— Пипин — это который майордом в Австразии? — уточнил Само.
— Он самый! — кивнул Григорий. — Это же они старую королеву предали.
— Ее казнили на моих глазах, — кивнул Само. — Я был в тот день в лагере франков. Так я не понял, за что же тебя выгнали?
— Видишь ли, — замялся Григорий. — Когда я это рассказываю, меня обычно бьют. А я этого ужасно не люблю...
— Не буду бить, клянусь! — поднял руку Само.
— Ну, тогда слушай, — вздохнул Григорий. — Видишь ли, когда читаешь Библию, то понимаешь, что бог не может быть один. Их много!
— Ты это прочитал в Библии? — выпучил глаза Самослав. — Там же написано строго противоположное!
— Да, — приоткрыл глаза Григорий, который уже понял, что бить его пока не будут. — Я это прочитал в Библии. Имена Бога — это на самом деле имена богов. Элохим — множественное число, я специально спрашивал у ученых иудеев. И еще! Тот бог, что отдал своего сына на лютую казнь, чтобы этой жертвой искупить людские грехи, не может быть тем, кто подарил иудеям Землю Обетованную. Это разные существа, понимаешь? Один — бесконечно добрый и всепрощающий, а второй — злой, жестокий и завистливый. Не мог милосердный господь радоваться убийствам, которые творил Иисус Навин, Ииуй и царь Давид. Если бы ты читал вторую Книгу Царств...
— Я ее читал, и я не совсем согласен с твоими выводами, — спокойно ответил Самослав. — Ты в курсе, что ты еретик?
— Вот как? — поднял на него изумленный взгляд Григорий. — Читал? Да кто ты такой?
— Меня зовут Само, и я уже сказал, что верну смысл твоей никчемной жизни. И тебе, парень, нужно бежать отсюда со всех ног. Если ты продолжишь болтать о таких вещах, то тебе не поздоровится. Тут у вас случайно еретиков на костре не жгут?
— Да вроде не слыхал о таком, — почесал всклокоченную голову Григорий.
— Ну, значит, ты будешь первым, — успокоил его Само. — Вещи собирай, если есть, что собирать. Мы уходим немедленно.
* * *
Увидеть Париж и умереть! Эта фраза в полной мере отражала все чувства, которые сейчас испытывал Самослав, глядя на великий в далеком будущем город. Только умереть нужно было от смеха. Жалкий огрызок, из-за которого десятилетиями враждовали короли-Меровинги, располагался на острове Ситэ, который был раза в два меньше, чем его запомнил Само по прошлой жизни. Небольшие островки, которые в шестнадцатом веке соединили тысячами тонн песка и камней с основным городом, в веке седьмом представляли собой заросшие камышом и ивой кусочки суши, которые торчали прямо посередине Сены. Там останавливались рыбаки, чтобы бросить свои сети, и они были необитаемы. На левом берегу, где раньше находилась римская Лютеция со своими непременными банями, театрами, храмами и цирком, расположились величественные развалины, которые ушлые монастырские арендаторы разбирали на постройки в обители святого Германа-на-лугах. Или Сен-Жермен-де-пре, как более привычно слышать нам. Старинный акведук давно не работал, а его надземная часть стояла как напоминание о былых временах.
Вокруг монастырей левобережья кипела суета. Именно они вдохнули новую жизнь в это место, где по большей части жили речными перевозками. Лодочники, гонявшие баржи с зерном до самого королевства Кент, что в Британии, были наиболее богатой и уважаемой частью горожан. С точки зрения фортификации все города Галлии представляли собой просто пустое место. Стены в три-четыре метра высотой, неряшливо сложенные из обломков, или представляющие собой обычный частокол, были непреодолимой преградой только для варваров, которые и такие стены брать толком не умели. В 470 году отец Хлодвига Великого, Хильдеберт I осаждал Париж десять лет. Безуспешно.
Была еще одна милая особенность в этой земле, которую любезно поведал Григорий, читавший в монастыре воспоминания своего святого тезки, турского епископа. Дело в том, что раньше короли, рвавшие эту землю на куски, как волки разрывают тушу оленя, воевали почти непрерывно. И, зачастую, несчастные люди просто не знали, чьими именно подданными они сейчас являются. То ли короля Гунтрамна, то ли короля Сигиберта. Собственно, они подчинялись тому, кто первым приходил собирать налоги, и беспрекословно открывали ворота любой армии, которая приносила клятву, что не станет жечь город. Преданность королям Меровингам у потомков галлов, римлян, готов, бургундов, сирийцев и иудеев, которые и жили тогда в городах, отсутствовала полностью, но правители, проявлявшие немалую мудрость, не обращали на это ни малейшего внимания. Не смог удержать город — сам дурак! Жители-то тут при чем? Эта фантастическая логика работала уже лет сто, и именно поэтому города Галлии не были уничтожены в пламени бесконечных гражданских войн, которые шли между королями. Самослав слушал рассказы Григория, который был просто кладезем информации, и мотал на ус. Он оценил качество караульной службы, которую несла графская стража, и разочарованно хмыкал. Он бы таких вояк в нарядах сгноил. Не караул, а дыра! Стражников интересовала только мзда, которую они могли взять с каждой телеги, что приезжала на торг.
Париж не впечатлил его вовсе. Перебравшись через деревянный мост, который соединял левый берег с островом, Само оценивающим взглядом окинул городские укрепления, где приземистые башни были соединены стенами, собранными из какого-то мусора. Так ему показалось, по крайней мере. Впрочем, горожане тут были важные, и безмерно гордились тем, что пока их город никому не покорился. Как уже понял Само, это в большей степени было заслугой реки и договора между королями, согласно которому Париж являлся их общей собственностью.
Каменных строений здесь было немного. Базилика святого Стефана, которая стояла прямо на том месте, где столетия спустя вырос собор Нотр-Дам де Пари, да королевский дворец, который, как шепнул на ухо Григорий, был старыми римскими банями. Мрачное сероватое здание, сложенное из плинфы, так впечатлило великого короля Хлодвига, завоевавшего Галлию, что он повелел сделать там небольшой ремонт. После этого он торжественно переехал туда из того длинного деревянного сарая с коптящим очагом, что был привычным домом каждому германцу. Все равно в римской Лютеции не было здания лучше, чем это. Точнее, более целого. Меровинги перестраивали старый дворец, иногда забрасывали его, когда по соглашению братьев-королей никто из них не имел права жить тут. Его величество Хлотарь не любил Париж, хотя провел в нем свое детство, и перебрался на виллу Клиппиакум. Имение, отнятое франками у какого-то римлянина Клиппия позже стало предместьем Парижа Клиши. А пока это была обычная римская вилла, окруженная лесом, где король любил охотиться на кабанов. Старый дворец по-прежнему оставался самым значительным зданием города, который, по большей части, был застроен деревянными домишками различного размера и степени уродливости. Дома тесно жались друг другу, ведь на небольшом острове места было весьма немного, а переселяться в предместья коренные парижане не хотели. Это было ниже их достоинства. В тех местах селился всякий пришлый сброд, который пришел сюда, чтобы заработать на кусок хлеба под защитой монастырских владык. Это высокомерие имело под собой и чисто практическую основу. Ведь если разобрать мост, то крепость на острове становилась неприступна. Знай, подвози зерно и лови рыбу!
Именно тут, в этом городе жил человек, который делал лучшие шлемы и кольчуги в королевстве франков. Были ли у Самослава шансы переманить к себе самого известного мастера из всех, кто работал в этих землях? Да, ни малейших! И он полностью отдавал себе в этом отчет. Но у него был неплохой шанс переманить к себе его подмастерье. Из тех, кому ничего в этой жизни не светило. Звали этого парня Лотар, и эти сведения обошлись недешево. Приск потратил немало времени, пока собрал нужную информацию. Во всем этом была одна проблема, парень никуда ехать не хотел. Хитрый мастер обещал ему в жены свою дочь, и держал этим на коротком поводке. Он не уточнял, какую именно дочь из семи, а ведь младшей еще не было и десяти лет. В результате толковый парень работал почти задарма, надеясь когда-то в будущем стать совладельцем мастерской и уважаемым в обществе человеком. История более, чем обычная для Средневековья, когда талантливый паренек, не имеющий влиятельных родителей, только так и мог обеспечить свое будущее. А этот и вовсе никаких родителей не имел, он был полным сиротой. Вытащить нужного человека у Приска не получилось, и Самослав решил сделать все сам, применив методику агрессивного хантинга, с которой он неоднократно сталкивался в своей прошлой жизни. Лотар жил прямо в мастерской, и спал на убогом топчане недалеко от того места, где трудился. Он нечасто выходил из дому, ведь работой хозяин его не обижал. Даже наоборот, этой самой работы у него было просто по горло. Но вот сейчас он вышел, и проныра, нанятый в свое время Приском, ткнул пальцем в рослого парня с бычьей шеей, и скрылся в толпе, сжав в кулаке потертый римский денарий. Они еще вовсю ходили в это время.
