меня взглянуть? Да и чего это я так напрягся, подумаешь — ворона! Я ей не интересен. Она, поди, вон насекомых ищет, может кусочек мяса где учуяла, или червячка земляного увидала. Я ей точно не интересен. Ага… Ползём дальше.
— Она хочет съесть моего червячка! — завопил пацан. — А ну брысь!
Волны топота и волны робких, крохотных прыжков, двинулись на меня со всех сторон. Я оказался в эпицентре. Я оказался на острове в момент землетрясенья!
5 баллов.
7 баллов.
9 баллов.
Пошёл резкий подъём. Опять внутри всё сжало уже который раз за день! Вдруг резкое ускорение, тряска и покачивание из стороны в сторону, как в тот день, когда нас эвакуировали из города на вертолёте.
Металлический пол был залит кровью и усеян стреляными гильзами от автомата. Вокруг кричали женщины, мужчины. Истошно ревел новорожденный ребёнок на руках старухи, которая заботливо его завернула в клетчатую рубаху. Возле наших ног, на носилках, лежало тело. Без рук, без ног. Осталась голова с зелёными глазами, смотрящими на меня сквозь морфиновую пустоту. Кровь сочилась сквозь его одежду, пропитывая всё вокруг. Тонкая струйка затекла маме под ботинок, и она задрала ноги. Человек был жив. Накачанный всем, чем только можно, он держался из последних сил, но дух его почти уже испустился.
Стоявший рядом мужчина в военной форме достал шприц, присел на колено возле носилок. Окинул тело взглядом. И, выдохнув, сказал:
— Всё… больше я нихуя не могу сделать, братан… — и вколол.
Зелёные глаза моргнули. Затем еще раз, но медленнее. И на третий раз веки застыли где-то не середине, оставив видимыми белки глаз.
Из кабины пилота высунулся мужчина в шлеме, похожем на аквариум. Найдя взглядом того, что сделал укол, он спрашивает у него:
— Успели?
— Нет…
— Взлетаем?
— Да…
Мужчина с пустым шприцем в руке выпрямился. Пробежался глазами по головам пассажиров. Завидев меня, он убрал шприц, и начал стягивать силиконовые перчатки. Они были как вторая кожа, от которой он вдруг захотел избавиться. Защитный слой, пропитанный чужой кровью, больше ему не был нужен. Он хотел сделать что-то полезное. Помочь тем, кто в помощи не нуждался. Перчатка со шлепком слетает с его ладони, выбрасывая в воздух облачко пыли из талька. Тальк медленно оседает на пол, оседает на застывшей улыбке зеленоглазого паренька, как снег оседает на его ресницах. И даже, когда его лицо исчезает под куском брезента, тальк продолжает оседать, свертываясь в кровавые комочки.
Мужчина переступает через тело. Подходит ко мне, садится на колено. Его лицо переполняет грусть, но завидев меня — он начинает улыбаться. Его ладонь скользит в небольшой подсумок на его бедре и выуживает из него CD плеер c наушниками, напоминающими девчачий ободок.
— На вот, надень, — говорит он. — Тебе понравиться. Это самый охуенный припев, который только могли сочинить!
Мачехе было абсолютно похуй на происходящее.
Два красных поролоновых диска прижимаются к мои маленьким ушам.
Вертолёт сильно затрясло.
Мужчина нажимает кнопку “PLAY” на плеере.
Вертолёт начинает взлетать, и я слышу голос пацана:
Мои слезы, моя печаль…
Мои грезы — это тихий рояль…
Мои слезы, моя печаль…
Мои грезы — это тихий рояль…
С хвоста капает на пол.
— Отто! — вопит девка. — Ворона схватила нашего червячка!
— Стой! — кричит парень. — Стой!
А-А-А БЛЯ! Что происходит? Чувствую, как костлявые пальцы… нет, скорее даже голые кости, сжимают меня, болтая во все стороны! Прекратите! Так, а это что? Что-то влажное и шершавое трётся о мою кожу, затем пытается свернуть в комочек, как соплю, обвивает меня, обдав теплом. И влажно. Здесь влажно как в тропиках. Отчасти, мне даже приятно. Продолжай лизать меня… Ой, не так сильно, мне больно!
Вдруг стало тесно. Очень тесно! Так тесно, что как будто меня сложили гармошкой и пнули в спину, а я радостный дурачок лечу вниз внутри узкой горки похожей на трубу, даже не понимая в какой жопе оказался!
— Нет! — с трудом слышу крики пацана. — Она сожрала моего червячка! Тупая ты птица!
Мои слезы, моя печаль…
Мои грезы — это тихий рояль…
Глава 7
Меня сожрала птица? Вот это поворот. Не успел появиться на свет, как тут же стал лёгкой закуской.
Не подавись, птичка!
И спасибо, что без боли, без мучений, без расчленёнки! Был бы я на твоём месте — покрошил бы на мелкие кусочки, а потом, с наслаждением, насаживал бы их на вилку и ел. Но птица не я, она тупая, заглотила целиком, даже не насладившись моей вкусной плотью.
Но мне всё равно приятно, словно я очутился у себя дома в тёплой постели. На меня наваливается дюжина потных пышек и трутся своими тёплыми сиськами о моё лицо, тело. Опускаются ниже, щекоча меня своими кончиками волос. Ниже — и кто-то щекочет мои волосатые ляжки, тянет пальцы к прибору. Какие жадные баба! Одна схватилась за мой рычаг со всей силой и начинает тянуть! Тянет и тянет! Их пот течёт тонкими струями, быстро меня увлажняя. Он липкий и густой. И в какой-то момент моя кожа начинает гореть! Пот обжигает, как огонь или кислота!
Да что происходит, мать вашу!
До меня начинает доходить: я проскочил через глотку, и сейчас нахожусь в желудке. Полностью погрузился в желудочную кислоту, бултыхаясь в ней, как тонущая собака в бассейне, пытающаяся удержать голову на поверхности. Как жжётся! Это невыносимо. Долго я так не протяну, надо что-то делать! А что? Выйти как зашёл? Можно попробовать выйти через задний проход, но успею ли я… Может попробовать методику, которая уже спасла меня один раз? Похуй, живём один раз!
Начинаю тереться обо всё, что меня окружает, представляя жирных голых тёток. Вот я одной закладываю под складку жира, вот другой пихаю между сочных, бугристых булок в тот момент, когда третья толстуха чешет мне спинку своими длинными коготками. Ага… вот так… уххх… как хорошо
