Тут дочь великого царя и ваша царица. А ну, палки на землю и мордой вниз. Иначе кровь вам пущу, выпердыши шакальи!
— Нечестивцы проклятые!
— Забирай назад свою царицу!
— Язычники! Святотатцы!
— На ножи их, братья!
Но соваться на полную сотню царского отряда было страшно, и толпа только орала, раззадоривая себя криками. Наконец, самый отчаянный заголосил:
— Да это же ассирийцы проклятые. У меня отца на кол посадили. Бей их!
— Нас больше! Бей!
Полетели камни, которые, впрочем, почти все были отбиты щитами.
— Первые шеренги, на колено. Лучники, залп!
Воины со щитами стали на одно колено, давая пространство лучникам. Полсотни стрел нашли свои жертвы, влетев в плотную толпу.
— Лучникам- бить! — орали десятники.
Стрелы засвистели без остановок. Опытный лучник в минуту мог выстрелить пять-шесть раз, а уж стрелять парней научили хорошо. В считанные минуты поле было усеяно трупами, и поступила новая команда.
— Лучники! Щиты на руку! В копья бунтовщиков!
Разъяренные иудеи с воплями бросились на строй и откатились, оставив десяток тел. А монолитный строй, ощетинившийся тремя рядами копий, быстро опрокинул рыхлую людскую массу, состоявшую из горшечников, лавочников и кузнецов. Уцелевшие побежали в сторону Иерусалима, бросая свои колья по дороге.
На поле то и дело слышалось:
— Этого добить! Куда в грудь бьешь, бестолочь? Копье в ребрах застрянет! На пересдачу пойдешь!
— Воин Тейисп, ко мне, — заорал сотник.
— Слушаюсь, — Тейисп застыл перед командиром.
— Как проводится полевой допрос? — спросил сотник.
— Ежели пленник будет отпущен, то не калечить. Использовать прижигание пяток и легкие побои. Если пленник будет потом убит, то побуждение испытуемого к признанию ведется посредством отрезания пальцев, — бодро отбарабанил Тейисп учебную программу.
— Выполняй! — скомандовал сотник.
Тейисп застыл. Одно дело рассказывать, а другое- живому человеку пальцы резать. Он до сегодняшнего дня из лука только по мишеням стрелял, а копьем тем более не разил никого. До сих пор потряхивает.
— Чего стоим? — спросил сотник. — Чтобы через две минуты он нам все рассказал, что в этом проклятом городе делается. Ненавижу Иерусалим еще с прошлого похода.
— Я и так все расскажу, пожалейте, — завыл пленник. Язык он не знал, но смысл происходящего понял прекрасно.
— Заткнись, падаль, — пнул его сотник. — Палец!
Мизинец упал на землю, и пленник завизжал.
— Теперь говори! — спросил его на арамейском Тейисп, едва удерживая рвотные позывы.
— По приказу вашего царя нечестивого в Храме свинью в жертву принесли, город возмутился, а царя Манассию убили. — рыдал пленник, баюкая руку.
— Ты кого это нечестивым назвал? — кровь бросилась в лицо Тейиспа, и следующий палец пошел гораздо легче.
— Боец, на допросе эмоции проявлять нельзя, — поучительно сказал сотник. — Ты не удовольствие получаешь, а информацию добыть должон. Ты вот зачем сейчас палец отрезал?
— Да как же… — растерялся Тейисп.
— Ты вопрос задал сначала? Не задал! А чего пальцы режешь? Так пальцы закончатся, а ты еще не все спросил. Думать надо!
Пленник рассказал все, быстро и в подробностях. Картинка вырисовывалась прескверная.
— Допрос окончил? — спросил сотник.
Тейстп утвердительно кивнул.
— Так чего ждем? Потерялся, боец? — почти ласково спросил командир. И от того стало еще неприятнее. Тейисп судорожно сглотнул и перерезал пленнику горло.
— Сотня, назад в Ашдод идем. Сдвоенный переход, — заорал сотник.
— Так мы же весь день шли, — сдавленно сказал кто-то из парней.
— Так это вы сюда шли, — успокоил сотник. — А теперь обратно пойдем.
Через две недели. Пер-Амон.
Великий царь был мрачнее тучи. Город еще не взят, в двадцати фарсангах — армия фараона Тахарки, а в тылу заполыхала покорная до сих пор Иудея. Да еще и царя своего убили, негодяи. Слава светлому богу, дочь успели в Ашдод увезти. И сотня мальчишек, что ее сопровождала, тоже там. Сотник донес, что бой приняли и выше всяких похвал бились. Не потеряли никого, а иудеев без малого две сотни положили. Надо будет потом лично наградить десятников. Азат телеграфом запросил подкрепления, но пока оно подойдет, не одна неделя пролетит. А то и пара месяцев. Войско в поход собрать- это вам не на прогулку выйти.
— Вырежу всю Иудею, до последнего человека, — с налитыми кровью глазами шипел Пророк, сын которого был ранен в том бою. — Что ж им еще нужно, сволочам?
Дикая история со свиньей живо напомнила Максу то, что творил он сам. Видимо, кто-то умный потрудился, не глупее самого Пророка. Кроме Египта, и некому больше.
— Что брат, понял теперь, как твои придумки работают? — усмехнулся царь. — Тут и помимо тебя хитрецы есть. Жрецы египетские — опасные противники. Всех до одного под нож пустить придется. Иначе с этим Египтом вовек не закончим.
— Делать то, что будем? — хмуро спросил Камбис. — Осаду снимем, так фараон пять тысяч отличных бойцов получит и крепость в придачу. Не снимем — иудеи Ашдод возьмут. А там мои племянники.
Ахемен зарычал, и начал ходить по шатру, пиная резную мебель, которая ломалась с жалобным хрустом. Сила у царя была бычья. Хотя нет. Быка он на спор валял, за рога взявши. Слоновья, наверное, сила была.
Пророк сидел с отсутствующим видом, смотря куда-то в пространство. Губы его шевелились.
— Видал? — Хумбан-Ундаш пихнул Камбиса локтем и показал кивком на Макса.
— Ага! — удовлетворенно сказал тот. — Сейчас что-нибудь удумает. Голова!
— Надо пару тысяч из царского отряда в Ашдод перебросить, тогда удержим город, — наконец сказал Макс.
— Да как же ты их перебросишь? — удивился царь. — Туда идти две недели, и иудеи дорогу перекрыли. Их же перебьют.
— А корабль на что? — возразил Пророк. — Пять сотен грузим и отправляем. Два дня туда, два- оттуда. Потом еще пять сотен. Огнемет тоже дадим.
— Ну, что я говорил! — торжествующе сказал Камбис.
— Да я и не спорил, — пожал плечами Хумбан-Ундаш.
— Город брать надо, — сказал Ахемен. — Стены срыть до основания. Нам посреди страны такая крепость без надобности. А Тахарке — тем более. Значит так, Пер-Амон берем, потом Иудею успокаиваем, потом в Египет возвращаемся. Остальные города тут куда слабее.
— Осталось только Пер-Амон взять, — неудачно пошутил Камбис. — Нет, ну ты глянь, — теперь он пихнул локтем друга. — Да он опять с богом беседует!
— Не, с богом он во сне, — укоризненно сказал Хумбан-ундаш. — Это же все знают.
— Ну да, во сне, — согласился Камбис. — Но и наяву тоже иногда бывает. Ты смотри, какие вещи толковые выдает. Сам что ли, думаешь, такое придумывает?
А Макс снова сидел с отсутствующим видом,
