и в уровень! Чтобы потом глаз не цеплялся и материться не хотелось.
— Здесь вход в подвал — нормально! По-купечески сделаем — вон как в подвальчике, на площади, в центре, — батя кивнул, дескать — понял, — и все из огорода сразу в подвал спускать можно.
— Пристрой большой. Ну тут — понятно — веранда. А здесь — если стенку в полкирпича поставить, можно разгородить — на кочегарку, и санузел: туалет, раковина, душевая.
Сами прошли по комнатам. По доскам, брошенным на половые балки и никак не скрепленные. Маму проводили с батей, держа за руки.
— Вот… получается — здесь кухня хорошая, большая. Здесь — комната Кати, здесь — видишь — зал получится большой, а здесь — ваша спальня. Ну как?
Батя кивал, думал, внимательно приглядывался, что-то переспрашивал.
Мама, было видно, постепенно веселела, и потом на нас поглядывала молча и как-то с недоверчивой радостью — неужели все так и будет?
— М-да… Юрка. Так-то все понятно. И все — подъемно. Но работы тут — даже страшновато как-то…
— Да-к, что ж, батя… неужто не осилим? Самим же потом жить в тепле, комфорте и спокойствии?!
— Да осилим, конечно, Юрка… Но все равно — работы — море!
А вот на мастерскую в гараже батя глядел с откровенным интересом. И копошился там, разглядывая станки и инструмент, переспрашивал что-то у Митина — и видно было: очень доволен таким «довеском» к дому!
Когда родители, подустав от изучения всего-всего, хлопнули с Игнатьичем по рукам, и договорились на завтра ехать, оформлять сделку, было видно, как Митина — «отпустило». Все же до сих пор иметь дело пусть и со странным, но подростком, а другое дело — получить подтверждение от его родителей!
По пути к дому бабушки, батя вдруг вновь глянул на меня хмуро:
— Ты, Юрка, подвел ведь меня! Крепко подвел!
— Чем же это, батя? Как и когда? — я был удивлен.
— Пошел сегодня к Никифорову, после склада, уже под конец дня. Ну — по поводу материалов, заявление там… то, се… А он и спрашивает меня, а вот, Иваныч, а цемента зачем столько, а вот трубы — куда столько, пилмат — опять же… А я сижу — ни хрена не знаю! Я же в твои эти расчеты и не вникал даже, так — глянул мельком и все! Вот и чувствую себя этаким балбесом — пришел, спросил — а чего пришел, что спросил — и сам не знает!
— Давно я так не позорился, ох, давно! Ну, Юрка! Ну — паскудник! Стыдно мне было, понял?! Меня же спроси по любой командировке, по любой ферме, по любому коровнику — я до гвоздя отвечу — куда, что, сколько и зачем. А тут — ох и неудобно же мне было! В общем — так, в пятницу, часам к десяти топай в контору, прямо к директору. Будешь там сам все объяснять — что и как! Заявление-то, он сказал — подпишет, но — вот интересно ему…
Ну это ладно! Успокоится батя. Да вон — он уже успокаивается.
Мама, слушая батины ко мне претензии, тоже смотрела на меня строго так! А потом, видя, что он — успокоился, вновь повеселела! Радостная стала, оживленная! Чувствую — она уже представляет, как мы дом построим и жить там будем. А еще — предвкушает, как она будет рассказывать знакомым — что там и как мы будем делать, да что еще задумали! Даже под руки нас с батей взяла — с одной стороны муж, с другой — сын подрастающий!
У бабушки была и Катя, и дед Гена с бабой Дусей.
Мы сели поужинать, попить чай. Расспросы, расспросы, расспросы. Интересно так — у меня почти ничего не спрашивали, а здесь — что да как? Охи и ахи!
Мама посмотрела на меня и спросила:
— Юр! А я вот думала — та, первая спальня — это для Вас с Катюшкой. А ты говоришь — только для нее?
Ох! В одной спальне с Катей? Это необоримый соблазн! Рано или поздно — спалимся же! Нет уж, лучше добавить родным доверия ко мне.
— Мам! Ну сама посуди — Катюша — уже девушка. У нее должна быть своя комната, чтобы уютно там, спокойно… Да и Света к ней же постоянно приходить будет. А у девчонок же — полно своих секретов, а как их обсудить, если здесь брат-балбес постоянно трется? Не-е-е, мам. Я — летом и на веранде могу, а зимой — в зале. Разве плохо?
Родные подумали, покивали головами — все правильно! Показалось или нет, но отметил мамин взгляд — такой, с ноткой уважения. И Катюшка зарумянилась, взглянула на меня с благодарностью. А разве это не стоит того? Ну — зал, ну и что? Вот живу же в одной комнате с бабой? А там — всяко лучше будет.
Бабушки охали квадратам нашего будущего дома — «ох и харомы! ох и харомы!», деды обсуждали с батей фронт работ. Они даже приняли по паре рюмок, для улучшения работы мозга, так сказать. Причем бабушки — были не против!
— А ишшо вон — стричься хадил с Надькай, к Верки этай, прасти госпади! Виш как абалванила иво! — упс, а я тут и пропустил, что это меня баба Дуся чихвостит. Вот же ж… какая любезная старушка! Бабулечка-красотулечка! Вон что ей надо, а?
Батя перевел взгляд с дедов на меня, коротко глянул:
— Что и правда к Верке ходил стричься? А что — аккуратно так получилось! Почти как в армии! Нормально… для парня! — мне показалось или мелькнула в глазах у бати такая веселая ухмылка, одобрительная такая?
Мама выказала большую озабоченность:
— Тоже… взял моду — к парикмахерше этой ходить! Мог бы и просто в город сбегать, подстричься! Ладно — бабы к ней стричься ходят, она — мастер по женским прическам, а ты-то — куда?
— Мам! Ну… мы же вроде бы это уже обсуждали. Что опять-то? И тетя Надя же со мной была! — я стараюсь смотреть на маму с укоризной — типа, «ты чего, а»? А сам чувствую, щеки у меня как-то потеплели. Вот, черт! Права Галя — врать я не умею!
Хорошо, что на этом обсуждение «моего морального падения» и сошло на нет.
Среда, утро. Проделав все регулярные процедуры, а именно — бег, занятия на стадионе,
