1 На самом деле всех четырех императоров звали Ираклиями. Но уже при жизни Ираклия Константина называли Константином, Ираклия II — Ираклоном, а Ираклия младшего — Констанс (будущий Констант II).
Глава 8
Апрель 637 года. Константинополь.
Слабым местом всех римских городов был именно порт. Как правило, укрепления там были смехотворные, ведь даже в Константинополе так называемые «морские стены» были куда ниже и тоньше, чем Феодосиева стена. А еще в этих укреплениях было пробито множество ворот, по которым непрерывно везли товары и зерно, и это не лучшим образом влияло на оборону города. Помимо всего прочего императорские дворцы примыкали к этим стенам вплотную и были их продолжением. Никому и в голову не приходило всерьез опасаться нападения с моря. Римский флот решал эти вопросы вполне успешно, а течение Боспора таково, что стать здесь на якорь было совершенно невозможно. Mare Nostrum, «Наше море», таким в Империи считали эти безбрежные голубые просторы. Оно было безопасно, за исключением берегов Греции и Далмации, но с тамошним герцогом все, кому надо, уже договорились. Времена лихих пиратов-вандалов давно прошли, а будущие арабские корсары еще не были мусульманами. Они пока еще считали себя финикийцами и греками, и занимались морской торговлей, не помышляя о разбое.
Гавань Элевтерия, где стояли немногочисленные суда императорского флота вперемешку с судами купеческими, охватила паника. Искусственная дамба, проведенная от острого мыса, превратила небольшой залив в кольцо с узким горлышком. И прямо сейчас выход из порта перекрыли три корабля, на борту которых купцы прочитали названия, написанные латынью — Берсерк, Молот Тора и Фемистокл. Корабли приготовились к атаке, а с их палуб послышались резкие отрывистые команды. Ничего хорошего это не предвещать не могло, а потому люди беспорядочной толпой повалили в город, пока не закрыли ворота. Только самые любопытные, глупые и смелые увидели, как из отверстий на носу словенских кораблей показались металлические желоба, из которых с гулом вылетели странные шары. Шары эти ударили в борта императорских дромонов, расплескивая вокруг себя брызги огня и осколки обожженной глины. Парочки таких шаров хватало, чтобы жадное пламя тут же начинало пробовать на вкус сухое дерево. Один выстрел, другой, третий… Одуревшие от ужаса моряки прыгали в воду или на пирс, пытаясь удрать подальше от этого ужаса. Лишь единицы из них пытались спасти свои корабли. Закончив стрельбу, нападавшие пошли на веслах, медленно разрезая тихую воду прибрежной бухты. А там уже занимался нешуточный пожар. Какие-то суда горели ярким факелом, а на каких-то пламя еще только разгоралось. Были и такие, где команды не растерялись и начали тушить свои корабли, и тогда эти смельчаки узнали на своей шкуре, что такое гнев богини Хель. Дыхание демоницы севера превратило римский флот в пылающие факелы. С ним же сгорели и те купеческие корабли, которым не повезло стоять рядом.Они разделили его судьбу. Блокирована была и гавань Юлиана, но в той стороне сейчас было спокойно. Там шли переговоры.
— Ваша светлость! — патрикий Феофан коротко поклонился Святославу, который принимал его на палубе корабля, огибавшем город с юга. — Я прислан великими и непобедимыми августами Ираклием и Константином, чтобы засвидетельствовать вам их дружеское расположение. Ваш отец, архонт Самослав, любим нашим повелителем, как собственный сын. Василевс так дорожит дружбой с правителем склавинов, что пожаловал ему сан патрикия. Высочайший сан из всех возможных! Так к чему этот налет? Зачем вы сожгли беззащитный корабль портового коммеркиария? Ведь он всего лишь выполнял свой долг. И как вы смогли пройти сюда? Ведь наши корабли патрулирует море…
— Ваши корабли догорают в пятнадцати милях отсюда, — спокойно ответил Святослав. — Они решили преградить нам путь. Это было смелое, но глупое решение. Ваши лохани не соперники нам. Они решили, что лучники на борту и горшок с углями на длинной палке им помогут. Я тебя расстрою, ромей! Так воевали на море еще пятьсот лет назад, но с сегодняшнего дня так больше не воюют.
Патрикий замолчал, переваривая услышанное. Он ежился под насмешливыми взглядами воинов и старался не смотреть на десяток человек, которые стояли на табуретах с петлей на шее. Паруса были спущены, а с реи спускались веревки, завязанные затейливым узлом. Корабль покачивало на волнах, и на лицах перепуганных людей застыло выражение неописуемого ужаса. Не так страшна сама смерть, сколько ожидание того, что она может наступить в любой момент, когда внезапный порыв ветра ударит волной в борт корабля.
— Где мой дядя, ромей? — Святослав резко прервал полившийся было поток цветистых славословий. — Если его не приведут ко мне немедленно, я буду каждую четверть часа вешать по одному из этих людей, а потом спалю все, до чего добьют мои огнеметы.
— Ваш дядя, сиятельный? Я не знаю, где он, — побледнел патрикий, который только что разглядел, кто стоит перед ним с веревкой на шее. — Господи помилуй! Патриарх Александрийский Кир… Вы не посмеете… Но как он оказался здесь? Эпарх Александрии тоже здесь… Святые угодники! — до него внезапно дошла вся жестокая правда, и вельможу ощутимо закачало. И вовсе не морская волна была тому причиной. Перебои с поставкой египетской пшеницы означали голод и бунт в столице.
— Да, я только что взял Александрию, — любезно пояснил Святослав. — Теперь Египет принадлежит Словении по праву войны. Это будет наказанием для тех, кто пытался отравить моего отца. Когда сюда приведут моего дядю, я отдам вам и этого епископа, и эпарха, и всю эту братию. Они мне без надобности.
— Но великие августы Константин и Ираклий… — промямлил патрикий. — Вам надлежит испросить…
— Левый борт! — рявкнул Святослав в бронзовую трубу, уходившую вниз, под палубу. — Дворец Буколеон, третий этаж, второе окно слева. Одиночным, огонь!
— Есть! — раздался глухой голос из трубы.
Из отверстия в носовой части высунулся какой-то металлический желоб, и вылетел глиняный шар, который разбился о стену дворца, забрызгав ее липкими пятнами жидкого пламени. Промазали. Корабль все-таки довольно ощутимо качало.
— Пошел вон! — сказал Святослав бледному, как мел патрикию. — Даю вам времени до заката. После этого я буду вешать ваших чинуш и топить ваши корабли. Тот, кто попытается улизнуть из портов Константинополя, будет сожжен сразу же, как вон тот хеландий! — и Святослав ткнул пальцем в горизонт, где «Неарх» выплюнул струю пламени в какого-то купца, который решил убежать из гавани Юлиана.
— Но…!!! — патрикий трясущейся рукой ткнул в затухающее пятно на стене дворца. — Умоляю! Там же…!
— Да, я знаю, там личные покои твоих императоров, — с удовлетворением ответил Святослав. — И я с большим удовольствием сожгу их к чертям собачьим. Я спалю дворец Буколеон, я спалю дворец Юстиниана, а потом спалю вообще все, что будет в досягаемости выстрела моих баллист. А они бьют на тысячу локтей. Если ты не готов тушить свой собственный дом, патрикий, то приведи сюда моего дядю. Если ты не знаешь, где он, спроси у императрицы Мартины. Уж она это знает точно. Все понял? Тогда выметайся с моего корабля!
Патрикий спешно отплыл, а в гаванях столицы началась суета и паника. Из складов тащили товары и грузили их на телеги. Кое-кто попытался поживиться в поднявшейся сутолоке, и на берегу завязались настоящие бои между купцами, стражниками и всякой швалью, охочей до чужого добра. Так прошло пару часов, и солнце медленно, но верно клонилось к горизонту. В море не было ни души, ведь даже рыбаки спешно ушли в безопасные места. Залив Золотой Рог, омывавший город с востока, перекрыли толстой цепью, а гавани на западе города блокировали княжеские корабли. Облако ужаса накрыло Константинополь, не забывший еще прошлую осаду, и его тяжесть чувствовалась даже здесь, на борту корабля. Тем больше удивился Святослав, когда навстречу словенским дромонам стрелой помчалась небольшая лодчонка. Она буквально взлетала над водой, когда ее пассажир делал могучий взмах веслами. Это было так любопытно, что Святослав поднял руку, останавливая лучников, которые уже приготовились было стрелять.
