— Завтра возьмешь, — утешил расстроенную боярышню Константин. — Перед тем, как поехать на казнь, быстренько заскочим на второй план, я, наконец-то, возьму теневой шаг, а ты резерв. Потом там, где будем приземляться на пути домой, будем посещать места силы. У нас теперь нет недостатка в сферах. Да, кстати, надо бы выполнить долг перед кругом. Отойди в сторонку. Как там говорил боярин, воззвать к духу? Вран, — мысленно окликнул он хранителя, — мне нужно в круг.
Секунда, и вот под ногами у Константина уже не зеленая трава лужайки, а каменная площадка, исчерченная тысячами рун.
— Решили опробовать новые силы, Ваше сиятельство? — поинтересовался Вран.
— Верно, — ответил Воронцов и, задрав голову, мысленно нащупал границу четвертого плана.
Какое-то время ничего не происходило, но вот у него над головой появилось черное непроглядное зеркало, трещин не было, вернее, в пределах видимости появилось несколько мелких, но затянулись сами собой. Значит, пока что без разрывов на его участке.
— Убирай, — распорядился Константин, и снова у него под ногами аккуратно подстриженная лужайка.
— Это что было? — удивленно спросила Юлия. — Мне показалось, ты на мгновение стал зыбким и полупрозрачный, посмотрел вверх, шевельнул губами, затем снова обрел свое тело.
— Не показалось, это теперь мои новые обязанности, — улыбнулся Воронцов. — Пойдем, примем ванну, и спать, утро завтра будет хлопотное…
Глава седьмая
Площадь перед городской управой, где накануне Константин беседовал с народом и принимал клятву у градоначальников, была забита людьми. Виселицу установили шагах в десяти от крыльца. Сейчас она была оцеплена дружинниками, которых собралось немало, сам же боярин со свитой и правители города стояли на небольшом балкончике второго этажа. Баронесса и ее сыновья с разрешения Воронцова покинули город на рассвете. Единственное, что позволил Константин, это попрощаться с бароном, ни Несса, ни сыновья смерть отца и мужа видеть не хотели, и боярин снова пошел им навстречу. Задавая местным вопросы по поводу барона и его семейства, Константин был весьма удивлен, все говорили, что они жили в любви и согласии, а среди аристократов подобное — большая редкость, чаще все эти семейства «банки с пауками», где сыновья ждут не дождутся, пока батюшка на костер не отправится, чтобы уже вцепиться в глотки друг другу. Поэтому Константин и не потащил баронессу на казнь. Четыре грузовика — два с имуществом, два с бойцами, оставшимися под рукой Нессы Торбин, вернее уже Наровой, к полудню уехали далеко. Но все равно расслабляться не следовало, и Тихомир с двумя гвардейцами прикрыл боярина мощными щитами, да такими, что площадь в пыль от удара ведой обратится, а купол над балконом останется целым.
— Мал, — позвал Воронцов, стоящего справа от Юлии ведуна, — у меня к тебе будет просьба, я хочу, чтобы барона повесили, прикрой-ка его щитом, но так, чтобы никто не понял, что он у него есть.
— Думаете, Ваше сиятельство, кто-то из его подручных решит убить Волода, чтобы тот избежал позорной петли?
— Есть у меня такие мысли, — отозвался Воронцов. — Он правил здесь четыре года, и надо сказать, неплохо, так что, люди к нему относятся хорошо. Меня же они не знают, поэтому могли что-то и задумать. Тихомир, стрелки на крышах?
Сотник кивнул.
— Лучшие два десятка из наемников боярина Рысева.
Константин достал серебряные часы из проклятой столицы, и посмотрел на время, пора было начинать — без двух минут тринадцать.
— Збыслав, давай, у меня нет времени торчать здесь, я уже должен быть на пути в Тверд, — скомандовал Воронцов градоправителю, и тот, кивнув боярину, поднес к виску мыслеглас и дал отмашку.
Не прошло и минуты, как двери управы распахнулись, и в сопровождении четырех гвардейцев появился барон. Теперь на нем не было парадного камзола, он был бос по старой росской традиции, белая рубаха, обычные такие же белые штаны, подавители на руках. Вот и все.
Народ загудел. Воронцов прислушался к эмоциям толпы. Да уж, народу плевать, славным человеком был Волод Торбин или дрянным, хорошо им было под ним или так себе, но люди сюда пришли на шоу, их совершенно не интересовала справедливость, хотя в данный момент Воронцов действовал, руководствуясь исключительно ей.
Волод, гордо глядя в толпу, с прямой спиной уверенно взошел на эшафот.
— За участие в мятеже и за попытку убийства его светлости боярина Воронцова, — голосом, усиленным ведой, чтобы все слышали, произнес главный судья, — Волод Арестович Торбин лишается своего титула. Все его земли переходят во ведение боярина Воронцова Константина Андреевича, коими он может распоряжаться, как ему заблагорассудится. За попытку убийства и мятеж Волод Торбин приговаривается к смерти через повешенье.
И снова толпа загудела, и снова не осуждающе, ей в кайф, когда вешают тех, кто ей правил.
Гвардейцы синхронно шагнули в стороны, образуя квадрат, и Волод остался стоять на люке. Помост был высоким — метра четыре, так что, если повезет, он сломает себе шею. Палач, как ни странно, лица не прятал, это был крепкий мужик лет сорока пяти с сединой в темных волосах, накинул петлю на приговоренного и затянул.
Теперь выход Воронцова. Константин еще раз окинул внимательным взглядом площадь и дома, ее окружающие, и, не обнаружив ничего опасного, сделал шаг вперед к перилам.
— Волод Торбин, последнее слово.
Бывший барон повернулся в сторону ратуши, зло посмотрел на боярина и только слегка покачал головой. Константин кивнул в ответ и поднял руку. Палач, отошедший к рычагу, взялся за него, не сводя взгляда с боярина. Сейчас, по идее, все должно случиться. Но ничего не происходило. Секунда, две, три, но выстрела или чего-то еще не последовало, и Константин резко махнул, отдавая команду.
Палач тут же дернул рычаг на себя, и бывший барон полетел вниз. На высоте двух метров веревка резко натянулась, толпа даже дыхание затаила, хреново людям без телевизоров, и в этой оглушительной тишине Константин услышал отчетливый хруст ломающихся позвонков.
— Приговор свершился, — выкрикнул судья, и толпа снова загудела.
Константин поднял руку, и все затихли.
— Скоро я вас оставлю, — четко и громко, голосом, усиленным ведой, произнес он. — Там далеко, на западе, тьма висит, уже не исчезая. Пали несколько Латинянских королевств, и если ее не остановить там, она придет сюда, и тогда она будет распростерта над всем миром и нам, людям, места в нем не будет. Сейчас начинаются приготовления к войне, никому не удастся отсидеться за спинами других, так что, готовьтесь, скоро я призову вас. И пусть вас не тешит мысль, что тьма далеко, она уже хозяйничает у вас, хотя не так сильно, как на севере, но разоренные поселки и нападения тварей — лучшее доказательство.
Константин развернулся и пошел прочь, его дела здесь были далеки до завершения, но судьба страны будет решаться, как он и сказал, там, на западе, а значит, ему пора поближе к линии фронта.
Усадьба была запечатана, слуги и гвардейцы покинули ее. Воронцов спустился к черному ходу и быстро запрыгнул на заднее сиденье в лимузине покойного барона. Рядом с ним уселась Юлия, ну и Мал привычно занял место на переднем сиденье. Шофером временно подрабатывал один из гвардейцев, остальные спутники Константина заняли другую машину, пора было отправляться.
И тут только до Воронцова дошло, что им придется пробивать коридор через толпу людей, собравшихся на площади. Вот этого он не предусмотрел. Зато, как оказалось, об этом позаботился Тихомир. Воронградские дружинники сделали все, как надо, и когда машины вынеслись со двора, то спокойно миновали толпу, и уже через полминуты оказались на центральной улице, ведущей из города.
— Надо было все же оставить тут своего представителя, — заметила Юлия.
— Не начинай снова, — попросил Константин, — мы уже это обсуждали. Кого оставить? Горда? Ладу? Дрозда? Это не их уровень. Мал служит роду Рысевых. Радим подошел бы, но он капитан леткора. Мне не хватает кадров. Остаешься только ты, хочешь?
