В следующее воскресенье я, ночным поездом, уехал в Москву.
Глава 19
Город Обнинск и в двадцать первом веке останется таким же. Неспешным, деловитым, типовым городом. Разве что появятся ТЦ и новые кварталы.
Первые, кого я увидел, войдя в деканат, это была моя бывшая, и её муж. Мой хороший товарищ всю мою последующую жизнь — Валера Татищев.
С учетом обстоятельств — его жена была на первом курсе моей девушкой, дружбы между нами не было. Она бы не позволила. Но всю жизнь мы с ним пересекались и имели деловые контакты. Достаточно сказать, что он был разработчиком КД приборов, что я выпускал на заводике, что у меня отжали.
Валера, в отличие от меня, был изначально нацелен на серьезную академическую карьеру. И она у него вполне сложилась. Блестящий аналитик, смелый теоретик, вдумчивый ученый — это все про него.
Да и о том, что моя песенка, как владельца завода, спета, мне сказал он. Он просто просчитал ситуацию раньше меня. Он тогда приехал ко мне в офис, и спросил:
— Ну что, Коля. Олег у тебя завод уже купил?
И меня наконец озарило. Был декабрь, у меня недавно помер лучший друг, а тут еще непонятная возня вокруг производства. Я, вообще-то, думал это губер лезет в долю. Смотрел на это философски, твердо зная, что отделаюсь легко. Ну, отслюню ему долю, процентов пять. Ну, дам парадную должность какому-нибудь его племяннику. Он, этот племянник, в конце концов, сгинет где-нибудь в Майами, объявляясь пару раз в год с просьбой заслать деньжат. Ну и хер с ними.
А на очевидные несуразности, указывающие на то, что мной занялся серьезный парень, не обращал внимания. Но Валерины слова меня встряхнули, и я отчетливо понял, что мне кранты. Ну, то есть, я мог оставить захватчика с носом. Продавшись другому захватчику. И никак иначе. А быть самостоятельным мне уже не дадут.
Валера между тем говорил:
— Коль. Если я правильно понимаю, заплатят тебе очень прилично, и ты теперь богач.
— Иди в жопу. Исполнив контракты, я бы имел на порядок больше. Не говоря о том, что можно было расширяться.
— Николай Петрович! Ты — лучший из стартаперов которых я знаю. Ты умудряешься из говна и палок замутить действующее производство там, где остальные уходят с убытком. Это не эти, нынешние. Надергал баз из тырнета, скоммутировал их движком из игрушки, и туда же — я сделал ПРОЕКТ, и веду еще три. И даже миллион рублей заработал.
В этом месте мы с ним начали ржать. К нему один такой недавно приходил, и он мне присылал видеозапись беседы. Петросян нервно курит.
— У меня к тебе предложение, Петрович. Смотри какую я штуку придумал, — он развернул на столе большой лист эскиза блок-схемы. — Ты помнишь, сколько стоило обследование ЛАЭС под продление ресурса?
— Пятерку ярдов, правда поэтапно.
— И мы ни при чем?
— Ну, не все же сразу. Там и без меня желающих — три института, и твой, Валерик, в том числе. Я слегка на поставках и интеграции.
— Эту малину нужно прекращать. Вот, смотри, установка. В Нити склепали диагноста реактора, но как-то не чешутся. А мы почешемся, и встроим в нашу установку. Заодно инструментально оцениваем всю электронику разом. Параллельно сравнивая качество измерений. И на этом основание выдаем рекомендации, на замену и работы. Будем продавать за ярд. Ребята АСУТПшники обещают дать коды, если мы их возьмем в долю. Если сейчас взяться, то к выставке уже будет готовый образец. Уболтаем дать нам сравнить с их проектом.
— Хм. И что ты за это, Валера хочешь?
— Я скромный, тридцать процентов от прибыли по реализации. Но ты учти, что собирать будем в Бельгии, и продавать не только нашим, а и французам с англичанами. Потому что — что? Потому что датчики будем брать у бельгийцев. Только буржуям уже по пятерке будем отдавать. И софтину в Антверпене закажем. Есть там один негр, — гений, хоть и обдолбаный. На мне будет аттестация, ТУ, и методики. Как?
— Ты, Валера, окуел слегка. Идею я понял. И теперь встану, и поеду в Бауманское. Или в альму, нашу, матер. Найму пятикурсников, за рупь двадцать и мерседес под жопу. И все, что ты мне нарисовал, буду собирать на Урале. Ну, в Курск сгоняю. В Дубну. Фирмочку в Зеленограде открою. И стоить это будет миллионов сто. А не семьсот как у тебя. Ответь мне, Валера, нахер ты мне нужен? Да еще и за тридцать процентов?
Наверное, это отблеск его очков пропал, и я увидел его взгляд. И вдруг понял, что не только уже плюнул на то, что у меня скоро отожмут производство. Но и вполне реально прикидываю, как и что буду делать с этим его проектом! И пришел в бешенство.
— А знаешь, Валерий Евгеньевич. Ну его в жопу. Мне надоело таскать каштаны из огня. Вот езжай к Олегу, и скажи, пусть шлет гонца, я все осознал. Или ты от него?
— Коля, ты не так меня понял…
— Все я так понял! С ним и занимайся. И пусть это у вас, будет стоить как адронный коллайдер. Такое мое тебе пожелание.
В общем, тогда мы расстались друг другом недовольные.
Но сейчас, у меня ни малейшего повода делать лицо при встрече с ним. Они пришли в деканат, менять фамилию его жены в документах на Татищеву.
Она, увидев меня, как раз сделала лицо. Никогда не понимал, почему девушки, встретив бывшего, делают надменно-отчужденное лицо? Хочется сказать в такой момент — ау! Я не раз видел тебя голой, не старайся изображать бог весть что! Тем более что я тебе ничего плохого не сделал. Ну — расстались, бывает. Насколько я помню, это было взаимное решение. Она хотела замуж, а в общем — определенности. А я… ну какая со мной определенность? В девятнадцать-то лет? Так что, вернувшись из армии, с облегчением узнал, что она замужем за Валерой. Ну и шарман. Но она, видимо, осталась в досаде, что я не полз и не взывал, рыдая. Приятельствуя с Валерой, я часто думал, что лучше — потешить её самолюбие и изобразить страдание, или просто общаться с ее мужем, не особо сближаясь? Так и не знаю. А сейчас это уже не важно.
— Ты и вправду переводишься? — спросил Валера.
— Ага. Меня здесь не любят. Светка, вон, и не здоровается.
— Ты, Андреев, так страдаешь, так страдаешь! — фыркнула она.
— А как же! Весь извелся. Но я уважаю твой выбор, и тихо уезжаю.
Подмигнул Валере, и постучал в дверь деканского кабинета.
Из окна электрички наплывающая Москва выглядит затрапезно. Возвращаясь из Обнинска я снова думал о том, что нечего в этой Москве мне делать.
Созданная такой, какая она есть, недалеким Сталиным, она вскоре превратиться в Метрополию. А вся остальная страна станет колониями, из которых в Метрополию будут приезжать дикие кочевники, бросившие размеренную жизнь ради куска хлеба. Москва, это город чиновников и для чиновников. В отличие от Питера, созданного как альтернатива Москве, и проигравшего борьбу. От Питера — преданного большевиками и ставшего никому не нужным. От того самого Питера, что исторгает все чуждое, и, в грязи и мучениях, рождает направление движения для остальной России.
Спускаясь в метро, я думал о том, что уже жил в Москве. И, при всех успехах, так и не полюбил этот город. Впрочем, и времени на эти глупости не было.
Ещё уезжая в Обнинск, я зашел к Суркову домой. И оставил записку со своими новыми координатами в Питере. Он вскоре объявится. А то уж совсем тоска.
Глава 20
Сурков пришел под вечер. Оставил на автоответчике суровое распоряжение ждать. А мне что, недавно вернулся из Обнинска, варю макароны. Он пришел со сломанным зонтом и рюкзаком.
— Это что? — показал я на зонт.
— Это будет коллаж. Ты живешь, Дух, как в сарае, никакой красоты.
Он прошелся по квартире. Я вывалил макароны на сковородку и пошёл за ним.
— Сурков, над твоим диваном. Других вариантов нет.
— Смотри! — он слегка раскрыл зонт, больше не открывался, и подвесил на стене на гвоздик — сразу появились изысканность, и шарм!
Я повернулся и пошел обратно на кухню.
