Сделал вид, что говорю по-испански, скрывая русскую принадлежность. Белогвардеец с трудом понимает ломаную речь и переводит на немецкий.
Сбитый представился обер-лейтенантом Вернером Мёльдерсом, легион "Кондор", Люфтваффе. Утверждает, что считает себя весьма опытным пилотом. Почему тогда плёлся в хвосте?
На ходу придумываю себе испанское погоняло - лейтенант Пабло Муэрте, республиканская армия. Немец глянул чуть разочарованно. Потом обронил: всё в руце Божьей, и я едва удержался, чтобы не подпрыгнуть до потолка. Велел Григорьевичу и испанцам свалить, оставив меня с пленником наедине.
Латынь - мёртвый язык добрую тысячу лет, если не больше. Он же - всеобщий разговорный в преисподней, изменяется, развивается. Мёльдерс специально или рефлекторно сказанул про руку Божью на латыни двадцатого века! Не утруждаясь виражами вокруг да около, я спросил на том же загробном диалекте:
- Имя в прошлой жизни, быстро! Дата смерти?
- Манфред фон Рихтгофен, погиб 21 апреля 1918 года. Простите, а вы? Только не надо - "здесь я задаю вопросы". В преисподней наслушался.
- Скажу чуть позже... коллега. Вы - Красный Барон?!
- К вашим услугам.
- Ранены?
- В ногу и в поясницу. Зажило.
Значит, не такой я безнадёжный стрелок. Если из четырёх стволов да с тридцати метров.
- Последний вопрос: кто и зачем вас подселил к Мёльдерсу?
Лётчик улыбнулся и промолчал. Губа, кстати, у него тоже разбита.
- Подсказываю: семнадцатая канцелярия шестого небесного уровня.
- Нет. Соотечественники. Провели тайный обряд, призвали. Теперь в случае смерти я не вернусь преисподнюю, в германский сектор, а в другого аса вселюсь.
- Кого уничтожать приказано? Русских? Испанцев?
- Русских. Точнее - советских. А также французов и англичан, если они выступят врагами Рейха. Остальных сбивать по необходимости. Вы обещали информацию о себе.
- Начальник отряда. Задание противоположное - мочить немцев. Слушайте, барон, нас стравили между собой... Зачем?
- Не могу знать, - снова лёгкая улыбка на синеватых губах. - Я же не вертухай, простой зэ-га. Способности, полученные благодаря преисподней, имеются, но не чета вашим. Зато истребительный опыт больше.
Снова башня, более тонкий обряд. Вызвать молодую грешную душу неизмеримо проще, чем ветерана с моим послужным списком. Затем запихнуть её в тело избранного живого, не считаясь с уровнем греховности, как отправивший меня щепетильный ангел. Технически это возможно. Неужели в Анэнербе смогли восстановить обстоятельства моего вызова, учесть опыт и снова нашалить?
- Позвольте предположить: кроме магического приказа ещё морально мотивировали?
- Так точно. Рассказали про красный террор, коллективизацию, планы мировой революции. А также британскую и французскую угрозу Германии в ответ на нарушение Версальских условий. Разве враньё?
- Нет, - я вцепился пальцами в стриженый ёжик на голове, основательно пропотевший, несмотря на холод в открытой кабине "Фиата". - И у нацистов, и у большевиков масса мерзких качеств. Вот и разбирались бы друг с другом. Но кто-то из преисподней лоббирует, чтобы такие вызовы продолжались, а мы быстрее взаимоуничтожались.
- Ничего не могу поделать. Если меня расстреляете, вселюсь в другого пилота, - напомнил Мёльдерс.
- Слышал. Убивать не буду. Знайте же - ваши подвиги здесь наверняка увеличат срок до Благодати.
Мёльдерс-Рихтгофен напрягся, потом оценил откровенность и проявил благородство.
- Запомните: Эрик Хартманн. А на вашей стороне кто?
- О других не знаю. Не могу гарантировать, что их нет. Прощайте.
Я вышел из караулки натурально на ватных ногах. Красная Россия, меня с тобой ни хрена не связывает, кроме разве что пассажира в голове. Ну, пытал тысячи твоих покойных граждан, какая разница? Отчего же мерзко на моей бесовской душе при известии, что Анэнербе на борьбу с тобой мобилизует загробный мир?
Глава восьмая. Щедрости советской нет границ
Добиваясь от Ванятки адекватного поведения, перевёл ему беседу с Мёльдерсом. Парень врубился, что дело плохо, но не осознал - до какой степени.
"Ты тупой? Представь, что на Советский Союз двинет армия бойцов, которым пуля в почку не больнее царапины на пальце".
"Их же двое..."
"Откуда ты знаешь? Короче, я к себе мотнусь, постараюсь навести справки. Могу наше тело парализовать, поскучаешь пару часов. Или можно тебе доверить?"
"Конечно! - тут Ивана вдруг в сторону увело. - А ты Ленина видел? Можешь ему передать, что мы все как один, да по его заветам и за его дело..."
"Цыц! Это лишний час займёт. Можешь не сомневаться, в преисподнюю постоянно свежие жмуры сыплются, новости несут. Он прекрасно осведомлён".
Квартирант вдруг насупился.
"А ты его не..."
"Не истязал? Нет. Клянусь - не тронул ни единого волоса на его лысине".
"Ладно. Обещаю не создавать проблем. Знаю уже, что меня ждёт потом".
Вот и хорошо. Разумеется, я не стал объяснять, что вождя мирового пролетариата каждые сутки отдают в руки грешников, чьи семьи погибли от красного террора, продразвёрстки и Гражданской войны, потом Ильича реанимируют и - по новой. Его действительно никто не пытает... из администрации зоны.
Я нашёл себя или, правильнее, военлёта Бутакова в обществе двух очаровательных девиц и пустой бутыли из-под самодельного вина. Беглый просмотр его памяти показал, что он выболтал им наши секреты, но девочки ни слова не поняли по-русски. Он обиженно взвизгнул, когда Мария (так в Испании каждую третью зовут) и Хуанита очутились в моих объятиях.
"Ты - женат, Ванятка. У тебя - Лиза".
"Так чо сам их лапаешь?"
"А я не женат. И от своего имени могу. Тоже грех, но не смертный, как в твоём случае. Разрешаю подглядывать".
Отстранённый от браздей... браздов правления, Ванятка засмурнел. Потом спросил:
"Больно ты весёлый вернулся. Узнал чо?"
"Не много. Армия почти бессмертных, с вселёнными в них жмурами, нарушает правила. Босс согласился и отослал запрос наверх. Думаю, примут меры".
"Рихтгофена отзовут?" - с надеждой спросил пассажир, прозрачно намекая - и тебя тоже.
"Вряд ли. Что с воза упало... Там какие-то законы странные, проще перетерпеть его переползание в следующего грешника, нежели срочно выдёргивать обратно на зону. Кстати, в преисподней считают, что в ближайшие десять лет большая война непременно разразится".
При упоминании о десяти годах Ванятка тоже разразился, правда - словесами. Надеялся раньше избавиться? Терпи, грешник!
Героические полёты вокруг Альбасеты на этом закончились, потому что командование ВВС решило экспроприировать единственный "Фиат" для изучения основного истребителя противника. В уцелевший "Ньюпор-Деляж" не только меня, но и Копеца не загонят никакие силы рая и ада. Поэтому - бак с вином на дорогу и в Картахену. Как раз после обычного утреннего налёта "Кондора".
Алонсо на прощанье подарил мне нелепый "маузер" на ремне и в большой деревянной кобуре.
- На память, камарад. Читал, что в Мировую войну русские пилоты "маузерами" вооружались. Пятая колонна лютует в тылу, а у вас даже ТТ нету. Фелис бьяхэ! Счастливого пути!
- Адиос!
Где логика? Я ему самолёт разбил, а он мне свою артиллерию отдал. Ещё придумать надо, как оружие пристроить. Велик слишком пистоль. Пока обернул его коричневым пиджаком ОГПУ и забрался в кузов. Зато Ванятке понравилось. Он разговор сбоку завёл, издалека.
"Ты, как я понял, в Иерусалиме жил. Ну, где сказки про Христа всякие. А умер когда?"
"В шестьдесят седьмом году. Без тысяча девятьсот. Говорю - не люблю вспоминать".
"Наверно, странно тебе - современная техника. Тот же "маузер". У вас не было таких".
"Это - частности. В большинстве войн противники имели примерно равное вооружение. Важно не само оружие, а то, что оно убивает людей и отправляет души в чистилище. И без пушек-винтовок-танков на поле боя погибали десятки тысяч".
Грузовик тормознул на улице Альбасеты, показав глубину моей неправоты. Техника двадцатого века придала смертоубийству новые черты. Здесь порезвились "Юнкерсы", их я при самом большом умении не смог бы остановить единственным "Фиатом". Конечно, и раньше страдали нонкомбатанты, Иудейская война - не исключение. Но авиабомбы сказали новое слово в создании сопутствующего ущерба.
Страшное слово.
Духэтажные жилые дома, обыватели из которых не разбежались при гуле авиационных моторов. Голые стены, иногда две стены с пустым проёмом вместо окна, остальное - щебень, обгоревшие доски и балки перекрытий, лохмотья кровли и обугленных человеческих тел. Обезумевшая испанка, баюкающая чёрную головешку словно ребёнка. Присмотрелся - это и правда ребёнок, немного от него осталось.
