и на его место, как всегда, пришла страшная усталость. Под недоуменными взглядами окружающих, Гай подхватил пистолет с пола, засунул его обратно за пояс и вместе с Бальбом, в полной тишине вышел за тяжелые двери.
Теплый весенний ветер ударил в лицо, окончательно приводя в сознание.
Тяжело выдохнув, Гай опустился на разогретые солнцем ступени храма и достал из поясной сумки сигареты.
- Извини, Бальб я… - неловкая пауза заполнилась затяжкой, - Мне показалось, что это не ты.
- Да ладно, - Бальб усмехнулся и махнул рукой, - Забей, проехали. Децим?
Последовала долгая пауза, после которой Гай, наконец, признался:
- Децим. Права была Кальпурния, - губы растянулись в кривой усмешке, - Не надо мне было идти. С утра же чувствовал, что накроет.
Они помолчали.
- Так, а что это с тобой? – неуверенно спросил Бальб.
- Флешбеки, - отозвался Гай, - Это сложно объяснить. Любая похожая ситуация, и меня как будто накрывает пеленой, и я как будто снова там. Я знаю, звучит как бред, но… - он развел руками, - Они меня обступили и… Не знаю, я буквально кожей чувствовал, что сейчас меня пырнут в спину.
А потом удары посыпятся со всех сторон.
Бальб не успел ничего сказать. Сзади раздались быстрые шаги – и они синхронно обернулись.
Из храма навстречу спешили Пизон, Котта и окончательно проснувшийся Исаврик.
Все было готово к отъезду. Рабы суетились, догружая последний багаж, опустевший лагерь выстроенного в походный порядок шестого смотрел слепыми безжизненными окнами. Несмотря на поздний час, зеваки и мальчишки заполняли все прилегающие улицы вдоль дороги.
- Я быстро. Одна нога здесь, другая там, - забравшись на лошадь, отрекомендовался Калавий, - Десятый будет здесь через пару недель, я должен успеть.
Им было совсем не по пути – и сейчас был последний шанс лично переброситься парой слов.
- Павла с собой взять не забудь, - глухо отозвался Гай.
Последствия утреннего флешбека еще напоминали о себе усталостью. Рюкзак за спиной оттягивал плечи, но доверить дефицитную технику рабам-носильщикам значило лишиться ее навсегда.
- Да-да, я помню, - закивал Калавий, - Подбросить до Геркуланума, объяснить Ноннию Бальбу что к чему.
- …и оставить с ним охрану, - Гай смерил его серьезным взглядом. Снизу вверх, - Просто для безопасности.
Калавий мог идеально хранить секреты – но времени объяснять ему всю подноготную просто не оставалось.
- Понял, - с готовностью кивнул Калавий.
Перед тем, как забраться на свою лошадь, Гай протянул ему руку:
- Увидимся.
- Увидимся.
Колонна выдвинулась вперед в красноватых лучах закатного солнца – и только когда очертания Города скрылись в ночной темноте, Гай смог наконец-то вдохнуть полной грудью.
Впереди был Брундизий и восемь дней переправы.
Скоро была война.
[1] Здесь и дальше, если не сказано иное, имеется ввиду старший сын Марка Лициния Красса, который «триумвир» (первый триумвират во многом выдумка второго, поэтому - кавычки). Младший, Публий, погиб вместе с отцом, а старшего в той кампании не было.
[2] По сообщениям источников, Кальпурния уговаривала Цезаря не ходить на заседание сената на мартовские иды, потому что ей всю ночь снились кошмары про то, как его убивают. Вряд ли это правда, но картина хорошая, поэтому вайнот.
[3] Примерно в районе современного Мерсина, Турция.
[4] Совр. Селифки, Турция
[5] … Мессала Руф.
Яркое южное солнце и обилие красок вокруг вступили в неразрешимый конфликт с предчувствием надвигающейся войны, что появилось, как только нога ступила с трапа корабля на мокрое дерево причала – и с тех пор не отступало ни на секунду. Обеспокоенные перешептывания и взгляды, отнюдь не мирная суета, обилие вооруженных людей вокруг – все намекало на то, что война должна была начаться со дня на день.
С кем – оставалось для Ала загадкой недолго.
- Вот ведь ублюдок, - под нос прошипел Марк, когда мимо них, чеканя шаг, прошла группа мужчин в кольчугах.
Говорить громко было опасно – вокруг было слишком много любопытных ушей. Агрос уже навострил одно из них, но остался ни с чем – тихий разговор тонул в гуле переполненного людьми города.
- Кто? – шепотом спросил Ал.
- Секст, - прошипел Марк в ответ, - Люди говорят, что Цезарь со дня на день отплывает на Восток. Он ударит ему в спину, помяни мое слово.
Был ли он прав, ошибался ли – Ал не мог знать, но Секст не понравился ему с первого взгляда.
Он встретил их с распростертыми объятьями и доброжелательной улыбкой. Он общался с ними на равных, несмотря на очевидную даже Алу разницу в социальном статусе. Он без проблем перешел на греческий, когда понял, что не все из них хорошо владеют латынью. Он легко и непринужденно пошел на соглашение с ними. Он выглядел и вел себя как идеальный лидер.
Но каждую секунду, проведенную в его кабинете, Ал чувствовал фальшь.
Словно тонкая ткань маски, надетой на его лицо, иногда на мгновение отходила, являя миру то, что было скрыто под ней – что-то, куда менее доброжелательное и куда более неприятное.
Несоответствия и несостыковки порождали недоверие. Недоверие порождало подозрения. Подозрения порождали желание сбежать отсюда как можно скорее.
Едва покинув забитый людьми дом, Ал отряхнулся, словно пытаясь убрать с голой кожи рук невидимую грязь – и стало немного легче. Марк заметил этот жест и, встретившись с ним взглядом, понимающе ухмыльнулся, но ничего не сказал.
Просители Секста вряд ли отнеслись бы к столь нелестной оценке своего благодетеля хоть сколько-нибудь положительно.
Несколько следующих дней окончательно убедили Ала в необходимости как можно скорее делать ноги – и главный аргумент выглядел как один из подручных Помпея, что под вечер наведался в ту таверну в порту, которую они заняли целиком.
- Это вы – рабы из Кампании? – деловито сверившись с восковой табличкой, что была у него в руках, спросил он.
Несколько человек, неуверенно переглянувшись, кивнули, а один подскочил со скамьи, бросив амфору с пивом на пол, и крикнул:
- Мы не рабы!
- Да-да, извините, - едва усмехнувшись, быстро поправился посланник, - В общем, вы знаете условия. Мы признаем вашу свободу, но официальный Рим об этом иного мнения. Если вы не хотите снова оказаться в кандалах, за это придется побороться.
Бывшие рабы встретили его заявление с неимоверным воодушевлением. Душный зал таверны наполнился радостными и воинственными криками, но, когда посланник
