А я готов был встретить второго. Но тот стоял и молча смотрел за происходящим.
— Привет, Курсант… — спокойный голос Гоши обдал меня холодом. — Не думал, что так ты меня отблагодаришь за все.
— Я добро не забываю, — выдавил я, сдерживая дыхалку. — Но подчиняюсь закону, сам понимаешь.
— И что на этот раз? Дали добро катран мой слить?
Стало обидно, что он держит меня за мальчишку, который над приказами не раздумывает и всей картины даже не силится увидеть.
— А ты не придуривайся… Сам знаешь, почему за тобой пришли, — ровно ответил я.
— Нет. Не знаю. Просвети, если не трудно…
— Дубов собирал на тебя компромат.
— Работа у него такая, — пожал плечами катала.
Его спокойствие меня начинало бесить. Честно сказать, несмотря на то, что вся ситуация нехорошо попахивала, с какой стороны к ней ни подойди, я все же надеялся на честный разговор. По крайней мере, без протокола и свидетелей.
— Ты был на даче у убитого незадолго до его смерти. Так? Дачный поселок “Березовая роща”. Был?
— Может, был, а может, нет. Это я только следаку скажу. Тебе теперь доверия нет.
— Ты убил его?
Гоша ухмыльнулся, как и всегда, вальяжно. Но даже в этой тьме я видел, как жестко и холодно сверкнули его глаза.
— Раз так думаешь, значит, нам не о чем разговаривать. Надевай наручники и веди, легавый, — Гоша скривился и протянул вперед руки.
В это время в окошке показалась красная запыхавшаяся морда. Это был Сафонов. Он высунулся с пистолетом в руке, пытаясь протиснуться, но застревал пузом:
— Гражданин Рогов, стойте на месте!
Сафонов повернулся ко мне:
— Петров, а ты почему его не стреножил? Что встал?
Я шагнул к Гоше со стиснутыми от досады зубами, доставая наручники. Тот почти изящно наклонился и шепнул мне:
— Извини, Курсант, но на нары я не пойду.
Гоша оттолкнул меня, поставив подножку, и рванул прочь. Я завалился на спину и даже ударился головой.
Бах! Выстрел грянул оглушительно. Будто в меня стреляли. Довольная морда Сафонова, которую будто перечеркивала хищная струйка дыма из дула, оскалилась в торжествующей улыбке:
— Не ушел, гад! Эх, Петров, размазня! Чуть волчару не упустил.
Я вскочил на ноги под неумолкающий гул в ушах. Метрах в пяти от меня лицом вниз на холодной земле лежал неподвижный Гоша.
Глава 8
Я подбежал к неподвижному телу Гоши. В сумраке уже почти ничего не было видно. Опустился на колени. Твою мать! Из аккуратной дырочки на спине вытекает красная струйка, унося жизнь. Я потрогал артерию на шее. Еще пульсирует. Жив, чертяка! Жив!
— Скорую вызывай! — обернулся я и рявкнул на Сафонова.
Тот аж опешил, хлопая рыбьими глазками, наконец, опомнившись, промычал:
— Э-э… Ты как разговариваешь с начальником УВД?
— Писькой и погонами позже будешь меряться! Скорую вызывай, твою мать!
От такого напора Сафонов совсем потерялся, спиной я чувствовал, как раздуваются его щеки.
— Да я на тебя рапорт напишу! — вдруг взвизгнул он. — Какого хрена ты себе позволяешь? Это же преступник!
— А это ты прокуратуре рассказывать будешь, — оскалился я. — Если загнется, хана тебе!
— Он пытался скрыться!
— И что? На месте преступления мы его не застали, стало быть, стрелять было нельзя. И какого рожна ты стрелял не по ногам? Ты же отличный стрелок. По банкам вон как шмалял!
— Я действовал по обстановке, — Сафонов наконец взял себя в руки и разговаривал уже свысока, не оправдываясь, как и положено начальнику. Голос его приобрел командные нотки, он даже пытался прикрикивать, чтобы совсем скрыть свою недавнюю растерянность. Никак не ожидал подполковник, что рядовой его так пропесочит. До сих пор в его глазах сквозило недоумение, он вглядывался в мое лицо, будто пытался понять, я ли это точно или в меня кто вселился.
— Преступник напал на сотрудника милиции и пытался скрыться, — продолжал Сафонов. — Я его остановил.
— На какого сотрудника? — сначала не понял я, но потом, догадавшись, о чем, а вернее, о ком речь, пощупал затылок, им я знатно приложился во время падения, когда Гоша меня оттолкнул.
Черт… Затылок оказался предательски липким, а пальцы обагрились кровью. Вот блин. На камушек, видать, напоролся. В горячке даже не почувствовал.
— На тебя, Петров, преступник напал! — торжествующе ткнул сарделечным пальцем подполковник на мою кровоточащую голову. — Вон кровь как хлещет из башки. Швы накладывать надо, да и сотрясение наверняка получил.
— Нет у меня никакого сотрясения, — буркнул я. — Да и это царапина.
— А это в травмпункте будешь рассказывать, — в тон мне съязвил Сафонов.
— Повезло тебе, — процедил я. — что я голову раскроил. Чувствую, отмажешься. Но скорую вызови, если не хочешь труп на себя повесить. А то ведь я могу сказать, что сам споткнулся и упал…
— Да ты что? Ах ты, сучонок! Да я тебя!… — задыхался подполковник, но, завидев мою ухмылку, скрылся в проеме и скорую все-таки вызвал.
Гошу увезли в городскую хирургию. Я перевязал наспех голову бинтом из автомобильной аптечки, взял Погодина с собой и поехал следом. Проторчали несколько часов в приемном покое, обернувшись серо-белыми накидками на завязочках.
Наконец к нам вышел хирург с уставшим лицом, будто три смены отпахал.
— Ну как он? — вскочил я с лавки.
— Вы родственники? — насторожился врач, теребя чеховскую бородку.
— Нет, сотрудники.
— А переживаете как родственники. Все нормально с пациентом. Пулю я извлек. Состояние стабильно тяжелое, но жить будет. Пока оклемается в реанимации, и посещения, как понимаете, запрещены.
— Спасибо, док, — я развернулся.
— А вы разве не останетесь его охранять? — удивился хирург. — Говорят, он преступник.
— Конвой — это не по нашей части, — ухмыльнулся я. — Там уже начальник УВД других ребят прислал, — Я кивнул на двоих оперативников, что сидели в конце коридора. — Проводите их к палате, пусть возле дверей дежурят.
* * *
— Скверно, товарищи, что гражданина Рогова подстрелили, — начал утреннюю планерку Горохов. — Теперь слова из него в ближайшее время не вытянешь. И надо же было Сафонову в спину попасть. Там вроде метров пять было, мог бы и по ногам пальнуть. Видно, не умеет стрелять товарищ подполковник.
— А правомерность применения табельного проверили? — поинтересовался я. — Мне кажется, усматривается должностное преступление.
— Что ты так, Петров, о Гоше этом печешься. Вор должен сидеть в тюрьме. А правомерность, конечно, проверили. Прокурор уведомлен, служебная проверка еще вчера по-быстрому проведена была. У тебя у самого голова в бинтах и сотрясение. Все законно. Кстати, ты почему не на больничном?
— Да ерунда это, — я ткнул в белую повязку на голове. — До свадьбы заживет.
— Это еще не все. Рапорт на тебя настрочил Сафонов. Мол, оскорбил вышестоящего по званию, пререкался и не соблюдал субординацию. Мы местным не подчиняемся, поэтому рапорт этот областные мне спустили, с резолюцией, мол, сами разберитесь, товарищ Горохов, со своим подчиненным. Что у вас там произошло?
— Да так, небольшие разногласия. Этот хмырь скорую вызывать не торопился раненому.
— То, что Гоша пытался скрыться, лишний раз доказывает состоятельность нашей версии. Это, как говорится, факт.
Как будто это хоть как-то отменяло тот момент, что Сафонову было совершенно наплевать на страдания и угрозу жизни человека, подозреваемый он там или нет.
— Много нестыковок, Никита Егорович, в такой версии, — упорствовал я.
— Опять ты за свое, Петров, — поморщился следователь, расстегнув пиджак и ослабив галстук. — Не в том направлении мыслишь. Мы не адвокаты, мы доказательства вины собирать должны, а не алиби выстраивать.
— Все понимаю, Никита Егорович, но я за правду. Если Гоша виноват, то ответит по полной. Но я бы хотел все-таки…
