в бункере не приходило в голову. Тем более годы работы на правительство могли открыть путь даже в такие закрытые заведения как это. Собрав около сотни человек, я отправился к двери посреди скал. По дороге мы нашли этого сумасшедшего русского, его самолет был сбит, и он свалился на парашюте чуть ли не к самому порогу. На тот момент он едва шевелился. Но бросать его умирать было бы предательством к самому себе. Спускаться вниз пришлось группами, и слава Богу что этот доисторический лифт смог выдержать всех. Ученные долго пытались понять, как так вышло что я имею пароль для входа, но они и представить себе не могли что за пру лет до ядерной войны моя компания устанавливала защитные системы на гермодверь. Кто не захочет спрятаться глубоко под скалой, когда есть вероятность превратиться в облако ядерной пыли? Вот и я тоже думаю — никто.
Персонал бункера оторванный от реальности посчитал что мы как раз-таки повстанцы и пришли их захватить, поэтому все двенадцать человек решили, что будет лучше уйти. Как мы не пытались их переубедить, но похоже приказы, вбитые в голову, были куда сильнее. Они собрали малый запас провизии и просто ушли. По началу я вообще не понимал, что мне делать с такой прорвой людей, и зачем вообще было собирать целую сотню. Благо в пищеблоке было достаточно пищи на первое время. Один из моей команды, инженер, смог соорудить газовый резак и вскрыть одну из кладовых с продуктами. Это было настоящее пиршество. Люди объедались и занимались всякой дуростью, никто и не пытался создать хоть какое-то подобие дисциплины. Я понимал, что такими темпами нам не выжить и пары месяцев, продукты кончаться и все умрут с голоду. Было принято решение организовать совет из шести человек. Меня выбрали председателем, но принимать решение самостоятельно я не мог, все решалось коллегиально. Сколько выдавать еды в день, какая смена и когда дежурит на кухне или занимается уборкой. Это кажется простым, ткнуть человека носом и сказать что он не прав. Здесь же люди все еще жили в том мире, которого уже не существовало. Каждый требовал уважения и бил кулаком в грудь.
Все закончилось побоищем возле кладовых, когда часть людей пыталась прорваться и вырвать еду в свои жадные лапы. Сколько не дай им было все мало. Нам не оставалось ничего кроме как дать отпор. Охрана совета и сам совет встали грудью между обезумевшими людьми и складом с продуктами. Мы дрались не на жизнь, а на смерть. И к сожалению, смерти было слишком много. В тот день было убито тридцать восемь человек. Белый пол и одежда была залита кровью. Мы сражались всем чем придется, будь то стул или кусок оторванной трубки от системы подачи воды. Да это звучит жестоко, но совет не имел права допустить смерти всего убежища лишь потому, что кто-то хочет есть больше чем все остальные.
Трупы убирали весь следующий день. Придумать ничего лучше, чем стащить их в холодильную камеру мы не смогли. Мы были такими же мертвыми, как и они. Бродили по коридорам и пытались найти хоть какой о свет в этой истории. Это безумие, но мы нашли тебя. Человека, замороженного в криокамере глубоко под землёй. Ты стал для нас образом жизни. Ты был жив и не жив одновременно, такой же как и мы. Ученные ушли, а мой инженер не был уверен что сможет вывести тебя из анабиоза без потерь. Поэтому пришлось оставить все как есть. Я часто видел людей что приходили к криокапсуле и рассказывали тебе свои истории, и пусть их жизнь не была насыщенна событиями, но они находили что-то интересное и говорили от чистого сердца.
А потом безумный русский дед решил, что ты не должен просыпаться. Я представить не могу что пережил человек падая с огромной высоты без кислородной маски, но смотреть как он разбивает пульт было ужасно. Он кричал что-то на русском, и все попытки остановит его безумства ни к чему не приводили. Он решил, что можно владеть человеком. Никого не подпуская он перестал есть и просто днями и ночами сидел около криокапсулы. Пару раз мы пытались обезвредить его, но все без толку. Один из наших отделался сломанной рукой, другой еле унес ноги таща кишки в своих руках. Русский был слишком жесток, и мы решили оставить его в покое. Понимая, что он не сможет открыть капсулу, мы немного успокаивали себя. Рано или поздно он вымотается и все-таки отступит. Но как видишь все перевернулось с ног на голову. Человек ставший иконой для выживших решил пойти дальше и повторить роль Иисуса — воскреснуть. Я совру если скажу, что это было не неожиданно. Люди ждали второго пришествия и вот оно настало.
— Что скажешь? — Председатель сидел перед ошарашенным парнем и слегка покачивался.
— Я… я не знаю, что мне сказать… — Клинт пытался из каши полученной информации достать что-то более важное, но Господи, здесь все было важным.
— Может ты хочешь спросить о чем-то? — огромный лысый мужчина наклонился ближе. — Я готов рассказать все что ты захочешь.
— Где остальные? — Клинт смог вычленить в своей голове самый главный вопрос.
— Часть людей занимается уборкой помещением и готовит комнаты ко сну. Часть принимает пищу в большом зале, кто-то откачивает воду из затопленных помещений. Думаю, все при деле.
— Нет, нет. — парень покачал головой. — Вы не поняли. Я имел в виду остальных испытуемых. Тех что были в криокамерах.
— Остальных? — лысый насупил брови, похоже вопрос заставил его задуматься.
— Да остальных, нас было одиннадцать.
— Чтож парень. Тогда у меня для тебя печальные новости, дело в том, что когда мы нашли эту комнату с криокамерами ты там был один. Я не уверен, что там кто-то был еще.
— Да, но криокамеры были открыты. Я увидел, что они были открыты, когда моя разлетелась на тысячу осколков.
— В таком случае мне нечего тебе сказать. — Председатель пожал плечами. — Наша община была бы только рада проснись сразу одиннадцать человек, но ты был один. Я понимаю, тебе тяжело. Ты видел, что рядом с тобой в капсулах были другие люди…
— Вот черт! — Клинт шлепнул себя по лбу. — Когда меня готовили к заморозке я был один. Я еще спросил где остальные,
