться его добром. Что и произошло на самом деле…
Наместник вздохнул, нахмурился. Евгений Иванович часто с ним говорил вот так откровенно, понятное дело, что кое-что замалчивал — ведь он больше политик, чем военный, и никто не станет выбалтывать действительно важную информацию. И в беседах постоянно что-то сопоставлял и делал какие-то определенные выводы. А потом, вот как сейчас, спокойно разглядывая бухту и эстуарий реки с затопленными кораблями, говорил о главном. И действительно, адмирал негромко произнес:
— Не знаю, какие реформы нужно провести и в каком порядке, но войну проигрывать нельзя ни в каком случае. Это пробудит всех революционеров к действию, а к ним обязательно примкнут интеллигенты и заводчики, как ты говоришь, за своим куском власти. Побеждать надо! А если вся эта публика дернется — раздавить гадину без всякой жалости!
И такая запредельная решимость послушалась в голосе Алексеева, что Андрей Андреевич содрогнулся, осознав, что адмирал это сделает — он совершенно не боится пролить крови, не своей, ни чужой, особенно последней. И если у него будет власть, сделает это без малейших колебаний и не оглядываясь на либеральное правосудие.
— России нужны реформы, но провести их может только твердая власть, жестокая даже, хорошо понимающая, что надо делать. И такая власть будет, иначе доживем до революции!
Наместник буквально впился глазами в похолодевшего душой Андрея Андреевича, осознавшего, что никаких тут шуток не будет, речь сейчас пойдет о самом важном деле. Мало что сможет спасти самодержавную империю, она обречена самим ходом истории. Хотя может быть есть что-то такое, чего он сам пока не видит…
В истории многих стран мира есть примеры, когда влиятельные олигархи, желая приумножить свои «праведным трудом» приобретенные богатства, оптом и в розницу продавали и сдавали врагу родные страны и собственный народ. Такой имелся в это время и в Корее — Ли Ван Ен — сдавший своего короля и страну японцам не моргнув глазом, одним росчерком пера под документом. У его потомков по специальному закону в нынешней Корее было конфисковано имущество — «прекрасная» характеристика репутации премьер-министра. И так же делали и сделают те, что считались «элитой» России. Тридцать серебренников для них всегда дороже «чести», которая считается для подобных правителей рудиментом, а «родина» там, где на счету лежат деньги…
Глава 19
— Задолбало меня это море, видеть его не могу! Не дома я тут, не дома, чтобы не говорил всем Степан Осипович!
Вирениуса мутило, но не так как вчера, когда наизнанку выворачивало — «морская болезнь» такая, от нее ни отвыкнуть, ни привыкнуть нельзя. Сегодня чуть полегче и небольшие порции конька прогнали тошноту, хотя есть по-прежнему не мог. Зато однозначно сегодня баталии еще не будет, японцы не дураки, чтобы на своих низкобортных кораблях сражения затевать в такую погоду. Ничего хорошего с этого не выйдет для них — из нижних казематов стрелять нельзя, зальет там все волнами моментально, любые попадания, проделавшие значительные отверстия, сразу же превращаются своего рода брандспойт, из которого под большим давлением вода начнет проникать внутрь корпусов. И главное — удрать от русских броненосцев не смогут даже крейсера Камимуры — потому, что в скорости много потеряют.
— А вот завтра будет хорошая погода, и подраться придется, — Вирениус хмыкнул, отпил коньяка из кружки — почти мгновенно полегчало. Закурил папиросу, размышляя — хмель в такой ситуации его не брал. В очередной поход к японским берегам вышли тремя отрядами, благо все броненосцы были боеспособны. А для флагманского «Цесаревича» это был вообще первый выход в море после долгого, почти на четыре месяца растянувшегося ремонта — нормального дока для него не имелось, соорудили кессон.
Впереди, как всегда, шел сам Макаров на «Цесаревиче», над которым развевался адмиральский флаг. В отряд входили «Ретвизан» и замыкающими броненосцы князя Ухтомского — «Петропавловск» и «Полтава». По предложению лейтенанта Гревеница с «России», назначенного флаг-артом при командующем, стала внедряться новая система пристрелки, разработанная бароном, с двух, трех или даже четырех кораблей боевой линии одновременно, оснащенных однотипной артиллерией. Апробировали замысел, потренировались, и Степан Осипович остался довольным. Давно пора этот метод освоить, японцы им уже действовали, несколько раз сосредотачивая огонь по флагманам русских отрядов. Но нет пророка в своем отечестве, и даже при энергичном Макарове к новшествам приступали неохотно. И это здесь, на войне, что же говорить о чиновничьем Петербурге.
Второй отряд состоял под его началом — в него вошли броненосцы с десятидюймовой артиллерией главного калибра — оба «инока» и «Победа». Тоже выходили в море, стреляли по мишеням — вроде получалось, Степан Осипович в приказе его в пример всем поставил. Хотя, откровенно говоря, он только порыкивал, мало чего понимая в происходящем, но полагаясь на подчиненных по своему обыкновению. И те как в поговорке, в которой говорится, что короля играет свита. Тем более, имея начальником штаба бывшего флаг-капитана наместника Эбергарда — тот сменил мостик «Храброго» на боевую рубку «Осляби», и оказался прекрасным артиллеристом. Такой знак внимания со стороны наместника Вирениус оценил правильно — Андрей Августович был в курсе, кто он такой на самом деле.
Третий отряд состоял из броненосных крейсеров с новыми в 45 калибров восьмидюймовыми пушками. На флагманскую «Россию» снова вернули Рейценштейна — между ним и Иессеном возникали постоянно склоки, и Макаров поставил командующим над всеми бронепалубными крейсерами вице-адмирала Безобразова. Тот серьезно болел, причем Вирениус с ходу поставил верный диагноз, только анамнез писать надо сейчас, иначе болезнь зайдет далековато. Вот только ничем не помочь — химиотерапия еще не придумана. Приходится полагаться на природные препараты да искать знахарей — может быть, они что-нибудь придумают со своими корешками. Ведь среди азиатов есть не только шарлатаны, но действительно знающие лекари.
Петр Алексеевич живо навел порядок, и крейсера стали действовать крайне энергично, буквально пиратствуя у японских берегов. И даже подал записку, в которой указал, что нападения крейсеров нужно распространить на всю цепочку остров от Японии до захваченной самураями Формозы. Причем и политические размышления привел — острова Рюкю имели тридцать лет назад свое королевство, и не помешало бы там восстановить на них законную династию, под российским покровительством естественно. Создание хотя бы на одном из островов базы флота с укреплениями и береговой артиллерией, усугубит морскую блокаду островной империи. Там можно побудить китайское население Формозы, по примеру Кореи, к всеобщему вооруженному восстанию против японских оккупационных властей, которые только шесть лет тому назад кое-как утвердили свое господство.
