— Ладно, сгодится. В конце концов, есть такое слово «военная тайна». В общем, держим языки за зубами — велел дояр. Потом подумал немного и покачал головой:
— А начфины все — таки старшинами не бывают!
— Далось же тебе — досадливо сощурился Петров — Нехай он будет писарем при финчасти! Старший писарь — делопроизводитель.
— Годится — одобрил Семенов. А Лёха решил про себя, что черт с ними, пусть он будет писарем. Во всяком случае, не придется выкручиваться, придумывая, почему он моторы не знает, не в курсе, где они сейчас находятся и так далее. Вообще — надо хранить важный вид. Как ни странно в этот момент и сам Лёха поверил, что где-то в лесу им собственноручно зарыты мешки с деньгами. Как-то отчетливо это почуял и даже зауважал сам себя.
Танк на полянке поразил Лёху в самое сердце. Несколько секунд Лёха оторопело вертел головой разыскивая танк. Только потом до него дошло, что низенькая маленькая коробочка зеленого цвета — это танк и есть. Размером этот с позволения сказать агрегат был с Жигуль-классику, только еще и пониже, пожалуй, нескладный, неказистый и — тут отлично подошло слышанное когда-то слово — плюгавый. Петров видно целиком разделял те же чувства, потому как негромко — так чтобы танкисты не услыхали — пробурчал себе под нос: «Портсигар на гусеничках».
Экипаж был тоже странноватый — один танкист, кругломордый и явно ехидный, как Петров, другой — сухопарый, худолицый с пышными висячими усами и настороженным колючим взглядом, что делало его похожим одновременно на учителя школьного и на встревоженного рака, оба перемазанные в чем-то черно-коричневом. Представились, обменялись рукопожатиями, только вместо ладоней танкисты протянули сжатые кулаки, причем Петров привычно пожал им запястья, а за Петровым то же и остальные сделали. До Лёхи дошло, что видно так здороваются те, кто в тавоте всяком руки замарал.
— А что, крылатый винт, поможешь разобраться с мотором? — нетерпеливо спросил тот, что был в синем комбезе.
— Ну, попробую — пробурчал Лёха. Собственно в моторах он ничерта не смыслил, но помнил, что в них могут «засраться свечи» и что-то еще может засраться. А еще в моторе есть уровень масла. А еще надо попинать колеса, судя по анекдотам. Но тут не прокатит — на гусеницах танчик.
— Может, перекур сделаем? — предложил Петров, которому вид техники явно не понравился и потому он решил оттянуть решающий момент.
— Не получится — курить у нас нечего — сожалеюще заметил худощавый танкист и пригладил усы.
— Это исправимо, мы тут недавно разжились. Семенов, может, и перекусим заодно? Товарищи танкисты, говоришь, консервов обещали? — задорно спросил Петров.
— Обещали — с достоинством, как подобает солидному человеку, кивнул Семенов.
— Да берите — мотнул головой синий комбез.
Лёха тут же залез в деревянный ящик, вытянул обычную консервную банку и немного ошалел — на банке написано было не пойми по — каковски «СНАТКА» и нарисован какой-то жутковатый паукообразный зверь, почему-то красного цвета.
— Что это? — удивился он. Подняв взгляд, он убедился, что и остальные его спутники тоже вытаращили глаза.
— Крабы — лаконично ответил усатый.
— Цельный ящик крабов? — еще больше удивился Лёха.
— Уже не целый — ухмыльнулся кругломордый.
— Это что такое — крабы? — недоумевающее спросил Петров. Жанаев и Семенов промолчали, но видно было, что вопрос этот и у них возник.
— То же, что раки, только в океане живут — еще больше становясь похожим на школьного учителя пояснил усатый.
— А почему написано «СНАТКА»? — спросил Лёха, читая на банке всякое разное странное вроде Главрыба и Наркомат пищевой промышленности.
— Чего не знаю, того не знаю. Мы эти консервы пятый день едим и, как видите, живы пока. Действительно на раков похоже, сладковатее только. Хлеба бы еще к ним — размечтался усатый.
— И пива! И горчицы — заржал тот, что в синем комбезе.
— Горчица-то зачем? — искренне не понял Семенов. Пиво у него возражений не вызвало. Сочетание «Пиво-раки» — это ему было хорошо знакомо, видал в городе вывески, значит не только в деревне так лакомились, что сразу боец и сказал.
— Так все равно же нету ни того, ни другого, ни третьего — ответил синий комбинезон. Потом прищурился и спросил:
— А что у вас, хлебушек есть? Может, махнемся? Патроны нужны?
— Давайте тогда и перекурим и перекусим — решил Семенов.
— Я консерву эдихэ не буду — проворчал Жанаев.
— Тогда покарауль пока — вон в тех кустах засядь. А поешь потом, я тебя подменю.
— Лабтай! — согласился тот и обосновался в кустах.
Остальные поглядели ему вслед и стали накрывать на стол — то есть рядом с танком расстелили кусок относительно чистого брезента, расселись вокруг и танкисты выставили несколько банок, а пехота, не торопясь и с достоинством выложила на самобранку и хлеб, и вареную картошку и огурцы с луком и чесноком. Сало, правда, Семенов зажал, не то, что из жадности, а просто самый ценный это был продукт — компактный, легкий и нажористый, что было понятно даже одетому в летную форму потомку, а вот вареные яйца по штуке на брата зажимать не стал.
Лёха тут же вскрыл ближайшую к нему банку. Крабов он пробовал дважды, остальное время пробавляясь крабовыми палочками, которые стоили не в пример дешевле и его кошельку были доступнее. Под крышкой оказался плотный пергамент, а уж под ним, упакованное в бумагу нашлось и бело-красное крабовое мясо. И на вкус оно оказалось куда лучше, чем сделанные из безвкусного минтая крабовые палки. Не зря это кушанье считается деликатесом! К его удивлению остальные к крабам отнеслись куда прохладнее. С танкистами оно понятно — если лопать любой деликатес несколько дней — так приестся, но вот Семенов, вскрыв банку, жевал спокойно, Петров — даже с некоторой опаской. Лёха подумал было объяснить этим примитивам, что крабы — мировой деликатес, денег стоят немеряно и вообще они дураки, что не понимают свалившейся им удачи, но решил, что лучше помолчать.
Вряд ли такое выступление ободрило бы его сотрапезников. Особенно обоих танкистов, которые наворачивали огурцы с таким хрустом, что треск стоял. Да и остальному, что вывалила на стол пехота, они оказывали полное уважение. Видно было, что соскучились по нормальной человеческой еде. Сам Лёха не терялся и уплел две банки — свою и Жанаева. Тоже пожалев при этом, что нет пива, так был бы полный праздник. Попутно он слушал, о чем говорили за едой остальные. Тот, что в синем комбинезоне, младший лейтенант Логинов, оказывается, был мобилизован в первые дни войны, причем прибыл к месту службы со своим мотоциклом известной марки «Вандерер». Так и попал в мотоциклисты. Тот, что усатый, все время подшучивал над рассказчиком, почему-то называя его «кустарем-одиночкой с мотором», что почему-то понимал Петров, а Семенов только глазами хлопал. «Вандерер» этот был так отремонтирован, что признавал только хозяина и в чужих руках отказывался работать напрочь. Но, тем не менее, Логинов на нем носился достаточно лихо, выполняя свою таинственную фельдъегерскую работу, пока мотоцикл не пал смертью храбрых во время очередного воздушного налета. Бывший кавалерист Спесивцев встретился со своим нынешним напарником после того, как его бронеавтомобиль тоже приказал долго жить — придали несколько машин пехотному батальону, командир которого понятия не имел о том, как пользовать эту технику и погнал броневички вперед своей пехоты в атаку, словно это были танки. По заболоченной низинке, где в редком, но очень неприятном для этих хоть и бронированных, но все-таки всего лишь колесных автомашин, лесочке их и перещелкали немецкие противотанковые пушчонки. Пошло в атаку шесть броневиков, а вернулся только один. Да из экипажей сгоревших машин выбралось всего семеро, причем двое раненых, а четверо с ожогами.
Спесивцев печально погладил усы и продолжил. Обидно, конечно получилось, командиру броневичков надо было все же упереться, а не выполнять приказание это так слепо. Но тут дело такое, молодой лейтенант, только что из училища, а приказ отдал цельный майор. Фигура! Вот и погорели ни за понюх табаку в прямом смысле слова. Уцелевшие выбрались к расположению штаба разведбата, аккурат под очередную бомбежку, разделавшую блиндажи со штабом и стоявшую рядом технику под орех. Туда же и Логинов на свою беду прикатил в самый неподходящий момент. От любовно перебранного своими руками «Вандерера» нашел он после того, как «лаптежники» улетели, только переднее колесо, болтавшееся вместе с какими-то тряпками высоко на ветках побитой осколками березы. Так вот Логинов опешел. А дальше двое безлошадных встретились и стали пробираться к своим, сначала с группой таких же, потому как стало ясно — дивизия разгромлена, фронт укатил дальше. Потом часть публики рассосалась — кто в деревне, где пристроили раненых, остался примаками, кто просто слинял, не пойми куда. То, что немцы явно прочесывали места боев, и пришлось несколько раз ввязываться в перестрелки, тоже поспособствовало.
