на похороны Караха. Долго же его по зиме держали. Летом спалили бы раньше.
Много притворных стенаний, много интриг – как поделить государственный пирог при его сыне.
Я тоже воспользовался ситуацией. Слухи о свободном выгоне нира взбудоражили жаждущих серебра. Под эту марку мелкое брентство с перпегонным заводиком удалось продать втрое (!) дороже, чем недавно сам за него платил. Конечно, поставив условие холить и лелеять рощу Веруна, иначе сделка расстраивается, земля возвращается мне, а нерадивый приобретатель не получает ни дука возмещения. Отставной тысячник, не скопивший капиталов из-за слишком долгого мира с соседями – без грабежей и военных премий, решил залезть в долги к ростовщикам ради наживы. Наивный!
Окружённый полудюжиной воинов из бренства, практически уже не моего, я отправился на рынок, чтобы часть серебра пустить на подарки. Мюи, маме, отцу. И для хозяйства кое-что приобрести – деньги должны работать. Но распорядился ими иначе.
Для начала обошёл ряды. Рынок тут мало отличался от средневековых земных, виденных на рисунках. Он занимал практически всю центральную площадь неподалёку от королевского дворца, городского магистрата и главного в стране храма Моуи. Близость земной и небесной власти никак не мешала торгашам.
– Нир! Лучший нир! От глея Гоши!
Отправился на голос. Понюхал товар. Шибануло сивухой. Подделка. Мошенник увидел, что я просёк обман, и скукожился. Заискивающе улыбнулся щербатой пастью. Я уж хотел его прижать, не решив ещё как, но услышал другой крик:
– Мёд! Летний мёд! Цветочный, гречишный, луговой, липовый!
Неопрятная баба в сером чёпце и коричневом фартуке поверх безразмерного серого балахона зазывающе вопила и призывно открывала крышки на деревянных жбанчиках.
Кинув контрафактника и даже не подбив ему глаз, я ринулся к продавщице.
– Липовый?
– Конечно, господин глей! Самый лучший во всём Мульде!
Я открыл крышку. Брезгливо выкинул утонувших в меду мух. Понюхал пальцы.
А ведь точно – немного пахло липовым цветом. Как у дедушки в Дымках. Пусть не самый белый-прозрачный, откровенно сомнительного качества, это точно был липовый мёд. Или, как минимум, с хорошей примесью липового.
– Сколько?
Она назвала цену. За такую не то что прибить – впору войну объявлять. Хотя бы душу выпить. Жаль, Верун не пропускает животных через рощу. Был бы со мной Бобик, тот бы тоже удивился цене, рявкнул разок… Слабонервных прошу отойти в сторону.
Но я не торговался, к изумлению окружающих. Вместо этого, завладев жбаном, опрометью бросился к кхару и погнал в проданное брентство. Там точно есть высохший холодец. И сухой, потому что всё замёрзло.
Лестницу не искал – спустился по верёвке, когда-то выдерживавшей ведро.
Червяк появился очень быстро. Выпростал ложноножку с фонариком и включил на секунду. Мол: пользуюсь.
– Привет, Подгрун. Не знаю, вдруг меня обманули. Проверь, подходит ли.
Он сунул щупальце внутрь жбана. Потом уменьшил зубастый конец тела, заменявший голову, и нырнул в мёд. Затих.
Сюр. Или абсурд. Это же бог! Бог! Веруну понадобилось, чтоб я озеленил его рощами хороший кусок страны и даже влез в степь. Тенгрун пошёл на сделку только под обещанием ирригации пустынных земель. Не глобально, но крупно.
Этот сосёт обычный мёд и радуется ему как червяк гнилому яблоку!
С другой стороны, если представить подземного выползня на базарной площади, пытающегося купить за серебрушку килограмм мёда у бабы в сером чепце, улыбаясь в триста тридцать три зуба… Баба хлопнется в обморок, а то и дуба даст. Самого Подгруна затопчут, невзирая на божественность. Так что без вариантов – только через посредников типа меня, а таких много не наберётся.
– Эй! Ты скоро там? Не нажрался?
Я, если честно, забеспокоился. Похоже, для бога это равносильно наркоте. Сдохнет от передоза, гад, и не поделится картой ископаемых.
Обошлось. Выбрался из горшка. Одно щупальце соскребло мёд с морды, отправив в пасть. Другое не слишком вежливо выдернуло у меня из рук сосуд.
– Угодил. Молодец! В долгу не останусь. В твоём глействе есть и уголь, мало, правда. Немного серебра. Сера. А выше по течению реки…
Он перечислял, а я охреневал. В необычном языке бога нашлись слова, неизвестные в Мульде! Половина вопросов с сырьём для стекольного начинания отпадёт. Правда, выручку от продажи бренства сожрут покупки новых участков, копание разрезов и шахт. Не важно. Как удачно я сгонял в столицу! Осталось пробраться во дворец и написать письмо молодому королю Каруху, что прошу освободить меня от государственной службы. Собственно, это произойдёт автоматом, когда не явлюсь приносить ему клятву в качестве чиновника, ограничившись присягой вассала, а клятва его отцу утратила силу. Но лучше – вежливо. Заранее.
Всё. Проехали. Больше я не бюджетник. И глаза бы мои вас не видели. По крайней мере, так хотелось. Но не вышло.
Оставив бумагу секретарю, облачённому в траурный фиолетовый цвет, и с фальшиво-траурным выражением на хитрой морде, я столкнулся с одним из знакомых вельмож.
– Хорошо, что ты здесь, глей, – сказал тот. – Его величество желает тебя видеть.
Волки. Молодые. Не то чтобы сильно голодные, но вполне нагулявшие аппетит. Хищные – готовы рвать куски мяса с жертвы на бегу.
Таково было окружение нового короля, мало выделяющегося из своей свиты.
Все – черноволосые, русоволосые, пара блондинов. Ни одного рыжего. Ни одного с клыками.
Бренты или даже безземельные, не чета старой аристократии.
А, нет, увидел одно исключение. Сын нашего маркглея Маерра, самого крупного землевладельца юга. Звали парня Фирух. Клыки не спрятать, как ни натягивай на них губу. А рыжие волосы покрасил чёрным. Как стареющая красотка, чтоб скрыть седину.
Младший сын покойного короля не красился. Слухи, что он – хрым и бастард, показались очень правдоподобными. Усопший всё же был антом, пусть не столь чистокровным как Клай. Я, наверно, должен был обрадоваться, сам ведь тоже ни разу не ант. Закричать «Хрымолетарии всех стран, соединяйтесь!» [4], так что ли?
Налоговик Дударх на фоне этих молодчиков, скорее приученных действовать мечом, а не мозгами, воспринимался генератором идей и, наверно, даже в какой-то степени интеллектуалом. Конечно, он не успел вернуться с юга и где-то тащился верхом, волоча всё моё нажитое непосильным трудом.
Волки думать не хотели. Они желали убивать, делить добычу и тянуть себе в логово.
Карух заполучил первый трофей – отцовский кабинет, он же малый тронный зал, когда ещё не остыли угли погребального костра. Занял кресло с высоченной спинкой, но усидеть в нём не мог. Вскочил и при моём появлении.
– Ты кто?
– Глей Гош с южного пограничья, принц.
– Да ну… Какие формальности! Зови меня
