А снег идет, а снег идет,
И все мерцает и плывет.
За то, что ты в моей судьбе,
Спасибо, снег, тебе…
— Наташка, ты чувствуешь восторг первого снега? — спрашиваю я.
Мы идём чуть впереди, а Игорёк и матерящийся Толян плетутся сзади. Ничего, свежий воздух на пользу всем.
— Это уже не первый снег, — немного сердито отвечает она, но я-то вижу, ей тоже нравится и вштыривает от этого всего.
Мы выходим на площадь и останавливаемся, замираем. Говорит и показывает Москва! Мама дорогая, какая же красота! Рубиновые звёзды, куранты, башни. Кругом никого — только мы и могучий, древний и вечный Кремль. А ещё снег. Он валит и валит, засыпая мир мягким лебяжьим пухом. Тепло, ветра нет и пахнет невероятной свежестью. Ох, как же здорово быть молодым!
Я прижимаю к себе свою суженую и оторвав от земли начинаю кружить. Она зарумянилась, на бровях и ресницах снежинки, на шапке снежинки, везде они. Везде.
Глаза Наташки зажигаются восторгом а губы растягиваются в улыбке, но это длится недолго, будто счастье, которое часто бывает скоротечным.
— Поставь, — просит она. — Поставь, Егор.
Лицо её теряет детскую радость и становится серьёзным.
— Пожалуйста, Егор, поставь меня.
Я подчиняюсь. Ну, зачем, Наташ, ведь так всё чудесно…
— Я должна тебе что-то сказать…
— Сейчас? Вот тут? И это не может подождать?
Она качает головой.
— Ну ладно, — соглашаюсь я, — говори, если надо…
— Егор, — начинает она и прикусывает нижнюю губку…
7. Шоб не было эксцессов между нами
Сейчас мне хотелось бы услышать что-нибудь приятное, типа… ну, я не знаю, давай вернёмся в гостиницу и займёмся любовью… Что-то вроде этого. Но судя по тому, как она выглядит, речь о чём-то совсем другом.
Ну, как бы вариант, который сразу приходит в голову, по идее не вариант, в том смысле, что я же не первый день на свете живу и понимаю, что надо делать… Ну, в общем…
— Слушай, Наташ, — наконец, не выдерживаю я, — если не знаешь, как начать, не беда, не начинай. Может, потом и надобность пропадёт.
Я вижу её лицо близко-близко перед собой. На нём таят крупные лохматые снежинки, моментально превращаясь в маленькие водяные капельки…
— Если мы простоим здесь ещё минут пять без движения, — улыбаюсь я, — то превратимся в сугробы. Весной, конечно, нас найдут, но всю зиму мы проведём здесь…
— Нет-нет, — качает она головой. — Я должна сказать… Не знаю только, как… Я чувствую, а выразить не могу. Днём в мыслях всё так чётко было, ясно и понятно, а сейчас все мысли разлетелись в разные стороны.
— Пойдём, подойдём ближе к Покровскому собору.
— Ну, погоди, Егор, для меня это важно.
Я выпускаю её из объятий и начинаю стряхивать налипающий снег.
Разговоры, разговоры,
Слово к слову тянется.
Разговоры стихнут скоро,
А любовь останется.
— Егор… а ты правда меня… любишь?
Ох, ты ж ёжик… Куда это нас понесло-то…
— Да, — киваю я, всё ещё улыбаясь.
— Просто… ну, как сказать, просто мы совершенно… В общем, у меня такое чувство, что ты жалеешь, что со мной связался…
— Что ты, совсем не жалею, — мотаю я головой.
Правило отвечать прямо, сразу, без задержек, раздумий и именно то, что надо, я знаю хорошо. На мякине меня не проведёшь.
— Тем более, выяснилось, что ты самая красивая девушка в СССР.
— Ну, погоди ты с шутками своими.
— Да, какие тут шутки, ты же конкурс выиграла? Выиграла. Правда, если бы ты у меня спросила, что я думаю о том, что ты хочешь принять участие, знаешь, что я бы ответил?
— Думаю, да, — кивает она.
— Но ты, зная, что я был бы против, всё-таки решила поучаствовать, да?
— Я же об этом и пытаюсь с тобой говорить.
— А как ты думаешь, почему я был бы против?
— Потому что не верил, что я…
— Нет, в тебе я не сомневаюсь, ты же вон красавица какая. Но ты видела, что с девочкой, принявшей твой титул случилось? Это хорошо, у нас отборочных туров не было, и то, думаю, в некоторых местах было, кому отбирать.
— Куда отбирать? — хмурится она.
— В проститутки, куда же ещё, не понимаешь?
— Это на Западе, наверное, — пожимает она плечами. — У нас такого не бывает. Не может быть в принципе.
— Правда? Казино у нас тоже не бывает?
— Причём здесь это вооб… — начинает она, но я перебиваю.
— Притом что, нельзя кидаться в какие-то… крайности… Не зная броду, не лезь в воду. Народная, бляха, мудрость.
Немножко завожусь. Тихо, надо сбавить обороты. Я-то вон, пень опытный, а она ещё дурочка малолетняя. Всё хочет мне доказать что-то.
— Вообще-то я это для тебя сделала! — самую капельку повышает она голос.
— Класс! Спасибо. Я оценил, правда. Честное слово, я ценю, что ты ради меня готова голову в пасть льву засунуть…
— Да, — вставляет она… — вот имен…
— Но, — не даю я ей договорить, — лучше, если мы не будем, кто в лес, кто по дрова тянуть, или как лебедь, щука и рак. Мы должны, хотя бы пытаться стать двумя частями одного целого не только в койке.
Она хлопает меня по плечу.
— Блин, Егор… Я же ведь и пытаюсь стать! Видишь, я уже даже говорю, как ты! Половинкой, твою дивизию!
Я усмехаюсь.
— Как? То в драку с мужиком полезешь, то голой на сцену выскочишь?
— Что⁈
Из глаз её вылетают молнии. Ишь ты, какая! Она гневно притопывает ножкой, поворачивается и шпарит в сторону Никольской. Но, сделав шагов десять, резко останавливается и так же резко возвращается.
Парни переглядываются. Стук летит из-под колёс, мчится вдаль электровоз…
— Я тебя не понимаю! — гневно бросает она мне своё страшное обвинение. — Я вообще не знаю, чего ты от меня хочешь! Говоришь, что твоя невеста, но выглядит всё так, словно мы и не вместе! Заскочил на часок, отодрал и улетел! Как Карлсон! К победам коммунизма! Сегодня ты король бандитов, завтра хулиган, а послезавтра комсомолец, активист и верный ленинец! Слава КПСС! Да ещё и друг генерального секретаря. А мне-то что делать? Какой быть мне, чтобы соответствовать и не стать домашней клушей? У тебя же бабы кругом! Причём, деловые, красивые, резкие, чего-то добиваются в жизни. А я типа дома сиди, рыбу жарь? Нет, конечно, я не про это, это не причём, но… Но их столько! Лиды, гали, тани, мани! Я всё понимаю… Коллеги, друзья и боевые подруги… Но вернее сказать, что ничего я не понимаю! Вот вообще ничего! Хер с ними, с бабами, я же обещала, что ревновать не буду… Но вот она я, бери, говори, что делать, и я стану твоей боевой подругой. Я, а не эти…
Она замолкает и тяжело дыша, словно лошадь, отмахавшая полсотни вёрст, жжёт меня огнём почерневших глаз.
— В общем, — продолжает она, переведя дух, — мне надо знать, чего ты от меня хочешь. Я буду делать, как ты скажешь, но только скажи что-нибудь. Я буду такой, как тебе нужно, но я должна знать, чего ты от меня ждёшь! Только я хочу быть не девочкой-припевочкой, от которой и надо-то всего, что присунуть, когда приспичит и оправить в стойло до следующего раза. Я или стану частью тебя, или… Уж лучше тогда вообще ничего не надо… По-другому я не хочу, я это поняла… И как поняла, решила, что и тебе надо понять…
— Егор! — окликает меня Игорь.
Я поворачиваюсь и вижу три тёмные фигуры, приближающиеся к нам.
— Добрый вечер, молодые люди, — произносит одна из них и подносит вытянутую руку к засыпанной снегом шапке. — Чем это вы тут занимаетесь?
— Да вот, погулять вышли, — улыбаюсь я. — Простите, не вижу вашего звания.
— Что, посреди ночи погулять? А документики у вас имеются?
Это милиция. Ночной дозор.
— Имеются. Мы приезжие, гости столицы. В гостинице «Москва» проживаем, вот здесь, рядом. Днём некогда, дел много, вот, только ночь и остаётся, чтобы красотой полюбоваться.
