для этих времен, так что могу любого искреннего противника Николая Второго, если примитивно это называть, смешивая личность царя со всем самодержавным строем, за пять минут лечения в фанатичного сторонника самодержавия перевербовать.
Если лекарь-спаситель просит настойчиво. а человек нормально внушаемый.
Когда вопрос стоит о долгой, здоровой жизни, неважно — своей лично, любимой женщины, тех же детей или страшной, неотвратимой смерти — тут любой поменяет взгляды по убедительной просьбе такого впечатляющего Лекаря.
Выглядит Коломна довольно затрапезно, но и приличные дома попадаются с чистой публикой. Много всяких чайных и обжорок в подвадах, потом дошел до Мариинского театра, там уже все внешне покрасивее оказалось, заметно более зажиточная публика проживает.
Добрался без приключений до гостиницы, обошел ее стороной, вошел в нужный двор и начал подниматься медленными шагами по узкой лестнице к своей комнате под крышей.
И тут меня ждет сюрприз, пока я тихонько переставляю ноги, сверху мне послышался какой-то шум и кряхтенье.
Я уже стою на четвертом этаже и внимательно прислушиваюсь к тому, что происходит выше.
А происходит там что-то нехорошее, поскрипывают доски, потрескивают время от времени и, значит, кто-то собирается попасть в снятую мной комнату, воспользовавшись отсутствием хозяина. Дверь распахнуть не смогут, даже если вывернут петли засова или подберут ключ к замку, однако, все равно пока не сдаются лихие люди.
— Дверь в парадную вроде открывалась. Глянь вниз, — услышал я шепот обостренным слухом.
Какая тут парадная, оговорился грабитель, самая такая черная лестница, страшная и замурзанная. Для совсем бедноты разной.
Накинул на себя невидимость и замер, поднявшись на пару ступенек лестницы.
Через перила перегнулась голова молодого конопатого паренька в рабочей блузе, он с минутку внимательно прислушивался и присматривался в узкий проем лестницы. Потом голова убралась из поля зрения.
— Никого. Или зашли уже, — услышал я шепот.
— Давай, помогай! Не могу понять, что ее держит, — услышал я сопение в ответ.
Дерево заскрипело еще сильнее, видно, что какую-то фомку или лом жулики используют изо всех своих силенок.
На четвертом этаже одна дверь и на пятом тоже, значит, ломятся ко мне, больше там не к кому.
Я медленно поднимаюсь наверх, однако, деревянная лестница пронзительно скрипит под ногами, тогда я замираю, оставаясь под невидимостью по-прежнему. Снова выглядывает конопатый паренек и опять ничего не видит, за ним появляется уже крепкий мордоворот и тоже обшаривает лестницу сверху донизу взглядом.
— Здесь же кто-то скрипел? — недоуменно спрашивает он у напарника.
— Здесь, — отвечает тот, бдительно не спуская с меня взгляда.
Ну, смотрит он прямо на меня, только, ничего не видит. Вот если бы он сделал несколько шагов в сторону, тогда мой покров невидимости не смог бы меня закрыть от взглядов с двух сторон. Однако, кому это в голову придет? Таким образом лестницу узкую рассматривать, которая вся на виду?
Вроде бы грабители теперь должны вернуться к прежнему делу, но, мордоворот оказывается неглупым мужиком — раз кто-то тут на лестнице скрипел, значит, нужно проверить всю лестницу на всякий случай!
Так он говорит молодому и посылает того пробежаться до самого низа, а сам поворачивается спиной ко мне и снова куда-то там подсовывает фомку.
Молодой немедленно поворачивается в сторону, где заканчиваются перила и я понимаю, что буду сейчас обнаружен.
Поэтому поворачиваюсь лицом к лестнице, а когда тот, мягко ступая ногами в каких-то чунях, начинает спускаться, одним шагом к нему навстречу оказываюсь на расстоянии вытянутой руки.
— Черт, — шепчу я, когда моя рука внезапно промахивается мимо его горла и цепляет парня за плечо.
У парня от ужаса кривится лицо, когда откуда-то из пространства его крепко хватает кто-то невидимый глазом, но, короткий шлепок по лбу вырубает его из чувств. Кричать он все же боится, на дело сюда пришел и внимания привлекать не должен в любом случае. Я перехватываю его за шею второй рукой и поднимаю неподвижное тело на вытянутых руках. От такого двойного веса ступени под моими ступнями скрипят, как не в себе, поэтому я слышу тихую ругань со стороны напарника.
— Ты чего там, Белка, сдурел, что ли?
Да, на бельчонка тот и правда похож здорово.
Пара шагов наверх и моя фигура с телом дружка вдруг предстает перед лицом здорового жлоба в поддевке и с фомкой в руках. Лицо у него перекашивается, но, сдаваться мордоворот не собирается, делает шаг вперед и пытается размахнуться фомкой. В узком коридорчике перед дверью комнаты он цепляет стены, поэтому я не жду, а без усилия бросаю на него тело сообщника и сбиваю мордоворота с ног.
Потом пара быстрых шагов, моя нога стоит на руке с крепко зажатой по-прежнему в ладони фомкой, шлепок по лбу и мужик затихает. Зато, от двойного удара, о тело подельника, и потом о дощатый пол очухивается конопатый и, хлопая ресницами, пытается понять, что случилось.
Ну, он-то мне и нужен, явно быстрее заговорит.
Я придерживаю его одной рукой на грязном полу, второй подхватываю железяку и плотно прижимаю к горлу паренька.
— Кто такие? Кто навел?
Вижу, что он собирается отмалчиваться, дожидаясь пробуждения сообщника и помощи от него.
— Говори, а то горло пробью и душа из тебе вон, — шепчу я ему, слыша, что кто-то внизу хлопнул дверью подъезда.
Прижимаю с серьезным усилием острие куда-то к позвоночнику и даю полминуты помучиться бедолаге от боли и удушья.
— Щас горло сломаю и кирдык тебе, птенчик! Бельчонок! — еще шепчу зловеще, делая страшное лицо матерого убийцы.
Конопатый пытается дотянуться куда-то под блузу, но, я легко перехватываю его руку и сжимаю ее так, что он только жалобно стонет от нестерпимой боли.
После этого начинает мелко трясти головой, сообщая, что готов говорить. Я убираю фомку от горла и слушаю сбивчивый шепот:
— Сами мы по себе гуляем, никто не наводил.
Врет, как сивый мерин молокосос — я чувствую это хорошо и поэтому говорю:
— Надоел ты мне. Прощайся с глазом, а потом с жизнью, — так равнодушно говорю и отвожу для удара фомку повыше.
Прикидываюсь матерым уголовником, чтобы проще было разговорить явного новичка в этом деле.
Демонстрация моих кровожадных намерений подстегнула молодого говорить правду:
— Хозяйка комнаты сболтнула…
— Что именно? Давай уж говори, коли начал… — руку я держу на замахе.
— Что дорогой чемодан сюда занес. Больше ничего, Христом прошу…- заныл конопатый.
В это время пришел в себя и мордоворот, не вставая на ноги потянулся куда-то там за пояс.
— Надоели вы мне, — только и сказал я, отвешивая обоим ворюгам по очереди по головам.
Конопатый все же сказал правду в конце, навела их на меня хозяйка комнаты под крышей, поэтому больше нечего с ними возиться.
Меня только одно интересовало, сами они по себе тут появились или уже работают на кого-то, кто смог меня во дворце идентифицировать. Вряд ли, конечно, чтобы это так быстро могло случиться, да и на комнату выйти тоже еще не могли, поэтому объяснение молодого меня устроило. Но, я готов запытать обоих придурков до полусмерти, если не узнаю настоящей правды о том, кто им дал наводку на комнату.
— Вот старая грымза! — только и ругнулся я, вспомнив, что точно почувствовал чей-то взгляд, когда оставил саквояж со своим дорогим добром в комнате и спустился вниз, — Она и проследила, что ушел я с пустыми руками, а теперь послала уголовников проверить комнатку на предмет богатого имущества. Раз я уже больше недели не появляюсь и не живу здесь.
Снял магический замок и потом также разобрался с саквояжем, спустился вниз и, подумав немного, все же вышел со двора. С наглой бабой потом разберусь, когда совсем в силу войду и уже нечего будет скрывать от общественности.
К воротам дворца я уже подошел в сумерках с пачкой разнообразных газет в саквояже.
Скупил по дороге их все, что попались, чтобы ознакомиться с политической обстановкой в стране, пока качусь на поезде в Царское Село. Во дворце такую гадость не приветствуют совсем, что вполне понятно, столько помоев там на императорскую семью накидывают прямо лопатами.
Ну, распустил царь-батюшка своих богатеев и писак наемных пуще некуда! Вообще ни хрена не боятся!
Потому и перевороты затеяли, что одурели от денег и власти, на них покупаемой.
На местном КПП служивые меня встретили с непонятным ажиотажем. Оказалось, что