известием о восставших московцах, а полковники поделились со мной информацией о том, как они арестовывали моего однофамильца генерал-майора Головина Е.А. - командира 4-й гвардейской пехотной бригады.
Поскольку особого опыта проведения массовых митингов на открытом воздухе у меня не было, решил восполнить этот пробел здесь и сейчас, выступив перед остановившимися колоннами финляндцев. Порепетировать, так сказать, на будущее. Да, что там, зачем себе врать? Уже сегодня этот навык мне пригодится!
Не слезая с коня, смахнул со своей шинели налипший снег, я задвинул зажигательную речь перед «развесившей уши» солдатской аудиторией.
- Николай взбунтовал прикормленных им генералов и полковников, а также некоторые гвардейские части, введя в заблуждение рядовых солдат! Николашка хочет пролезть в цари поперед законного наследника – своего старшего брата Константина! Кто такой Николай, думаю, всем вам прекрасно известно – бюрократ, любитель фрунта и солдатской крови, коею он в своем царствии будет проливать реками! Никаких реформ при нем не будет, крепостных будут заживо гноить, а ведомые им власти и дальше продолжат издеваться над простым бесправным русским народом. Братья мои, этого нам никак нельзя допустить! Николашку надо, во что бы то ни стало остановить, разгромив перешедшие на его сторону войска! Восстановить в столице законный порядок, потребовав от Константина реформ, что изменят жизнь русского народа к лучшему. Рядовым же гвардейцам мы будем требовать уменьшения срока службы до десяти лет, увеличение жалования в два раза, а уже отслужившим – бесплатным наделением землей или жильем в городах, пожизненную пенсию всем увечным! Любо, братцы, вам наши требования к Константину?
- Любо!!! – раздался многоголосый рев.
- А если так, то вы должны нам помочь добиться исполнения этих законных требований. Главное наше препятствие на пути их исполнения – это узурпатор Николашка и шайка-лейка полковников и генералов перешедшая на его сторону, дабы и дальше издеваться, мучить русский народ и солдат. Гвардейцы! Ваше счастье – в ваших руках! - подъехав к шеренге, чувствуя на себе пристальные взгляды гвардейцев, попросил у рядового:
- Одолжи, братец, ружье на пару секунд, - посмотрев на своего ротного офицера, утвердительно кивнувшего, солдат протянул мне оружие, и, немедля, вздев его над головой, я прокричал:
- Вот оно, братцы, наше средство к достижению всеобщего счастья! Если власти не желают слушать слова простого народа, то они сегодня услышат ружейный бой! С нами правда, а значит и Бог с нами! Идем к Зимнему и вытащим оттуда за подштанники Николашку и его подручных, разобьём войска предателей русского народа! – помахав солдатским ружьем я направил его в сторону Стрелки Васильевского острова. - В бой, братья! Все в бой!
С этой речью я объехал всю колонну, и результат не заставил себя ждать! Не прошло и десяти минут, как праведным гневом бурлила вся разагитированная мною войсковая колонна.
- Александр Федорович, господа офицеры!.. - кивнул головой Митькову и Тулубьеву. - Ведите своих бойцов к Зимнему. Туда сейчас стягиваются и другие наши части, все идет по плану. Никаких переговоров с николаевцами устраивать не будем, сразу вступим в бой. Сейчас во вверенных вам войсках боевой дух силен как никогда и не надо его понапрасну расхолаживать бесполезными разговорами и бездельным стоянием. Дальше по вашему пути будет кабак – вскройте его, если он еще не взломан, и угостите своих солдат водкой и вином, но не задерживайтесь! Перед боем хмельное вашему полку пойдет только на пользу.
- Слушаюсь, Иван Михайлович, - развернув своего коня, Моллер направился к вытянувшейся змеей колонне раздавать указания.
Московский полк, как и в кондовой версии истории, выстроился в каре у памятника Петру Великому напротив здания Адмиралтейства. У выведенной вперед цепочки московских стрелков поздоровался с распоряжавшимся здесь корнетом князем Одоевским – связным от Конного полка, коего я мигом и отправил по его месту службы, нечего здесь прохлаждаться!
Затем, подбодрив стрелков, въехал в расступившееся перед моим конем каре Московского полка, где второй раз за сегодняшнее утро поприветствовал Трубецкого, Кюхельбекера … и прочих "бездельников". Отдельно поздравил с успешно выполненным заданием Михаила Бестужева, Щепина-Ростовского и других вовлеченных в заговор офицеров Московского полка.
Основная же масса действующих и бывших офицеров, прикрываясь составленными в моей конторе липовыми приказами в эти самые минуты с речевками "Нет присяге Николаю, да здравствует Константин!" бунтовала и выводила из казарм гвардейские полки, в целом ряде случаев разгоряченных спиртным и ночной антиниколаевской, а иногда и вовсе антимонархической агитацией.
Вслед за московцами подошла обещанная мне Завалишиным сотня матросов Гвардейского экипажа – этих идейно подготовленных бойцов я был намерен использовать не только в качестве личной охраны и охраны штаба, но и для некоторых особо ответственных поручений. Встретивший их на марше мой служащий – гравер Иосиф уже успел раздать им от моего имени солидные денежные премии. Личная преданность зарабатывается долго и упорно, куда проще купить за деньги её некий суррогат. Ничего в этом предосудительного я не видел, ведь наемники всегда были, есть и будут. Остальная же часть Морского экипажа в это самое время брала под контроль главную базу российского морского флота - Кронштадт вместе со всеми пережидающими там зиму кораблями. Делали морские гвардейцы это при деятельной помощи начальника морского штаба Его Императорского Величества Антона Васильевича фон Моллера.
В мое отсутствие, в то время как я агитировал финляндцев, революционеры проникли в Сенат, сорвав намеченное на сегодня сенатское заседание. Манифест Сенату вручала делегация в составе Пущина и Рылеева, к которой присоединились обер прокурор Сената Краснокутский Семен Григорьевич (во время Отечественной войны 1812 года он участвовал в битвах при Бородино, Тарутино, Малый Ярославец. В заграничных походах участвовал в битвах за Лютцен, Бауцен, Кульм, Лейпциг, Париж. Уволен от службы в звании генерал-майор, масон) и еще один член Общества – сенатский регистр Михаил Иванович Васильев, а также сочувствующие нашему делу в лице сенатора Пущина-старшего – отца Ивана Ивановича Пущина, сенатора Дивова – дяди декабриста Василия Дивова. Ну и к этой депутации присоединились, словно рыбы-прилипалы, целый ряд «флюгеров», почувствовавших, что называется политический момент. Среди конъюнктурщиков, самым громогласным оказался сенатор Граббе-Горский.
Когда я заявился с ротой матросов в Сенат, Граббе-Горский как раз выступал перед почтенным, но в массе своей очень перепуганным от всего происходящего, собранием.
- Свобода! Равенство! И Братство! - заглушая всех сенаторов, раненным медведем ревел статский советник.
Правду говоря, голос данного "графа" соответствовал его наружности. На самом же деле, под личиной добропорядочного сенатора скрывался ростовщик, авантюрист, приспособленец да и просто прохиндей.
Из своего смартфона
